ты связываешься и со мной, сука.
— Детка, — прошептал Деклан. — Давай пойдем… куда-нибудь. — Он попытался оттащить Коралину от стола.
— Ни за что на свете. Здесь наконец-то стало интересно, — прошептала она в ответ.
Сделав глубокий вдох, я сложила руки на столе.
— Оливия Коулмен, я издевалась над тобой с той самой минуты, как переступила порог этого дома. — Я медленно покачала головой, как будто действительно была сбита с толку. — Ты ошибаешься, когда думаешь, что мне насрать на то, что ты чувствуешь или о чем думаешь. Как будто ты действительно, по-настоящему, глубоко в своем сердце, думаешь, что мне было бы не наплевать, если бы ты умерла. Пуля могла бы прямо сейчас пройти через твой мозг, и я бы даже не моргнула. Однако…
Подняв ногу, я воткнула свой каблук в ее ногу. Недостаточно, чтобы пустить кровь, но достаточно, чтобы заставить ее вскрикнуть от боли.
Я смерила ее стоическим взглядом, говоря так устрашающе спокойно, как только могла, ровно настолько, чтобы быть услышанной.
— Если ты когда-нибудь снова будешь угрожать мне, твое тело найдут повешенным на окне ванной, — она закричала, когда сильнее вдавила свой каблук. — Так что заткнись, слушай свою мать и благодари Бога, что ты семья. Потому что, если бы это было не так, я бы убила тебя в первый же раз, когда ты открыла свой, как тебе кажется, умный рот.
Опустив ногу, я захлопала в ладоши, когда сенатор Коулмен завершил свою речь. Миссис Коулмен встала, приветствуя своего мужа в объятиями перед камерами. Мы все встали, чтобы сфотографироваться, улыбаясь, как крепкая любящая семья.
— О чем вы все говорили? — Спросил сенатор Коулмен, оглядывая сидящих за столом, возможно, чувствуя, как спадает напряжение.
— Ребенок снова пошевелился, и моя мать чуть не опрокинула стол, чтобы потрогать живот, — с легкостью солгал Лиам.
Он улыбнулся.
— Я могу только представить. Дети — это замечательно, я не могу дождаться внуков.
— Да, пожалуйста, извините меня, — сказала я ему, поднимаясь со своего места.
Лиам встал.
— Куда ты?
— В туалет, папуля. Я сейчас вернусь. — Он был таким чертовски чрезмерно заботливым.
Поцеловав меня в щеку, он наклонился и прошептал мне на ухо:
— Ты сексуальная, когда злишься.
— Я всегда сексуальная, — прошептала я в ответ.
Он ухмыльнулся.
— И всегда злая.
Покачав головой, я отстранилась.
Было интересно находиться рядом с таким количеством политических деятелей одновременно. Все они, казалось, пришли не ради благого дела, а в надежде стать лоббистами. Каждый пытался объяснить, зачем им понадобилось финансирование для какой-то ерунды, которой они занимались на этой неделе. Почему следующий президент должен беспокоиться об этом. Все они выглядели такими чистыми во всем белом, но души их были грязными.
Войдя в фойе дома, я не могла не задаться вопросом: если они были хранителями закона, людьми, которых мы выбрали для поддержания справедливости, как кто-то мог быть удивлен тем, какими людьми мы были. Мы были «хорошими» преступниками. Мы забирали только то, что принадлежало нам, продавали только тем, кто хотел, и убивали тех, кто заслуживал… по большей части. Мы даже вернули нашему сообществу в десять раз больше, чем они.
Завернув за угол, я увидела, как Первая леди вошла в кабинет — мой и Лиама, — торопливо таща за собой женщину.
Лесбийский роман? — Подумала я, изо всех сил стараясь не улыбаться. Так скоро после убийства ее мужа? Если бы что-то подобное просочилось в СМИ, я могла бы отправить ее прямиком в ад, который она предположительно пережила в день кончины своего мужа.
Я подошла к стене, как нам нравилось ее называть, — стене, которую я прострелила всего год назад и уничтожила драгоценную картину Седрика. Мы не смогли найти другую картину, чтобы закрыть стену, поэтому вместо этого установила внутренний настенный фонтан. Попасть в комнату за ней было так же просто, как вдавить незакрепленную плитку.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — спросила я, вынуждая Адриану выпрыгнуть из рук Антонио.
Антонио выпрямился.
— Нил сказал мне следить за камерами, мэм.
— Мэм… — Адриана вздрогнула.
— Вы оба вон, сейчас же.
Я моргнула, когда они оба промчались мимо. Подняв камеру для изучения, я отчетливо увидела Первую леди. Однако женщина, с которой она была, больше интересовалась нашими книгами, ее черты были искажены из-за угла обзора камеры. Одно было удручающе ясно: я ошиблась, эта женщина не была ее любовницей. Первая леди выглядела испуганной, потрясенной, как будто она стояла перед самим дьяволом.
— Ты не должна быть здесь, — слабо огрызнулась она.
— Почему? — спросила женщина, вытаскивая книгу. — Я заплатила целую кучу денег за тарелку с рыбой.
В тот момент, когда ее мелодичный голос достиг моих ушей, мое сердце учащенно забилось; я почувствовала, что задыхаюсь, я едва могла дышать. Зажившая рана в моем плече горела от знакомого голоса — голоса моей матери. Она стояла там в своем белом костюме и еще более белых туфлях, листая страницы моей книги в своих обманчиво чистых белых перчатках.
— Ты знаешь почему! — Первая леди отчаянно завыла. — Кто-нибудь может увидеть нас вместе и узнать…
— И знаешь что? — Спросила Авиела. — Что ты наняла меня выстрелить твоему мужу, их любимому президенту, между глаз?
О черт.
Я хотела уйти, но моя рука потянулась к животу. Поэтому вместо этого я взяла телефон в руки.
— Каллахан, — монотонно ответил Лиам.
— Отправляйся в кабинет сейчас же. Там Авиела, — сказала я ему, прежде чем повесить трубку.
Первая леди выхватила книгу у нее из рук, швырнув ее через всю комнату.
— Все было не так! Я никогда не просила тебя убивать его. Он собирался бросить меня, хотя обещал помочь моей политической карьере! Я просила тебя помочь мне обеспечить мое будущее!
Схватив ее за шею, Авиела притянула ее лицо ближе.
— И вот мы здесь. Ты баллотируешься, некоторые заходят так далеко, что уже считают тебя победительницей гонки за звание лидера свободного мира. В моих глазах это довольно обеспеченное будущее. А теперь подними эту книгу, пока