Читать интересную книгу Гусар на крыше - Жан Жионо

— Посмотрите, — тихо сказала молодая женщина.

Ведро было до краев наполнено кровью, покрытой розовой пеной.

Закрыв собаку в хлеву и подперев бревном дверь, на которую с ревом кидалась собака, мужчина вернулся.

— Как называется это место? — еще раз спросил Анджело.

— Да никак, во всяком случае, я не знаю. Просто мы тут живем, — ответил мужчина. Сделав широкий жест рукой, он добавил: — А вот это все — Шаруй.

У него были маленькие короткие руки.

— А в той стороне нет деревни?

— Там? Нет, никогда не было. Там внизу долина, но это далеко, и надо знать дорогу. А вы-то откуда?

— Из Монже.

— Не может быть. Из Монже сроду еще никто сюда не приезжал.

Руки у него были в крови, а между пальцев даже застряли остатки мяса.

— Мы зарезали свинью, — пояснил он. — А лошади дамочки, кажется, не по вкусу мое ведро с кровью? Сейчас я его унесу. А кстати, мысли-то у вас какие — нибудь есть? Ночь-то ведь не за горами.

— Десять минут назад мыслей у нас никаких не было, — ответил Анджело, — но сейчас, пожалуй, самое время подумать о том, чтобы побыть здесь до рассвета, если вы не возражаете.

— А чего мне возражать, — сказал мужчина, — заходите. А в долину путь не близкий и через леса. Нет, это все-таки очень странная мысль — приехать сюда из Монже.

В доме, который снаружи казался очень большим, была всего одна комната с альковом; остальная же часть дома была занята хлевом и стойлами; слышно было, как блеют овцы, хрюкают свиньи и звенят удила.

Свинья, разрубленная пополам, как арбуз, лежала на крышке бочки для засолки. Голова ее скалилась в стоящей рядом корзине. Около очага, где пылал жаркий огонь, орудовала длинным ножом толстая женщина. Кожа ее была белее того сала, которое она отрезала и бросала вытапливаться в котел. На столе лежали груды мяса для колбасы и какие-то красные ошметки. Пресный запах крови, куски нарубленного мяса, жар очага, где стоял котел с кипящим жиром, вызывали тягостное ощущение у человека, весь день вдыхавшего чистый горный воздух.

— Меня сейчас вырвет, — сказала молодая женщина.

Анджело вывел ее на воздух и заставил выпить водки. Испуганный ее бледностью и ознобом, он укутал ее своим плащом и решил, что лошадьми, вопреки своему первоначальному намерению, он займется потом.

Он вытащил из скирда охапку соломы, уложил седла, сумки и портпледы, так что получилось уютное и закрытое от ветра ложе.

— Ложитесь и отдыхайте, — сказал он.

Он укрыл ее так, что она почти задыхалась, а под голову положил подушку из соломы. Делая все это, он прикасался к ее волосам, жестким и шелковистым одновременно, поддерживал ее затылок.

«Какие у нее крохотные уши», — подумал Анджело.

Он развел огонь, приготовил чай и принес ей.

Наконец она встала, краски вернулись к ней.

— Я чуть было не хлопнулась в обморок, — сказала она. — Как это вам удалось спокойно смотреть на эти груды мяса и на эту женщину, которая сама себя разрезала и варила в железном котле свое собственное сало?

У него хватило такта не признаться ей, что в тот момент он думал о лошадях и о том, что их надо обтереть соломой.

— Вы меня напугали, — сказал он. — Когда я увидел вас такой бледной, я тотчас же подумал о холере, о которой весь день даже и не вспоминал.

Он еще добрых пять минут толковал о том, как она его напугала и какие меры предосторожности она должна принять. Впрочем, он был совершенно искренен.

Совсем стемнело. Дом смотрел на них большим красным глазом своей открытой двери. Видно было, как мужчина ходит вокруг свиньи со своим острым ножом, отрезая окорока.

Они устроились на площадке, обращенной к темному провалу, где должна была находиться долина. Сходящиеся углом стены хлева и основного здания защищали их от ветра, шумевшего в горах, как морской прибой. В разрывах туч на небе показались звезды, а затем пенистые края разрывов осветились, будто где-то над тучами зажглась лампа. Взошла луна.

На костре, разведенном между двух камней, шумела кастрюля с водой для чая.

Сделав еще глоток водки, молодая женщина решилась съесть два крутых яйца без хлеба. Анджело долго варил кукурузную муку.

— Это будет густая полента, сдобренная сахаром, — сказал он. — За ночь она остынет, и утром у нас будет очень сытный завтрак.

Анджело заварил чай и закурил свою маленькую сигару.

