Редактор сует мне еще одну перехваченную телеграмму Вацетиса, касающуюся того же 4-го латышского полка. Я понимаю, как важно нашему командованию знать то, что мне сообщил Иван Иванович, и думаю о том, как завладеть его портфелем.
Опасаясь, как бы мой собеседник не протрезвел, я предложил выпить за победу правды над злом. Предложение было охотно принято. Этот лишний стакан вина и свалил моего спутника с ног. В полночь, когда санлетучка тронулась со станции Верхняя Часовня, я с портфелем Ивана Ивановича покинул вагон и зарослями спустился к Волге...
На рассвете 25 июля передо мною был уже берег Волги. Усевшись под каким-то деревом, я открыл портфель и начал просматривать то, ради чего рисковал.
В одной из папок оказалась деловая переписка редактора газеты "Земля и воля" с председателем Комуча Вольским и членом Комуча - "специалистом" по крестьянским делам Климушкиным. Другая папка, с грифом "секретно", была озаглавлена "Задачи военного строительства". В ней находился краткий доклад полковника Махина от 17 июля 1918 года, состоявший из семи пунктов: 1) принцип создания военного ведомства Комуча; 2) формирование армии в Поволжье и Сибири; 3) создание тыловой базы по линии Екатеринбург - Челябинск Оренбург; 4) оперативное направление главного удара "народной армии"; 5) пункты сосредоточения резервов Вятка - Пермь - Сарапул; 6) план восстания в тылу красных и инструкция для партизан; 7) снабжение и денежная помощь.
К "Задачам военного строительства" была заботливо приложена "Таблица людских средств Приволжья, Приуралья и Сибири" с указанием численности населения и количества дивизий, которые надлежало сформировать в указанных районах. Кажется, речь шла о 42 дивизиях. В этой же папке оказались шифр и список "надежных лиц" в Симбирске и Казани.
Объявления, приказы и воззвания Комуча, отпечатанные для Симбирска, секретное постановление Комуча, в котором объявлялся выговор начальнику штаба "народной армии" полковнику Галкину за отказ давать Комучу оперативные сводки, вырезки из газет, банковские счета и другие малозначащие бумаги пришлось вместе с портфелем зарыть под деревом. Рассовав остальное по карманам, в том числе кольт и деньги, я направился к переправе...
В церквах и на площадях Симбирска в честь победы шли торжественные богослужения. В городе хозяйничал командир 1-го чехословацкого полка капитан Степанов. Ему помогали наводить "порядок" местные кадеты, народные социалисты, черносотенцы из "Союза Михаила архангела", лавочники, домовладельцы, чиновники и гимназисты. Главной же опорой белых являлось реакционное офицерство и небольшая группа из "Комитета спасения родины и революции".
Появляться на улицах было опасно - казалось, все население занято вылавливанием подозрительных. Задержанных расстреливали на месте или передавали контрразведке чехословаков, которая работала в тесном контакте с контрразведкой "народной армии".
На пристани готовились к отплытию пароходы "Георгий Морозов", "Горец", "Мичман Дмитрий" и еще два, названий которых я не запомнил.
Заглянул в затон. Здесь под руководством морских офицеров солдаты устанавливали на палубе огромной железобетонной баржи 42-линейные пушки, ломовые извозчики подвозили к пароходам ящики со снарядами.
В сумерках отправляюсь на станцию Симбирск-1. Там работал телеграфистом наш человек. Он, пожалуй, был единственным, с кем я мог бы теперь связаться в Симбирске. К счастью, Сергей был на дежурстве.
Свой-то свой, а все же осторожность не помешает, подумал я, сочиняя "телеграмму", и, выбрав удобный момент, подошел к окошечку телеграфиста.
- Примите срочную депешу.
Телеграфист посмотрел на меня, видимо, узнал, перевел глаза на телеграмму и стал читать:
"Самара, торговая фирма "Полярная звезда", Закупка провианта проходит туговато, цепы растут. Дрозд".
- "Полярной звезды" больше не существует, гражданин Дрозд, - произнес телеграфист и возвратил мне телеграмму.
- Вы окажете мне большую услугу, если объясните...
Но телеграфист не дал мне договорить.
- Через час встретимся в сквере у вокзала, - тихо произнес он.
В сквере телеграфист рассказал мне о трех днях господства чехословаков и уполномоченного Комуча Владимира Лебедева в Симбирске.
Особенно взволновал меня арест руководителя боевых групп самарского подполья Саши Мандракова. Я знал, что Мандраков был резидентом агентурной разведки штаба 1-й армии, которой руководил комиссар штаба армии Мазо. Эта группа разведчиков работала непосредственно в Самаре и была связана с группой подпольщиков, руководимой Паршиным{1}.
Мандраков был опознан провокатором и схвачен охранным отделением. При нем были доклад начальнику разведки, кодовая таблица, пароль "Полярная звезда" и список руководителей боевых групп.
Сергей сообщил мне также, что через Казань в Симбирск пробрался какой-то французский летчик, рассказавший, что союзники подходят к Вятке, что по подписному листу члена Комуча Брушвита симбирская буржуазия при усердии возрожденного "женского общества" собрала тридцать миллионов рублей в фонд армии, что утром в день нашей встречи была объявлена мобилизация офицеров, а в три часа дня уполномоченный Комуча Лебедев уже сообщил в Самару о сформировании инструкторского офицерского батальона...
Вдруг Сергей замолчал, тронул рукой мое колено и, проводив глазами проходившего невдалеке человека в форме железнодорожника, шепотом проговорил:
- Провокатор! Надо немедленно уходить... - Он что-то прикинул в уме, а затем заговорил спеша и волнуясь: - Обстановка меняется ежечасно. По имеющимся сведениям, верстах в тридцати отсюда на линии железной дороги, что идет на Инзу, находится отряд капелевцев, поэтому ты иди левее железной дороги, левее деревни Грязнухи - на Виру...
Уже прощаясь, Сергей задержал мою руку:
- Да, вот что. Не забудь: большинство телеграмм из Москвы, Казани и Инзы белые перехватывают... - Оглянувшись, он вынул из внутреннего кармана форменной тужурки сверток и сунул его мне: - Тут копии перехваченных телеграмм той и другой стороны. И переговоры по прямому проводу, которые вел сегодня Лебедев с Самарой. Там разберутся... Ну, прощай, браток!
* * *
Двое суток я петлял по незнакомым лесным тропам и лишь на третий день вышел на железную дорогу. Было еще темно, и, как на путеводный маяк, шел я на одиноко мерцавший вдали огонек. Оказалось, я вышел к железнодорожной станции Охотничья. Меня остановил часовой и передал дежурному коменданту. На столе в комнате дежурного горела керосиновая лампа, а за столом, склонившись над картой, сидел военный с пышной черной шевелюрой, в туго перехваченном ремнями френче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});