в Вику, словно она была пеной морской, а я жалкий утопающий без шансов на спасение. Вот только Бронштейн было плевать на мои телодвижения. Она лишь кинула на меня один единственный скучающий взгляд, развернулась и ушла, сославшись на то, что забыла в бане телефон.
Я почти побежал за ней.
Не знаю, что меня остановило. Гребаное чудо, ангел-хранитель или еще какая-то байда, но я сдержался, а спустя десять минут забрал нахрен не нужные мне ключи у Сечина, сел в машину и с таким остервенением вжал педаль газа в пол, что Вика испуганно пискнула, вцепившись руками в приборную панель.
— Макс! — закричала девчонка, спустя десятки проглоченных мною километров.
— Что? — зарычал я.
— Телефон! У тебя звонит телефон! Господи, пожалуйста, возьми трубку!
Подхватил мобильник и, не глядя, принял звонок, рявкая:
— Да!
— Она плачет.
Два слова — а я чуть тут же сердце не выплюнул. Электрическая волна пробежала по телу и шарахнула по мозгам. Сильно. Руки тут же затряслись. Грудь заходила ходуном, а внутренности разом скрутило в тугие морские узлы.
Что же ты делаешь?
Скинул звонок и скорость тоже скинул. А затем, не говоря ни слова, взял курс на квартиру Вики, где уже спустя четверть часа притормозил, не глуша двигатель. Но на девушку смотреть не решался, только стиснул изо всех сил кожаную оплетку руля, вынуждая ее жалобно скрипнуть.
— Ты ведь больше ко мне не приедешь? — тихо спросила Вика, пока меня рвал на части стыд. Я раньше не знал этого чувства. Оно было мне чуждо. Сегодня одна, завтра другая, послезавтра две разом.
Мне было плевать на все и всех. Моя жизнь была похожа на сахарную вату — сладкая, но пустая.
А теперь?
— Нет, — капитулировал я без боя.
— К ней вернешься?
— Да.
— Что-ж... спасибо за честность.
— Прости, — повернулся я к девушке и посмотрел прямо в ее грустные, но все понимающие глаза.
— Да все нормально, Макс. Я же не дура.
— Я — дурак, — поджал губы и криво улыбнулся.
— Спорить не стану, — рассмеялась она и вдруг выпалила, смешно округляя глаза, — но знай, я буду всем говорить, что у тебя крошечный и ты плохо представляешь как им пользоваться.
Ржу. Киваю, поднимая руки вверх.
— Не возражаю.
— Все, я ушла.
— Удачи, Вик. И спасибо.
— Кушай с булочкой, — и выпорхнула из машины, а я выдохнул, отправляя благодарность небесам за то, что хоть одна вменяемая девушка выпала на мою грешную душу.
А теперь...
Развернулся и погнал обратно, по дороге заезжая в цветочный магазин за букетом цветов. Если Бронштейн их не примет, то я ей этим веником зад и надеру. Всё!
Притапливаю неторопливо, но все равно у Сечина оказываюсь, кажется, через целую вечность. Двигатель даже не глушу, выхожу из тачки и решительно двигаю за высокие ворота. Егор видит меня и кивает в сторону бани, подмигивая мне и улыбаясь, как придурочный.
Засранец глумливый!
Отдаю под козырек и идут куда указали. И с порога напарываюсь на свою ядовитую зазнобу, рядом с которой словно сердобольная курица-наседка трется Лялька.
— Выйди, — коротко, но безапелляционно говорю блондинке и та, на мое удивление, тут же испаряется.
Глаза в глаза, и я почти захлебываюсь эмоциями. Ася зарёванная. Смотрит на меня волком, а я ликую, как ненормальный.
Потому что — это все я!
— По-хорошему со мной поедешь или...?, — договорить не успеваю, тут же получая смачный фак прямо мне в лицо. — Что-ж, принято.
В несколько решительных шагов подхожу ближе, а затем в одно движение закидываю эту мегеру себе на плечо. Визжит, брыкается, но я только ощутимо шлепаю по аппетитной заднице, затянутой в простыню, и планомерно иду на выход. Мимо ошалевшей Зарецкой и ржущего в голос Сечина.
По хрен. Песочница закончилась.
Пока запихиваю сопротивляющееся тело Бронштейн в машину, позади меня оказывается Ляля, которая услужливо передает вещи своей буйной подружки. Молча забираю. Затем махаю всем на прощание и сажусь в машину, сразу же вдаривая по газам.
И домой.
Эта неугомонная что-то пищит на заднем сидении, пару раз лупит меня цветами, что я купил ей, но вскоре выдыхается и принимается натягивать прямо на мокрый купальник свои шмотки. В зеркале заднего вида выхватываю части ее почти обнаженного тела. Ловлю жаркий удар в живот, разгоняясь в своих пошлых фантазиях от нуля до сотни за секунду.
Трясу головой, наваливаю громкость на магнитоле и лечу, почти не разбирая дороги. А по месту, не обращая внимания на вопли, тащу Асю в свою берлогу. На этаже приходится скрутить ее и раз выхватить укус в плечо, но это мелочи.
Пару оборотов ключом, затем так же, но уже с обратной стороны. А затем я наконец-то выдыхаю, потому что она здесь и больше никуда от меня не денется. Рядом.
Там и останется. Всё!
— Выпусти меня отсюда, Баринов! Немедленно! Ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу! — кричит она, колошматя по двери, пока я, совершенно безэмоционально внешне, но бурля внутри, стою и смотрю на Бронштейн, облокотившись на стену и сложив руки на груди.
А затем качаю головой и выпаливаю:
— Мля... и как я мог влюбится в такую ненормальную?
Замирает моментально, а затем медленно поворачивается, взирая на меня испуганно и с обидой на нереально красивом лице. И я в этот момент врезаюсь в нее еще раз, но уже с удвоенной силой.
— Ась, — осторожно делаю шаг ближе, — ты что реально ничего не понимаешь, да? Не видишь? Не слышишь?
— Ч... что? — вжимается в дверное полотно. Глаза красные и на мокром месте. Губы и подбородок дрожат. Дышит так часто, что кажется, будто задыхается.
Да, любить иногда бывает больно. Я это уже выучил как дважды два.
Качаю головой, поражаюсь ее дремучести. Всем вокруг уже давно ясно всё и понятно, что у меня от нее давно и безнадежно фляга потекла, а этой... что в лоб, что по лбу.
— Влю... влюбился? — шепчет, сглатывает, всхлипывает, совсем как малой ребенок.
— Да, — киваю, а сам крадусь к ней, боясь спугнуть, — а ты меня гонишь поганой метлой.
Почти вплотную подошел. Уже чувствую земляничный запах ее волос. Скатываюсь в эйфорию от самой желанной близости на земле.
— Гоню? — голос ее дрожит и почти рвется, на тонкой шейке оголтело бьется голубая