Вдали, у подножия гор, там, где должна была находиться долина, мерцали огоньки, потом загорелся еще один костер, вероятно очень большой, с трепещущим пламенем, но казавшийся отсюда маленькой горошиной.

Хозяин вышел из дома, набил трубку и сел рядом с ними.

— Вы моей жены не бойтесь, — сказал он. — Вот уже десять лет, как она не говорит ни слова. Почему, я не знаю. Но она никогда никому не причиняла зла. А ей это было бы нетрудно. Мы спим рядом, и сон у меня крепкий. Но ей никогда и в голову ничего не приходило. Что это вы пьете?

— Чай.

— А что это такое?

— Что-то вроде кофе.

— Похоже, что в долинах дело плохо?

— Из-за чего?

— Вы должны про это знать больше, чем я.

— Если вы имеете в виду холеру, то, действительно, она косит людей направо и налево.

— Я кое-что видел, — сказал мужчина, — месяц назад, когда спускался в долину. Люди там с ума сходили. Я там продал овцу одному типу. Он потом умер. С наследниками было целое дело. Их увели в Вомель, в карантин.

— Кто их увел?

— Солдаты, натурально!

— Значит, внизу есть солдаты?

— Нет, но когда нужно, они приходят. Четверых там уложили, правда не всех сразу, по одному. С тех пор они и озверели…

— А что из себя представляет эта долина?

— Так, местечко. Очень спокойное, сами увидите, если пойдете туда.

— Уложили четырех солдат? Вы хотите сказать, их убили?

— Само собой! Нечего соваться, куда не надо. Да еще и врать. У них тоже, как и везде, помирают от колик. Так с какой же стати идти с ними в Вомель? Я так думаю. Я-то не из долины, я здешний. Только чем у них в Вомеле лучше, чем в долине? Там точно так же мрут, несмотря на карантины, и солдаты тоже. Оно конечно, надо выполнять закон, только ведь холере наплевать на это.

Анджело задал ему кучу вопросов о солдатах. Мужчина говорил о них, как о гораздо более страшной болезни, чем холера; всем было ясно: то, что они делают, несправедливо, и против этой несправедливости у них теперь было оружие. Шовак он не упомянул ни разу. Речь шла только о солдатах Вомеля. Из чего Анджело заключил, что солдаты были повсюду.

Он постарался выяснить, что входит в обязанности этих отрядов и как они их выполняют. Задавая вопросы, он употреблял военные термины, что насторожило хозяина.

— А уж не из их ли вы числа, сударь? — спросил он.

— Избави Боже, — ответил Анджело. — Мы с женой удрали от них, а троих даже поколотили. А теперь изо всех сил стараемся не попасться снова. Мы весь день пробирались окольными тропками по горам, вот почему и очутились здесь. Будь я солдатом, разве была бы со мной эта молодая дама?

— А почему бы и нет? — ответил мужчина. — Просто вы ничего не знаете. У них же есть маркитантки. А они народ покладистый.

Молодая женщина со смехом заверила его, что они просто путешественники и хотят только одного: поскорее миновать эти места и вернуться домой.

— Вам-то я верю, — ответил мужчина. — У вас не такой голос, как у тех женщин, что пьют вино, а с солдатами, черт побери, иначе нельзя. Вы и правда говорите, как человек, который хочет вернуться домой. А вот этот, похоже, мне вешает лапшу на уши. Он говорит, как офицер.

— Так и есть, — сказал Анджело. — Я из Пьемонта, и у себя на родине я был офицером. Я возвращаюсь туда, но только для того, чтобы служить делу свободы.

Он не хотел отрекаться от своего звания. Он говорил себе: «Если этот тип глуп как пень и не видит разницы между этими драгунами, слепо выполняющими, в общем-то, не лишенные смысла распоряжения, и мной, которым движет только любовь, то я немедленно седлаю лошадей, и мы уезжаем. Бог с ним, с ночлегом».

Он был доволен, назвав любовью чувство, которое вызывали в нем зрелище человеческих страданий и мысль о свободе. Он с жаром стал говорить о жалком ржаном поле.

— Это все очень здорово, — сказал мужчина. — Так, значит, вы там проезжали. Это, действительно, мое поле. Я его засеял, потому что на него зарились другие. Вы правы: если бы не законы, все шло бы гораздо лучше.

На него произвела впечатление эта короткая, но произнесенная с таким жаром речь. Он полагал, что Анджело знает толк в делах.

— Что вы думаете об этих людях, которые не хотят платить мне за тех тридцать ягнят, что они у меня купили? Они ссылаются на холеру.

Анджело рассказал ему, что они видели по дороге. Он говорил об улицах, заваленных трупами, об опустевших городах, о людях, переселившихся в поля, о трупах родственников, которых люди вынуждены выкидывать ночью за ограду, чтобы избежать карантина.