Любой нормальный человек скажет: все это бред. Европа слишком дорого заплатила за то, что позволила кровавому маньяку заняться переделкой границ. Все устоялось и обустроилось, люди привыкли. Не стоит ворошить прошлое всуе, это чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Любые территориальные изменения должны созреть, но и тогда их осуществление будет обусловлено обоюдным согласием заинтересованных сторон, но никак не смутными догадками и весьма сомнительными выводами.
Если соответствующих документов нет, мы можем лишь догадываться о том, что думал тот или иной политический деятель, и любые, даже доказательные, умозаключения так догадками и останутся. Да и мало ли кто и что думал?
В. Суворов пытается привнести «свежие» веяния и в область юриспруденции. Судите сами:
«Историки до сих пор не ответили нам на вопрос: кто же начал советско- германскую войну[663]. При решении этой проблемы(!) историки — коммунисты предлагают следующий критерий: кто первым выстрелил, тот и виновник. Почему бы не использовать другой критерий? Почему бы не обратить внимание на то, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание(!), т. е. кто все- таки первым потянулся к пистолету?»[664]
Иными словами, в развязывании войны виноват не тот, кто начал боевые действия, а тот, кто якобы собирался открыть огонь[665]. Этот «постулат» и служит фундаментом базовой логической цепочки: Сталин был единоличным хозяином огромной страны с неисчерпаемыми людскими и природными ресурсами, военными традициями и потенциалом, значит, мог напасть первым. Мог, следовательно, наверняка собирался. Собирался, но не напал, значит, его упредили. А раз так, Советский Союз и есть агрессор, Калининград надо переименовывать и отдавать!
Насколько все это доказательно, судить читателю. Я свою точку зрения, как мог, высказал и доводы в ее защиту привел. Еще в конце восьмидесятых, ознакомившись с отдельными главами «Ледокола», чего скрывать, вызвавших большой интерес, еще и не думая даже, что возьмусь опровергать его суждения, я все же не мог с ним согласиться. По одной простой причине: агрессор так войну не начинает, агрессор встречного боя не проигрывает! Не изменил свою точку зрения и поныне.
Надо уважать оппонента, надо отдавать ему должное. Надо отдать должное и В. Суворову. Он показал себя весьма гибким аналитиком. Да и не все в его работах вызывает чувство протеста. Особенно же впечатляет владение автора «Ледокола» информацией по составу армий, корпусов, дивизий, а зачастую и полков, поистине энциклопедическая подборка данных, характеризующих Вооруженные силы накануне войны. А главное, он наглядно показал, к чему приводят попытки придать историческим событиям определенный оттенок, добавить идеологическую нагрузку, исказить насколько возможно негативные примеры и, напротив, выпячивать сверх всякой меры то, что, по мнению партийных историков, могло служить делу воспитания «нового человека». Уверен, вся недосказанность и расплывчатый характер информации о событиях тех трагических дней, который один только и позволил В. Суворову высказать свою «догадку», — от желания, чтобы все и вся «работало на социализм»[666]. Вызывает уважение и объем работы, проделанной В. Суворовым, и его целеустремленность.
И все же… Все же…
В своей рецензии к «Ледоколу» симпатизирующий идеям В. Суворова Буковский пишет:
«…мы изумляемся, читая Суворова, что к 1941 году Красная Армия имела 5 корпусов парашютно-десантных войск, около миллиона тренированных парашютистов. Где, когда успел Сталин подготовить такую армаду, да еще незаметно для всех?»[667]
Уж так замаскировал вождь свои «приготовления», что никто, удивительное дело, их и не заметил. А было ли что маскировать?
В. Суворов заходит в темную комнату, но не ищет черную кошку. Он просто заявляет, что она там есть…
А в открытую автором «Ледокола» просторную нишу устремляются тем временем другие ниспровергатели канонов. Со своими «открытиями» и более чем оригинальными идеями. Вот, например, на какое наткнулся недавно высказывание:
«Странное бездействие вождя усматривают в его слепоте, в недалекости, в том, что он излишне передоверился «пакту о ненападении», в «парализованности кролика перед удавом»… в самоуверенности, в сознательной и халатной преступности, в желании выиграть время для переоснащения армии и тому подобном… Но Сталин… прекрасно догадывался о неизбежном столкновении с Гитлером. Тогда чем же он руководствовался, если даже в июне 41-го года запретил войскам западных округов сбивать немецкие самолеты, которые уже нарушали границы СССР?
