Читать интересную книгу Тайна голубиного пирога - Джулия Стюарт

Сначала Корнелиус Б. Пилгрим не слишком заинтересовался молодой англичанкой, которая почти всегда молчала, когда они сидели в гостиной перед обедом. Однако он не догадывался, что ее сдержанность объяснялась ужасом перед шестью переменами блюд, каждое из которых было приправлено ингредиентом, напоминавшим по запаху носки сборщика морских моллюсков из Суонси. Ее мутило при одной мысли об анчоусном паштете. А хозяйский сын то и дело поглядывал на каминные часы в надежде, что вечер скоро закончится. Однажды, когда они сели за стол, к своему большому облегчению, он вообще ее почти не видел: гостья была скрыта от его глаз стоящей на столе высокой, по тогдашней моде, кадкой с пальмой. Девушка заговорила лишь после того, как были поданы закуски: сказалось чувство успокоения, когда выяснилось, что фазан на ее тарелке не сдобрен паштетом из анчоусов. Теперь ей ничто не мешало, и она принялась рассказывать о первых в мире статуях динозавров, выставленных в лондонском Хрустальном дворце, который она недавно посетила. Там скульптор Бенджамин Уотерхаус Хокинс устроил знаменитый обед внутри огромного игуанодона, имевшего в длину целых тридцать футов.

– На эту трапезу он пригласил более двадцати джентльменов, принадлежавших миру науки, – заметила гостья, звонко рассмеявшись.

Очарованный ее английским выговором, Корнелиус Б. Пилгрим поднял глаза и попытался разглядеть девушку сквозь листья пальмы, но уловил только слабый блеск бриллиантов. В конце застолья, когда она спросила, намерен ли он всю жизнь заниматься бизнесом, продолжая дело своего отца, он почувствовал всю силу ее привлекательности. И прежде чем молодой человек осознал, что говорит, он объявил, что собирается стать палеонтологом.

Как только дамы оставили джентльменов, чтобы те могли насладиться сигарами, Пилгрим-старший, и без того разгневанный тем, что фазан на его столе имеет вкус дичи, а не анчоусов, простер руки к сыну и просил: «А как же паштет?» Однако перед Корнелиусом Б. Пилгримом теперь забрезжила перспектива жизни без соленого деликатеса, и он отверг все мольбы отца занять подобающее место в его торговом доме. Графин с портвейном обошел сидящих за столом несколько раз, прежде чем стало ясно: стороны не идут на уступки и все попытки заключить сделку бессмысленны. Когда наконец утомленный хозяин предложил джентльменам присоединиться к дамам в гостиной, его сын сразу же подсел к англичанке, которая открыла ему глаза на мир новых возможностей. Они прервали беседу лишь тогда, когда всем выдали по свече, чтобы идти наверх спать: молодые люди замолчали, пораженные внезапной мыслью, что им предстоит расстаться до утра.

Беседа юной пары возобновилась во время завтрака, когда они оба выбрали вареные яйца в надежде, что тут обошлось без анчоусовой приправы. Сын хозяина и англичанка переглянулись, обнаружив, что солоновато-рыбный вкус все-таки проник через скорлупу, и с этого момента напрочь позабыли о правилах хорошего тона. Пытаясь подавить смех, девушка фыркнула и тут же заразила весельем Корнелиуса Б. Пилгрима. Казалось, их возмутительному хохоту не будет конца. Пилгрим-старший, и без того раздраженный тем, что не выспался ночью, немедленно попытался прекратить этот гвалт. Но его негодование только подлило масла в огонь. Тогда англичанин, рассердившись на дочь за безобразное поведение, изгнал ее из-за стола и быстро съел пять злополучных яиц, надеясь замять скандал. Гости уехали в то же утро, на день раньше, чем собирались. Молодым людям даже не дали попрощаться. С комком в горле Корнелиус Б. Пилгрим стоял у окна и смотрел вслед уезжающей карете. И только когда безутешный влюбленный заперся в своей спальне, чтобы скрыть неожиданно навернувшиеся на глаза слезы, он нашел там предназначенную ему записку. На ней был нарисован хокинсовский игуанодон из Хрустального дворца. Доисторический ящер улыбался и держал во рту маленького анчоуса.

Именно Корнелиус Б. Пилгрим отправил первое письмо своей любимой. Не в силах дождаться ответа, он послал второе, потом третье. Наконец отец спросил, почему у сына пальцы постоянно испачканы чернилами. У него вошло в привычку сидеть дома, поджидая очередной визит почтальона. Но письмо с английской маркой все не появлялось. Лишь четыре месяца спустя пришел наконец ответ, написанный торопливым почерком, выдававшим сильное чувство. В нем говорилось, что отец спрятал присланные ей письма и она только что нашла их в ящике его стола. Девушка умоляла продолжать переписку и в ожидании ответа обещала каждый день вновь и вновь перечитывать те письма, которые он уже прислал. Однако отец обнаружил и сжег конверты с истертыми ее пальцами краями. Каждый раз, когда он уходил из дому, дочь принималась искать новые спрятанные им письма. Но шли месяцы, а она так ничего и не находила. В конце концов она решила, что страсть, которую питал к ней американец, утихла, и, поскольку ее сердце уже было навеки разбито, она приняла первое же предложение выйти замуж.

