прямых потомков Наполеона.
— Ах, да. Новый глава Франции или что-то вроде этого.
— Именно, мой мальчик. Он создает очень серьезные проблемы для наших с тобой стран.
— В таком случае он покойник. Хочешь вина?
— Безусловно.
— Я закажу замечательное бароло. Или барбареско. Любое вино, которое называется на букву «б», это хорошее итальянское вино. Я уже говорил тебе это, да? Расскажи мне поподробнее об этом парне Бонапарте.
— Он убил своего отца. В Париже, примерно тридцать пять лет назад. Спецы из Лэнгли наткнулись на старое дело, когда копались в его биографии. Потом посмотришь, оно у меня с собой. Вообще-то, я здесь по личной просьбе директора ЦРУ Патрика Келли.
— Так, значит, ты знаешь, что меня повысили?
— Нет. И какой же высокий пост ты теперь занимаешь?
— Ну вот, а говорят, ЦРУ все знает. Я теперь старший представитель полицейского департамента Нью-Йорка в Федеральном комитете по антитеррористическим действиям. ФКАД. Так что я теперь и сам вроде как поганый федерал. Но в моей команде все ребята — настоящие полицейские. В каком районе Парижа произошло убийство?
— У могилы Наполеона, в 1970 году.
— Свидетели есть?
— Да. Как минимум двое. Парень по имени Бен Сэнгстер. И его деловой партнер Джо Бонанно. Оба американцы.
— Ты меня разыгрываешь, наверное.
— Уверяю тебя, Мучи, у меня и в мыслях нет тебя разыгрывать.
— Бенни Сэнгстер и Бонни Джонс, как же. Я помню этих парней, я их обоих за решетку отправил. Да, кажется, припоминаю, на суде говорили, что провернули какое-то дело в Париже. Что-то, связанное с союзом Корсики. Ты много о них знаешь?
— Не очень. Ты гораздо больше сможешь почерпнуть из материалов дела.
— Расскажи мне, что ты знаешь о «Корсике».
— Французская мафия. Очень жестокая организация.
Старше, чем Сицилианский союз. Возникла на Корсике, где родился Наполеон, как тебе прекрасно известно. В шестидесятые-семидесятые годы корсиканский синдикат проворачивал серьезные операции здесь, на Восточном берегу, в основном контрабанда и наркотики. Иногда они работали на европейские корпорации так же, как якудза работает на японских бизнесменов. Корсиканский союз — единственная мафиозная группировка с собственной политической программой.
— Политической?
— Да. Они финансировали и организовывали террористические атаки на корпорации, отказывающиеся переходить на евро. Именно на этом наш мальчик Бонапарт и сделал себе имя. Тогда американские семьи сильно враждовали между собой.
— Понятно.
— Сэнгстер и Бонанно все еще за решеткой? — спросил Конгрив.
— Да нет, насколько я знаю, вышли. По-моему, они получили от десяти до пятнадцати или около того.
— Я очень хочу поговорить с ними обоими.
— И когда именно ты хочешь провести эту милую беседу?
— Ты сможешь их найти?
— Я могу найти кого угодно, Эмброуз. Когда тебе будет удобно проинтервьюировать двух уголовников?
— Сегодня вечером будет просто идеально.
— Значит, и вправду надвигается какой-то кризис?
— Как всегда, капитан, — сказал Эмброуз. — История, как однажды заметил Герберт Уэллс, это вечная борьба образования с катастрофой. Сейчас катастрофы впереди на два корпуса.
Мариуччи, улыбаясь, смотрел на него.
— Пойду позвоню. Это не должно занять бол ьше пяти минут. И не вздумай притрагиваться к стейку, пока я не вернусь.
Дом престарелых располагался в темном переулке возле оживленной развязки. Это было приземистое трехэтажное здание, со стен которого облезала штукатурка. Отделанной деревом крутой крыше явно требовался ремонт. Конгрив и капитан Мариуччи оставили привезшего их офицера внизу, за полквартала от дома престарелых и дальше пошли пешком.