А тем, что вождь хотел выиграть войну… только по своему (выделено автором. — А Б.) плану, и ни по какому другому. И он действительно был «шахматистом», просчитывающим будущие события на несколько ходов вперед. Но сам этот расчет был уже нечеловеческий. Сталин разыгрывал партию с Черчиллем, будучи абсолютно равнодушным к предстоящим миллионным жертвам своих подданных, не желая при этом просчитать какой- либо иной вариант грядущей войны. Он, как говорится, «зациклился» на Англии, и это холодное упрямство Сталина можно объяснить лишь его параноидальной и уже глубоко больной личностью.
В результате ценой гигантских человеческих и материальных потерь, но зато удовлетворив свое маниакальное тщеславие, вождь все-таки «переиграл» Черчилля. Тот, как политик, продолжительное время испытывал двойственные чувства: он мечтал «видеть германскую армию в могиле, а Россию на операционном столе», однако 26 мая 1942 года был принужден Сталиным определиться и подписать советско-английский договор о союзе в войне против Германии и о взаимопомощи»[668].
Получается, Иосифа Виссарионовича куда больше заботили не результаты войны, а то, чтобы подписать союз с Англией. И якобы лишь ради этого упершийся «шахматист» Сталин подставил под разгром кадровую армию и открыл дорогу немцам к Москве и Ленинграду. Думаю, комментарии излишни.
К сожалению, история и идеология пока еще неразделимый. И когда те или иные исторические события используются для подтверждения своих взглядов — надо быть настороже. Когда же историю подгоняют под идеологию, это может обернуться чем угодно.
И уже по-иному воспринимаешь следующие строки:
«Кадровый военный, каким был Жуков, не предавался эмоциям… Недобрая усмешка пробегала по его лицу, когда ему попадались снимки тех, кто разогнал французские и английские войска: пустоглазые парни в куцых мундирах мышиного цвета, с автоматами. Из коротких голенищ торчат запасные обоймы, на головах знакомые ему по фронту той войны каски омерзительной формы, Каждый из них ничто, но вместе — победители!..»[669]
Понятно, что отдельные историки, равно как и отдельные издательства, могут быть излишне поэтизированы. Но допустимо ли вкладывать в уста исторической личности едва ли не программу своего движения, допустимо ли отождествлять свои убеждения с мыслями столь масштабного человека, тем самым низводя его до уровня пропагандиста националистических идей?
Откуда эта мелкая ущербная злоба? Где хоть строчкой, хоть намеком дал Жуков повод предположить, что подобным образом оценивал немецких солдат. Не мог Жуков так думать! Все, что мы знаем о нем, свидетельствует — не мог. К противнику Георгий Константинович относился уважительно. Не дано мне узнать его мысли, но слова маршала приведу:
«Надо будет, наконец, посмотреть правде в глаза и не стесняясь сказать о том, как оно было на самом деле. Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны. Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль»[670].
«…Я противник того, чтобы отзываться о враге, унижая его. Это не презрение к врагу, это недооценка его»[671].
А недооценить немецких солдат, заранее представляя их «пустоглазыми ничтожествами», значило обречь себя на поражение…
Непомерное возвеличивание, прививаемая исподволь высокомерность, искусственная изоляция нации не может не обернуться в итоге ущербностью и отчужденностью. Все нации проходят по одному, в общем-то, пути. Вот только одни взрослеют раньше, а другие продолжают сочетать капризы переходного возраста с пудовыми кулаками.
Национализм, в любом своем проявлении, как и всякая идеология, основанная на создании образа врага, может принести сиюминутный успех, но в конечном счете неизбежно ведет к разрушению.