Читать интересную книгу Открытие Индии - Джавахарлал Неру

Это приводит к мысли о том, что в самой Индии этот источник вдохновения постепенно иссякал, ибо истомленные разум и душа устали и им нехватало пищи из-за недостатка свежих веяний и идей. До тех пор пока разум Индии оставался открытым и Индия делилась своими богатствами с другими, получая, в свою очередь, от них то, чего недоставало ей, она оставалась свежей, сильной и жизнеспособной. Но чем глубже она уходила в свою раковину, стремясь укрыться от внешних влияний, тем больше она утрачивала это вдохновение, и ее жизнь все чаще становилась унылым повторением бессмысленных действий, сосредоточенных целиком в мертвом прошлом. Утрачивая искусство создавать прекрасное, ее дети утратили даже способность распознавать его.

Раскопки и открытия на Яве, в Ангкоре и в других местах индийской колонизации являются заслугой европейских ученых, особенно французских и голландских. Большие города и памятники, вероятно, все еще лежат погребенными, ожидая своего открытия. Пока же говорят, что значительные участки в Малайе, покрытые древними руинами, были разрушены горными разработками или в целях получения материала для строительства дорог. Война, несомненно, усугубит эти разрушения.

Несколько лет назад я получил письмо от таиландского (сиамского) студента, возвращавшегося в Таиланд из Шантиникетана Тагора. Он писал: «Я всегда считаю себя особенно счастливым, ибо мне удалось посетить эту великую и древнюю землю Арья-варты и смиренно выразить мое почтение праматери Индии, чьи нежные руки так любовно взрастили мою родную страну, научили ее ценить и любить все, что есть величественного и прекрасного в культуре и религии». Это, может быть, не типично, но зато дает некоторое представление об общих чувствах, питаемых к Индии, которые, хотя и неясны, и задавлены многим другим, еще сохраняются во многих странах Юго-Восточной Азии. Повсюду распространился ярый и узкий национализм, занятый собой и не доверяющий другим. Наблюдаются страх и ненависть к европейскому господству и в то же время стремление подражать Европе и Америке; часто чувствуется и некоторое презрение к Индии из-за ее зависимого положения. И все же за всем этим кроется чувство уважения и дружбы к Индии, ибо воспоминания о былом все еще живы и люди не забыли, что было время, когда Индия была им родиной и потчевала их богатыми яствами со своего стола. Подобно тому как эллинизм распространился из Греции на страны Средиземноморского бассейна и Западной Азии, культурное влияние Индии распространилось на многие страны и оставило в них свой глубокий след.

«От Персии до Китайского моря,— пишет Сильвен Леви,— от ледяных просторов Сибири до островов Ява и Борнео, от Океании до Сокотры Индия распространяла свои верования, свои предания и свою цивилизацию. За долгие века она оставила неизгладимый след в жизни четверти всего человечества. Она вправе требовать себе места во всеобщей истории, в котором долго отказывало ей невежество, и занять подобающее ей положение среди великих наций, воплощающих и символизирующих дух Человечества»50.

ДРЕВНЕИНДИЙСКОЕ ИСКУССТВО

Широкое распространение индийской культуры и искусства на другие страны привело к тому, что некоторые из лучших образцов этого искусства мы находим за пределами Индии. К сожалению, многие из наших древних памятников и скульптур, особенно в Северной Индии, не сохранились. «Знать индийское искусство в одной лишь Индии,— говорит сэр Джон Маршалл,— значит знать его историю лишь наполовину. Чтобы понять его полностью, мы должны пойти за ним по следам буддизма в Среднюю Азию, Китай и Японию; мы должны проследить за тем, как по мере своего распространения на Тибет, Бирму и Сиам оно принимало новые формы и раскрывалось в новом великолепии; мы должны благоговейно взглянуть на неподражаемое величие его творений в Камбодже и на Яве. В каждой из этих стран индийское искусство встречается с иным национальным гением, с иной средой, и под их преобразующим влиянием облачается в иные одежды»51.

