Читать интересную книгу Киреевы - Михаил Водопьянов

— Давай, давай, прыгай! Не задерживай других.

Юрий Петрович взглянул на высотомер: до земли — шестьсот метров. Внизу качались большие серебристые зонтики. В кабине оставался только он и бортмеханик.

— Немедленно выбрасывайтесь, — крикнул ему Соколов. Тот спокойно шагнул в люк.

Враг открыл усиленную стрельбу по парашютистам. Покачиваясь на стропах парашюта, Юрий Петрович беспокойно думал: «Уцелеют ли товарищи?» — и тут же едва не потерял сознание от острой боли.

Через несколько мгновений он увидел в предрассветных сумерках нескошенный луг, испещренный линиями окопов. На обочине дороги темнел кустарник.

«Хорошо бы опуститься в кусты!»

Когда Соколов, наконец, достиг желанных кустов, он с трудом погасил парашют. Подняться и отстегнуть лямки у него уже не хватило сил. Кровь теплой струйкой ползла под сапогом к пальцам левой ноги.

Юрий Петрович лежал и чувствовал, как вздрагивает земля. Невдалеке неумолчно строчили пулеметы, рвались снаряды и гранаты… Временами сквозь все эти звуки прорывалось нарастающее многоголосое «ура».

Мимо кустов пробегали гитлеровские солдаты. Соколов слышал тяжелый топот подкованных сапог, прерывистое громкое дыхание запыхавшихся от бега людей. Пули и мины настигали убегающих. Словно споткнувшись, они падали и уже больше не вставали.

Вскоре появились советские бойцы — они преследовали отступающего врага.

Увидев своих, Юрий Петрович сделал попытку приподняться, и тут же громко застонал от боли. Поравнявшийся с кустами боец остановился, прислушался, но тут же легко и быстро побежал дальше.

— Товарищ! — Соколов крикнул ему вслед с энергией отчаяния.

Боец услышал крик и снова остановился. Нерешительно подошел к кустам. Увидев парашют, он сразу понял, в чем дело.

— Не сразу я с силами собрался крикнуть, — объяснил Юрий Петрович. Он с радостью смотрел на своего, советского воина.

Боец был совсем еще молодой, но рослый, плечистый. Его выцветшая почти добела гимнастерка порвалась. Пилотку он, по-видимому, потерял, и с покрытого пылью русого ежика густых волос ползли по лицу грязные потеки. Голубые глаза смотрели сосредоточенно, напряженно.

Освободив Соколова от парашюта, солдат довел его до ближайшего окопа. Окоп был уже пуст. Вскрыв индивидуальный пакет, юноша не особенно умело перевязал кровоточащую рану на ноге Юрия Петровича. Затем достал из вещевого мешка хлеб и кусок свиного сала:

— Угощайтесь, товарищ летчик, а я побегу своих догонять. Санитара пришлю.

Еще дорогой Соколов разглядел своего провожатого. Губы у него были мягкие, по-детски оттопыренные. Рядом с ними на широком лице особенно выделялся упрямый крутой подбородок.

— Сколько вам лет? — спросил Юрий Петрович.

— Двадцать исполнилось, второй Год на фронте.

— Совсем «старик»! А как воюется?

— Всяко бывало, — доверчиво ответил боец. — Вначале плохо, конечно. Уходишь из деревни, — наши бабы воют, аж сердце кровью обливается. Теперь не то!.. Теперь — гора с плеч. Вперед идем! Наступаем! — крикнул он уже на ходу, выскочив из окопа.

— Наступаем! — громко повторил Соколов.

* * *

Из фронтового медсанбата Юрия Петровича перевезли в московский госпиталь. Ранение оказалось неопасным, но он потерял много крови. Лечащий врач госпиталя настаивал на постельном режиме, хотя бы в течение двух недель. Юрий Петрович пробовал протестовать, но потом подчинился.

Ляля ежедневно навещала его и приносила каждый раз уйму всяких закусок.

— Меня же здесь хорошо кормят. Ничего мне не надо, — уговаривал жену Юрий Петрович. Но Ляля прижимала руки к груди и умоляюще произносила:

— Я прошу тебя, бесценный мой, кушай побольше, набирайся сил и здоровья. Подумать только, что ты перенес! — Глаза ее наполнялись слезами и нежные губы вздрагивали.

— Ничего особенного я не переносил. Не придумывай лишнее, не пугай напрасно себя и других, — улыбался Юрий Петрович. Беспокойные и немножко бестолковые заботы Ляли все же доставляли ему большое удовольствие.

Молоденькую и хорошенькую Лялю жалели.

— Еще бы! Перепугалась, наверно, бедняжка! Потерять такого интересного мужа! Она без памяти любит его, — сочувственно шептались между собой молодые сестры.

— Счастливчик подполковник Соколов, — сказала одна из них Андрею Родченко, навестившему товарища, — жена у него такая красотка и главное души в нем не чает.

