Читать интересную книгу Новочеркасск: Роман — дилогия - Геннадий Семенихин

Лаврентий Возлюбленный в тот момент брошенные французами провиантские повозки в поисках спиртного осматривал. Ему страсть как согреться об эту пору захотелось. Но французы так все чисто вокруг повыгребали, что ему одни пустые бутылки попадались. И вдруг старичок в лохмотьях навстречу. Наш Возлюбленный принял его за литовца и спрашивает: «Дед, а дед, тут близко еще какие брошенные повозки есть?» А Ней не будь дураком да покажи ему в сторону ближайшей балочки. Иди, мол, туда и все как есть найдешь. Наш Лаврентий как скаженный бросился. А наполеоновский маршал тоже бегом, да только в другую от него сторону и с еще большей скоростью. Шутка не шутка, а утек. Однако никак он уже не походил в своих лохмотьях на первого маршала Франции. А ведь строгий какой был. Покойный Лука Андреевич Аникин, царство ему небесное, от самого Платова слыхивал, как он, уходя из Смоленска, хорохорился. Прежде чем драпака задать, с призывом к своему воинству обратился: «Солдаты! Неужели вы предпочтете постыдный плен славной смерти за императора?»

— Ну и что же? — всколыхнулся над костром чей-то сиплый голос.

— Бежали, — лениво ответил Крайнюков. — Что солдаты, что маршал.

Сидевшие у костра дружно засмеялись. Ветка хрустнула под ногой Якушева, и все оборотились.

— Садись, урядник, — сказал кто-то предупредительно.

Навстречу Андрейке встал Сергей Чумаков, подошел вплотную и дружески положил ему руку на плечо.

— Здорово, земляк, вроде сегодня с тобой не видались.

— Вроде нет, — согласился Андрей.

Сергей придирчиво его разглядывал, не скрывая горького удивления.

— Чего вздыхаешь? — насмешливо спросил Якушев.

— Да сравниваю.

— Кого и с кем?

— Урядника Якушева в аккурат с тем самым Якушеввым, какой вместе с любимой девицей от лютого барина с-под Воронежа бежал. Помнишь, как мы с тобою плот конопатили?

— Такое не забывается, Сергей…

— А ноне ты другой, — вздохнул Чумаков.

— Какой же?

— Тебя вроде обожгло, парень. Тогда ты был молоденький-молоденький, и даже пушок на щеках да подбородке гнездился. А теперь лицо твое уже и морщинками успело покрыться. А в глазах одна забота да хмурость.

— Так ведь еще бы! — беспечно ответил Якушев. — Было восемнадцать, а теперь двадцать шесть годочков вот-вот стукнет.

Чумаков озабоченно вглядывался в ночь и постепенно отступающую от земли пелену тумана.

— Ишь ты, — вздохнул он, — вроде даже как звездочка заблестала. Ты посмотри, какую мы тут иллюминацию развели. Верст на пять вокруг деревушки костры горят. Французы подумают: несметное войско у Намюра стоит, а нас тут, если разобраться, всего горстка. Однако я не позабыл, что дедушка Суворов гутарил по тому поводу, что неприятеля надо бить не числом, а умением. Нам об этих его мудрых словах Платов Матвей Иванович не единожды пояснения давал.

— Платов один из его лучших учеников, — вставил Андрейка.

— Согласен, — вздохнул Чумаков, — но что касаемо меня, то я теперь одной только думкой живу. Поскорее бы взять нам этот самый Намюр, недельки две потоптаться по Парижу — да и домой. Невозможно сказать, только каждую ночь мне Новочеркасск и родная жинка снятся. Затомились мы по своим близким в походе.

Якушев не успел ответить. Из темноты надвинулась на него плотная фигура майора Денисова.

— Урядник, ты мне надобен. Отойдем в сторону. Пусть наши лихие орлы спокойно завершают ужин да по цигарке успеют выкурить. До штурма считанные минуты.

Сергей Чумаков остался на месте, понимая, что ему не следует присутствовать при разговоре двух старших начальников. Выпуклые глаза Денисова смотрели холодно. Была в них и твердость, и задумчивость, а может, даже, спрятанная от других на самом дне, тоска. Андрею всегда казалось, будто майор хочет что-то ему сказать и не решается. При встрече или расставании долго-долго смотрит ему в лицо и отходит, иной раз даже вздохнув при этом. Несмотря на сырую промозглость февральского вечера, был он разгорячен, возможно, от быстрой ходьбы, потому что вынул белый носовой платок и обтер лицо.

— Я только что от генерала Платова. Приказано увеличить количество костров.

— Да ить куда же? — удивился Якушев. — Их и так бесчисленное множество, как на параде каком.