Индийское искусство столь тесно связано с индийской религией и философией, что его трудно узнать полностью, не имея представления об идеалах, которые владели умом индийца. В искусстве, как и в музыке, существует пропасть, отделяющая восточные концепции от западных. Вероятно, великие художники и зодчие средневековой Европы почувствовали бы себя более созвучными индийскому искусству и культуре, нежели современные европейские художники, которые, по крайней мере частично, черпают вдохновение в периоде Возрождения и в последующей эпохе. В индийском искусстве всегда есть религиозный мотив, стремление заглянуть в потусторонний мир, воодушевлявшее, вероятно, зодчих больших соборов Европы. Красота мыслится как нечто субъективное, а не объективное; это — творение духа, хотя оно способно, обретая форму и содержание, принимать красивые очертания. Греки любили красоту ради красоты и находили в ней не только радость, но и истину; древние индийцы также любили красоту, но они всегда стремились вложить в свое произведение какое-то более глубокое содержание, некое видение внутренней истины, как они ее представляли себе. Лучшие образцы их творческого труда вызывают восхищение, хотя человек может и не понять того, к чему они стремились и какие идеи вдохновляли их. В менее совершенных произведениях это непонимание, неспособность уловить дух художника становится препятствием, мешающим оценить их. Появляется смутное чувство неловкости, раздражения против того, чего никак нельзя постичь, и это приводит к выводу, что художник не знал своего дела и потерпел неудачу. Иногда возникает даже чувство отвращения.

Я ничего не знаю об искусстве, будь оно восточное или западное, и не компетентен что-либо сказать о нем. Я реагирую на него так, как мог бы реагировать любой несведущий любитель. Иная картина, скульптура, иное здание заставляют меня восторгаться, трогают меня и вызывают во мне странные чувства; порой они доставляют мне лишь небольшое удовольствие, а то и вовсе не задевают меня, и я прохожу, почти не замечая их; иногда они даже отталкивают меня. Я не могу объяснить эти ощущения, говорить научно о достоинствах или недостатках произведений искусства. Статуя Будды в Анурадхапуре на Цейлоне глубоко взволновала меня, и ее изображение много лет сопровождает меня. Вместе с тем, некоторые знаменитые храмы в Южной Индии со множеством лепных украшений и деталей раздражают меня и вызывают во мне чувство неловкости.

Вначале европейцы, воспитанные в греческих традициях, рассматривали индийское искусство с греческой точки зрения. Они узнавали кое-что знакомое им в греко-буддийском искусстве Гандхары и Пограничной области и рассматривали другие формы искусства в Индии как деградировавшие образцы этого искусства. Постепенно возник новый подход и стало ясно, что индийское искусство было чем-то оригинальным и значительным и никоим образом не вело свое происхождение от грекобуддийского искусства, которое было лишь его бледным отражением. Этот новый подход пришел скорее из континентальной Европы, нежели из Англии. Любопытно, что индийское искусство (это относится и к санскритской литературе) больше ценилось на европейском континенте, чем в Англии. Я часто задумывался над тем, в какой мере это было обусловлено теми злополучными политическими отношениями, которые существуют между Индией и Англией. Вероятно, эти отношения сыграли определенную роль, хотя должны быть также и другие, более существенные иричины этого различного подхода. Есть, конечно, много англичан — художников, ученых и других, которые хорошо поняли национальный дух и воззрения Индии; они помогли открыть наши старые сокровища и объяснить их миру. Есть также много таких людей, которым Индия благодарна за их теплую дружбу и услуги. Это, однако, не меняет того факта, что. между индийцами и англичанами существует пропасть, и притом пропасть все расширяющаяся. В отношении индийцев это легче понять, по крайней мере мне лично, ибо за последние годы произошло много такого, что глубоко запало нам в душу. В отношении другой стороны подобные чувства вызваны, возможно, разными причинами и, в частности, возмущением тем, что их обвиняют перед всем миром, тогда как, по их мнению, виноваты не они. Но чувство глубже политики, оно возникает непроизвольно, и ему, видимо, больше всего подвержена английская интеллигенция. Индиец кажется им особым проявлением первородного греха, и все его творения носят на себе такой отпечаток. Недавно один популярный английский автор, вряд ли являющийся типичным выразителем английского образа мышления, написал книгу, дышащую злобной ненавистью и отвращением почти ко всему индийскому. Более выдающийся и представительный английский автор, Осберт Ситуэлл, заявляет в своей книге «Escape with Me» (1941), что «идеи Индии, несмотря на их многообразные и различные чудеса, остаются отталкивающими». Он говорит также о «той отвратительной скабрезности, которая часто портит индусские произведения искусства».