Читать интересную книгу Цвет волшебства (сборник) - Терри Пратчетт

— Насчет друидов? — переспросил Траймон. — Интересно…

* * *

— С тобой всё в порядке? — поинтересовался Двацветок.

Ринсвинд открыл глаза.

Поспешно сев, волшебник схватил туриста за рукав.

— Надо убираться отсюда! — с напором заявил он. — Немедленно!

— Но здесь вот-вот состоится древняя и традиционная церемония!

— Плевать на то, какая она древняя! Я хочу ощутить под ногами надежную булыжную мостовую, хочу почувствовать старый знакомый запах выгребных ям, хочу туда, где много народу, очагов, крыш, стен и тому подобных, родных вещей! Я хочу домой!

Он обнаружил, что его охватывает та внезапная и отчаянная тоска по насыщенным испарениями, закопченным улочкам Анк-Морпорка, которая сильнее всего проявляется весной, когда смолистый блеск мутных вод реки Анк приобретает особый оттенок, а крыши заполняются птичьими песнями или, по крайней мере, ритмично кашляющими птицами.

У Ринсвинда даже слёзы навернулись на глаза, когда он припомнил нежную игру света на куполе Храма Мелких Богов, известной городской достопримечательности, и комок подкатил к горлу при мысли о лотке с жареной рыбой на перекрёстке Мусорной улицы и улицы Искусных Умельцев. Он подумал о маринованных огурцах, которые там продаются, о длинных зелёных штуковинах, таящихся на дне банок, словно утонувшие киты. Они взывали к нему через многие мили, обещая представить его засоленным яйцам, плавающим в соседней банке.

Он подумал об уютных сеновалах платных конюшен и о тёплом сене, на котором он проводил ночи. Иногда он, глупец, высказывал недовольство таким образом жизни. Тогда он находил эту жизнь скучной, а теперь она казалась невероятно далёкой и желанной.

Всё, с него хватит. Он отправляется домой. «Маринованные огурцы, я слышу ваш зов…»

Он оттолкнул Двацветка в сторону, с величайшим достоинством подобрал потрепанный балахон и повернулся лицом туда, где, по его мнению, находился его родной город. С сосредоточенной решимостью и немалой долей рассеянности Ринсвинд шагнул с вершины тридцатитонного дольмена.

Десять минут спустя — когда встревоженный и почти раскаявшийся Двацветок выкопал его из большого сугроба у основания каменных столбов, — выражение лица Ринсвинда нисколько не изменилось. Двацветок вгляделся в своего приятеля.

— С тобой всё в порядке? — спросил он. — Сколько пальцев я поднял?

— Я хочу домой!

— Хорошо.

— Нет, нет и нет, не пытайся меня отговаривать, с меня довольно. Мне бы хотелось сказать, что всё это было очень здорово, но я не могу, и… что?

— Я говорю, хорошо, — повторил Двацветок. — Я совсем не прочь снова повидать Анк-Морпорк. Полагаю, большая его часть уже восстановлена.

Следует отметить, что когда оба приятеля в последний раз видели вышеупомянутый город, в нём бушевал довольно свирепый пожар — факт, имеющий некоторое отношение к попытке Двацветка внедрить идею страхования от внезапного бедствия в умы корыстолюбивого, но невежественного населения. Однако опустошающие пожары были регулярной чертой жизни Анк-Морпорка. Жизнерадостно и педантично этот город всегда отстраивали заново с использованием традиционных местных материалов: сухого, как трут, дерева и соломы, пропитанной для водостойкости смолой.

— О, — сказал Ринсвинд, немного понижая тон. — Тогда ладно. Хорошо. Прекрасно. Ну что, пошли?

Он торопливо поднялся на ноги и стряхнул с себя снег.

— Только я думаю, нам следует подождать до утра, — добавил Двацветок.

— Почему?

— Ну, потому что сейчас жуткий холод, а мы не знаем толком, где находимся, Сундук куда-то исчез, да и темнеет с каждой минутой…

Ринсвинд помедлил. Ему показалось, что где-то в каньонах его сознания послышался отдаленный шорох старой бумаги. Волшебника томило ужасное предчувствие, что впредь такие сны будут часто повторяться, а у него были и другие, гораздо более интересные дела, кроме как выслушивать нотации от кучки древних заклинаний, которые не могут прийти к единому мнению насчет того, как начиналась вселенная…

Тоненький сухой голосок, донесшийся с задворков его мозга, поинтересовался:

— Ну, как дела?

— Заткнись, а? — отозвался Ринсвинд.

— Я всего-навсего сказал, что сейчас жуткий холод и… — принялся оправдываться Двацветок.

— Это я не тебе, это я себе.

— Что?