— Жуткая дыра, да? Ладно, кто будет общаться с народом через дверь? Ты или я? — спросил капитан.
— Полагаю, это мое расследование, — сказал Эмброуз и постучал в потрескавшуюся ободранную дверь. Через секунду в двери появился крупный мужчина в зеленой униформе. Он лишь слегка приоткрыл дверь.
— Добрый вечер, сэр, — сказал Эмброуз, показывая ему свой значок. — Я главный инспектор Эмброуз Конгрив из Скотланд-Ярда. А это капитан Мариуччи из полицейского департамента Нью-Йорка. Мы можем войти?
— В чем дело? — спросил мужчина, на миллиметр уменьшив щель в двери.
— Я скажу, когда мы войдем, — ответил Конгрив, распахивая дверь и переступая через порог. Капитан последовал за ним, и все трое очутились в маленькой прихожей, освещенной тусклым желтым светом грязной лампочки.
— Что вам нужно? — спросил мужчина. — Я ничего не сделал. Я простой служащий.
— Как вас зовут? — спросил Мариуччи.
— Лейвон, сэр. Лейвон Грин.
— У вас здесь есть пациент по имени Бен Сэнгстер?
— Да, сэр, есть. Он сейчас наверху. Спит сном младенца.
— Хорошо. Капитан Мариуччи возьмет его дело для меня. А вы проводите меня к нему.
— Да, сэр. Сюда. Мистер Бен живет наверху. Он там один. Но он сейчас спит, как я уже сказал. Он принимает лекарства в шесть. После этого его вышибает, и он храпит до тех пор, пока его не позовут пить апельсиновый сок утром.
— Капитан, — сказал Эмброуз, — я пойду вместе с этим любезным джентльменом наверх, взгляну на мистера Сэн-гстера. Не могли бы вы к нам присоединиться, как только заберете его дело из кабинета управляющего?
— Конечно, главный инспектор, — отозвался Мариуччи, насмешливо поклонившись, — Я приступлю сейчас же. — Он пошел по обшарпанному коридору, бормоча что-то себе под нос. Лейвон показал на узкую лестницу в конце коридора, и Эмброуз быстро зашагал впереди него.
— Это его комната? — спросил Эмброуз, когда они поднялись наверх.
— Да, сэр.
— После вас, — сказал Эмброуз, подождал, пока мужчина откроет дверь, и вошел вслед за ним.
Резкий медный запах ударил Конгриву по носу. Протягивая руку к выключателю возле двери, он уже знал, что увидит. В комнате была свежая кровь. Много крови. Он включил свет.
— Господи Боже, — сказал сторож. — Боже мой, как это…
Эмброуз посмотрел на Лейвона Грина и спросил:
— Этот человек был жив, когда вы последний раз его видели?
— Да, сэр! Он…
— Последний раз вы его видели, когда давали ему лекарства? Во сколько это было?
— В шесть. В шесть часов, я уже говорил. В одно и то же время каждый день. О, Господи.
— Вы абсолютно уверены, что в шесть часов вечера он был жив?
— Живой, как вы или я. Да, сэр. Живой.
— И с тех пор вы ничего не слышали? Никакого шума? Криков?
— Нет, сэр.
— Я вам верю. Ему закрыли лицо подушкой, которая валяется на полу. Это мог сделать один из ваших пациентов?
— Нет, сэр. Ни у одного из них сил не хватит наполовину отрезать человеку голову.
— Кто-нибудь, кроме вас и управляющего, сегодня приходил сюда?
— Только антеннщик.
— Во сколько это было?
— Думаю, около семи. Все, кто еще не лег, сидели внизу, смотрели телевизор, и вдруг картинка пропала. Этот мужчина пришел минут через десять. Сказал, что будет