— Парады будут потом, — строговато заметил майор Денисов, — когда добьем наполеоновские войска, и для тех, кто останется в живых. А сейчас выдели из нашей сотни семь казаков, пусть кострами займутся. Остальные — за нами и вперед, на крепость. Командир корпуса приказом своим назначил нашу сотню штурмовой группой. Как только орудия пробьют бреши в воротах, врываемся первыми и завязываем бой. Остальные за нами. — Тонкие губы Денисова не то скорбно, не то насмешливо подернулись, как будто он обжегся этой усмешкой. — Имей в виду, Якушев, если со мной что случится — ни минуты промедления. Вперед, и только вперед, как и положено доподлинному казаку.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — гаркнул Андрейка и потише прибавил: — Одно лишь хочу сказать: беду на себя зазря не накликайте.

Ничего не ответив, Денисов растворился в темноте. Якушев отсчитал шесть казаков из сотни, выстроил их и объявил, что с первой штурмующей группой они врываться в Намюр не будут, потому что их задача — разжечь в тылу новые огни, чтобы неприятель думал: это подходят главные силы атакующих. «Вот, черт, — ругнулся он про себя. — Надо же не шесть, а семь». Обвел взглядом сгрудившихся казаков и неожиданно ткнул пальцем в грудь Сергея Чумакова.

— Ты…

— Что я? — даже не понял тот.

— Ты тоже становись с ними рядом.

— Зачем? — опешил Чумаков.

— Не разговаривать! — прикрикнул Андрейка. — Становись в строй и пойдешь раскладывать костры.

Чумаков повторил приказание, но, прежде чем встать в строй, проходя мимо Якушева, укоризненным шепотом сказал:

— Урядник, а я-то хотел с тобой. Вместях на врага оно бы лучше, земляк!

— В строй! — резко выкрикнул Андрейка, а про себя тоскливо подумал: «Отчего я так предчувствую гибель другого? Ведь точно погибнет Сергей Чумаков, если пойдет на штурм. Где-то уже заряжена пуля, ему уготованная. И майор Денисов погибнет, недаром такой он печальный. Но ему я приказать не могу, а вот вывести Чумакова из боя — это в моей возможности, и правильно я делаю, что к штурму его не допускаю. Наверняка его жизнь теперь сбережется. А это надо сделать, ведь и он спас мою однажды!»

— Эй вы, веселая команда! — незлобиво крикнул кто-то из мрака этим семерым счастливцам. — Получше нам люминацию устраивайте, а мы уж Бонапартишке бока наломаем.

Штурм Намюра начался с неудачи. Два орудия, выдвинутые вперед, успели сделать несколько выстрелов по тяжелым крепостным воротам, пробили в них небольшие проломы, но неприятель ответил бешеным огнем, и первый приступ был отбит. В кипении боя на вороном коне появился у самой крепостной стены помощник Платова генерал-майор Греков и, разыскав Денисова, рассерженно прокричал:

— Черт побери, какого дьявола вы медлите, майор! Немедленно поджигайте ворота!

Огонь из крепостных бойниц все крепчал и крепчал. У наступающих прислуга первых двух орудий была полностью истреблена. Денисов приказал казакам залечь и подползти к воротам. На грязно-белом снегу при вспышках факелов, сбрасываемых с крепостной стены, были отчетливо видны одетые в синие чекмени казаки. Но когда они подползли к самому основанию ворот, прицельный огонь из крепости осажденным вести уже стало невозможно. Якушев первым это понял и обрадованно закричал:

— Кукиш вам, господа хорошие, теперь не возьмете!

— А ну, ребятки, — вторил ему Денисов, — солому, плетни, порох, все сюда!

Раздались взрывы, бурное пламя ворвалось в ночь, и ворота, ведущие в Намюр, рухнули с ужасающим треском. К этому времени вперед выдвинулись все оставшиеся неповрежденными пушки. Артиллеристы успели послать через головы солдат штурмовой группы несколько снарядов во двор крепости, и там раздались душераздирающие вопли. Очевидно, на весьма тесной крепостной территории скопилось огромное количество защитников Намюра, и каждый снаряд теперь падал в человеческую массу.

— За мной! — подал команду Денисов и выхватил саблю. В отсветах факелов и костров она неестественно ярко заблестела. Своей пули он не услышал. Он еще минуты две бежал вперед, слыша рядом распаленные азартом боя голоса казаков, но вдруг сабля выпала из ослабевшей руки, выпала сразу, как бы сама собой, и он удивился тому, что это произошло вопреки его воле. Потом он споткнулся и упал, по-прежнему не ощущая боли. Но все уже поплыло перед глазами, как в расслабляющем сне, и подбежавшему Якушеву он успел крикнуть:

— Я, кажется, ранен, урядник! Полагаю, не сильно… Ты возглавь!

— Сотня, вперед, — отчаянно позвал Якушев, потому что нельзя было останавливаться в этой яростной атаке. Несколько казаков уже лежали на чужой, неласковой земле, корчась от ран. Остальные, гикая и свистя, бросая на ходу дротики с подвязанной к ним горящей паклей, устремились навстречу дрогнувшим, но еще не побежденным французским солдатам, что были уже не в состоянии преградить беспорядочным ружейным огнем им путь. И вдруг среди пальбы, ружейной и орудийной, такой неожиданный и мягкий, раздался звук трубы.