— Заткнись, а? — устало буркнул Ринсвинд. — Насколько я понимаю, вряд ли здесь найдётся чем подкрепиться?

Гигантские камни чёрными и угрожающими глыбами выпирали на фоне умирающей зелени заката. По внутреннему кругу в свете нескольких костров взад-вперед торопливо сновали друиды, настраивая необходимую для каменного компьютера периферию, как то бараньи черепа на украшенных омелой шестах, знамёна с вышитыми извивающимися змеями и тому подобными штуковинами. За пределами пятен света толпились обитатели равнин; фестивали друидов пользовались устойчивой популярностью, особенно когда что-то шло наперекосяк.

Ринсвинд уставился на сборище.

— Что происходит?

— Ну, — с энтузиазмом отозвался Двацветок, — очевидно, здесь проводится церемония, возникшая многие тысячелетия назад и отмечающая, э-э, возрождение луны или, возможно, солнца. Нет, я почти уверен, что луны. Судя по всему, церемония эта очень торжественная, красивая и окутана спокойным достоинством.

Ринсвинд содрогнулся. Когда Двацветок принимался подобным образом разглагольствовать, им сразу овладевало беспокойство. Слава богам, он не назвал церемонию «живописной» и «оригинальной». Ринсвинд так и не нашел удовлетворительного перевода для этих слов, но самый близкий синоним, который он смог подобрать, означал «неприятности».

— Вот бы Сундук сюда, — с сожалением продолжил турист. — Как кстати пришелся бы мой иконограф. Всё обещает быть очень оригинальным и живописным.

Толпа предвкушающе зашевелилась. Похоже, церемония вот-вот начнётся.

— Послушай, — торопливо заговорил Ринсвинд. — Друиды — это жрецы. Поэтому, пожалуйста, не выводи их из себя.

— Но…

— Не предлагай купить у них камни.

— Но я…

— Не заводи разговор о самобытных народных обычаях.

— Я думал…

— И ни в коем случае не пытайся продать им страховой полис, это мгновенно выведет их из себя.

— Но они же жрецы! — взвыл Двацветок.

Ринсвинд приостановился.

— Ага, — сказал он. — В том-то всё и дело.

У внешнего круга начала формироваться какая-то процессия.

— Жрецы — это хорошие, добрые люди, — запротестовал Двацветок. — У нас дома они ходят по городу с чашками для подаяний. Это единственное, что у них есть.

— А-а, — протянул Ринсвинд, не совсем уверенный в том, что всё понял. — Чашки для того, чтобы лить в них кровь, да?

— Кровь?

— Ну да, вытекающую из жертв.

Ринсвинд подумал о тех жрецах, которых он знавал дома. Он всегда боялся навлечь на себя гнев какого-либо бога, а потому посещал множество храмовых церемоний. В общем и целом он считал, что наиболее точным описанием любого жреца в области Круглого моря будет «человек, который уйму времени проводит по локоть в крови».

Лицо Двацветка выразило ужас.

— О нет, — воскликнул он. — Там, откуда я приехал, жрецы — это праведные люди, посвятившие жизнь бедности, добрым делам и изучению природы богов.

Ринсвинд обдумал предложенный вариант.

— И никаких жертвоприношений?

— Абсолютно никаких.

Ринсвинд сдался.

— Ну, — буркнул он, — по-моему, эти твои жрецы не так уж и святы.

Где-то неподалеку раздался громкий рёв целого оркестра бронзовых труб. Ринсвинд оглянулся вокруг. Рядом медленно двигалась колонна друидов, которые несли длинные серпы, увешанные пучками омелы. Далее следовали многочисленные младшие друиды и ученики, играющие на самых разнообразных ударных инструментах, которые традиционно считались отгоняющими злых духов и, весьма вероятно, таковыми и являлись.

На камнях, которые зловеще выделялись на фоне залитого зеленью неба, свет факела рисовал возбуждающие и эффектные узоры. Над Пупом замерцали и засверкали среди звезд переливчатые полотнища «аврора кориолис» — центрального сияния, порождаемого миллионами танцующих в магическом поле Диска ледяных кристаллов.

— Белафон мне всё объяснил, — прошептал Двацветок. — Мы станем свидетелями освященной веками церемонии, воспевающей Единство Человека и Вселенной. Именно так он и сказал.

Ринсвинд бросил кислый взгляд на процессию. Теперь, когда друиды рассыпались вокруг огромного плоского камня, возвышающегося посредине круга, он не мог не заметить привлекательную, хотя и несколько бледноватую юную особу. У неё было: на теле — длинное белое платье, на шее — золотая гривна, на лице — смутная обеспокоенность.

— Она жрица? — спросил Двацветок.