Андрей вежливо промолчал. Он-то совсем не разделял восторгов девушки.

Юрий Петрович встретил Родченко настороженно. Ему захотелось спросить о Кирееве, но Андрей, словно угадав его мысли, сказал:

— Николая Николаевича нет в Москве, он еще ничего не знает.

— Когда узнает, расстроится, что машина погибла, — с горечью вырвалось у Соколова.

— Да, жалко самолет! — рассеянно сказал Андрей, думая о своем. Его мучило: неужели многими годами проверенная дружба, да еще словно созданных друг для друга людей, может рухнуть из-за такого ничтожества, как эта Ляля.

Резкий голос Соколова вывел Андрея из раздумья:

— Не только конструктор, но и я тоже не виноват, что «К-1» разбился! Я сражался с врагом, был в бою, а не над тыловым аэродромом.

Лицо у Юрия Петровича стало напряженное, злое. Таким его Родченко никогда не видел. Если бы Соколов не лежал раненый и этот разговор происходил не в госпитале, Андрей, несмотря на уважение к старшему товарищу, сумел бы пристыдить его. Но сейчас только сухо заверил, что никому и в голову не придет обвинять летчика-испытателя.

Они обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и Андрей даже обрадовался, когда в палату впорхнула Ляля. Не стесняясь посторонних, она щедро расточала свою нежность, осыпала мужа ласковыми именами.

— Вы только подумайте, Андрей Павлович, — обратилась Ляля к Родченко, — ведь Юрий чуть-чуть не погиб, а мог и погибнуть. Что бы я тогда делала? Жить без него?! — она картинно всплеснула руками, — разве это мыслимо? — Крохотным кружевным платочком молодая женщина смахнула непослушную слезу.

«Опять комедия!» — возмущенно подумал Андрей. Он поспешил проститься и ушел с тяжелым чувством: даже ему невозможно вычеркнуть из жизни Соколова… А каково Николаю Николаевичу?.

Юрий Петрович рассеянно отвечал на Лялины излияния. Самочувствие его ухудшилось.

На другой день к Соколову пришел уже совсем неожиданный посетитель — капитан Мартьянов. Юрий Петрович встречался с ним, симпатизировал ему, — Мартьянова любили в гарнизоне за его искренность, прямоту, влюбленность в авиацию, — однако знакомство у них было поверхностное.

В первый момент Юрий Петрович подумал:

«Его прислал Андрей. Как это неумно… Посвящать еще кого-то в наши отношения с Киреевым…»

Мартьянов был явно смущен, мялся, не знал, с чего начать разговор, по-видимому, неприятный для него. Все его поведение подтверждало догадку Соколова.

Юрий Петрович решил не приходить на помощь. Ждал молча, откинув на подушку свою красивую голову с крупными, слегка растрепавшимися волнами густых темнорусых волос.

Мартьянов не выдержал и сказал скороговоркой:

— Я пришел к вам, как к другу Киреева. Посоветоваться. Андрею я не решаюсь этого сразу сказать.

Юрий Петрович приподнялся и, уже волнуясь совсем по-другому, слушал несвязный рассказ.

— Я вчера прилетел. Был у партизан в том районе, где раньше жил и работал Николай Николаевич. Вы ведь тоже, кажется, там испытывали вместе с ним моторы? И семью его давно знаете?

Соколов утвердительно кивнул головой. Он чувствовал, что сейчас услышит о несчастье. Кто-то из семьи Киреевых погиб. Кто?

— Старший сын Киреева — командир-танкист совсем еще молодой парень, говорят. Так вот он… — Мартьянов снова запнулся… — предателем оказался, фашистам служит, переводчик господина коменданта. Это еще не все! Виктор Киреев дезертировал из своей части. Поймали его наши, к расстрелу приговорили. А тут как раз гитлеровские войска заняли город, выпустили из тюрьмы мерзавца, пригрели. Он теперь немецкий офицер, форму носит. Вместе с фашистами советских людей пытает и расстреливает… Как такое скажешь отцу или брату… Андрею он брат любимый…

Костя в бессильной ярости сжал в кулаки свои большие крепкие руки. Тесемки халата, туго завязанные у кисти, лопнули и повисли.

— Уничтожить бы эту гадину, чтобы и следа и памяти не осталось!

Юрий Петрович слушал, ошеломленный. Виктор оставался в его памяти таким смелым, честным. Он и сам мечтал о таком сыне. А как гордится им Николай Николаевич, как мучительно беспокоится за его жизнь. И вот… Лучше бы погиб в бою Виктор Киреев.

Мысль о размолвке с Николаем Николаевичем ни разу не пришла в голову. Соколов сразу забыл обо всем, что разделяло их, думал только о страшном несчастье. Как помочь другу легче перенести такой удар, где найти слова…