Шесть лет назад, когда Пилгрим-старший узнал о смерти своего английского поставщика, он пригласил его дочь погостить со своим мужем – в память о человеке, который помог ему сколотить состояние. Корнелиус Б. Пилгрим, который в течение продолжавшейся одиннадцать лет разлуки вел холостяцкий образ жизни, ощутил, что старое чувство вновь вспыхнуло в нем в тот самый миг, когда он увидел любимую. Он сам выбрал меню, и оно в точности воспроизводило знаменитый ужин Хокинса, устроенный внутри полой статуи игуанодона. Но, несмотря на суп из «фальшивой черепахи»[55], currie de lapereau au riz[56], вальдшнепов и желе с мадерой[57], миссис Бэгшот за все время ужина ни разу не упомянула об их давней встрече и предоставила вести застольную беседу мужу, который говорил только о себе. Когда же на следующее утро Корнелиус Б. Пилгрим за завтраком отдал предпочтение вареным яйцам и проворчал, что те пахнут матросским бельем, она и не подумала оторвать взгляд от котлеты.

И лишь после того, как багаж гостей был погружен в карету, Корнелиусу Б. Пилгриму удалось застать свою возлюбленную в библиотеке и объясниться с ней наедине. Глядя во двор через оконное стекло, миссис Бэгшот призналась, что лишь совсем недавно обнаружила вторую пачку его писем, найдя их после смерти отца в ящике для сигар. Она унесла их в сад, чтобы там прочитать, и только дрозды слышали ее рыдания.

– Думала, вы разлюбили меня, ведь я так и не получила от вас больше ни одного письма.

Миссис Бэгшот отвернулась от окна, и они молча смотрели друг на друга, представляя себе жизнь, которую могли бы прожить вместе. Глаза англичанки наполнились слезами, и она пошла к карете, а ее обожатель остался один, задыхаясь от слов, которые остались невысказанными.

Когда Корнелиус Б. Пилгрим прибыл в Англию изучать призраков и, к своему ужасу, обнаружил, что миссис Бэгшот уехала в Египет, он совершил паломничество в Хрустальный дворец. Американец нашел там игуанодона, которого немедленно узнал по хранимой в кармане затертой картинке. Ящер был в точности такой же, не хватало лишь анчоуса в его пасти.

– Вы больше так никого и не полюбили? – спросила Минк, немного помолчав.

– У меня не получилось, – ответил гость, опуская голову.

– Так, значит, вы пытались выяснить причину смерти генерала, желая вернуть любимую?

– Да. Но мы почти не разговаривали после ее возвращения.

– Простите меня, мистер Пилгрим, но будь я инспектором полиции, то пришла бы к выводу, что его смерть вам выгодна.

Американец помолчал немного.

– Пожалуй, так и есть, – ответил он и, объявив, что ему нужно подготовить фонограф, встал и вышел из комнаты, не дожидаясь, когда его проводят до двери.

* * *

Принцесса достала из черепаховой коробки сигарету, закурила и вернулась в отцовское кресло. Она откинулась на спинку и затянулась, глядя в пол. Все попытки Минк выяснить, кто убил генерала, так ни к чему и не привели. Может, это сделала графиня, которая, едва смирившись со смертью мужа, услышала от Бэгшота, что ее любимый не погиб, а преспокойно живет с новой семьей? Не испугалась ли она, что ее постыдный секрет выйдет наружу и придется освободить апартаменты во дворце, раз по закону она все еще замужем? И как насчет леди Монфор-Бебб, которая возмущалась шуточками генерала по поводу ее игры на фортепиано? А ведь музицирование помогало бывшей пленнице мириться с чувством вины за то, что она выжила в Первую афганскую войну… Не подтолкнул ли этот грубиян леди Монфор-Бебб к опасной черте, направив к ней торговцев, пусть даже это и была шутка? А может быть, преступление совершила леди Беатрис, считавшая, что генерал убил ее голубей, – свадебный подарок от человека, о любви которого она никому не могла рассказать? Не узнал ли генерал Бэгшот о тайном браке садовника и аристократки и не стало ли ей об этом известно? Если бы он раскрыл всем этот секрет, нарушительницу правил приличия не только изгнали бы из светского общества, но и лишили бы права жить во дворце. Но как могла Минк подозревать этих трех женщин, которых считала своими подругами?