— Вот потому я и живу на чердаке третьеразрядной таверны. Сказывается нехватка навыков общения.
— С меня жбан лучшего. Только постарайтесь объяснить так, чтобы я понял.
— Ладно, попробую. Металлы издают музыку. В смысле, они звенят. Знаете про музыку ветра? Ее делают из медных полос или трубок. Ну, или из серебра, если вы слишком богаты, чтобы себе такое позволить.
— Ага. Я видел такие еще из стекла или из керамики.
— Что ж, молодец. Но давайте все-таки вернемся к металлам. К цинку. При изготовлении латуни в расплав остальных металлов обязательно нужно добавлять маленькие полоски цинка. Такие же, какие используют для музыки ветра. Но если делать ее из чистого цинка, звона хорошего не получится. Так, лязг один. Цинк не поет.
Что ж, хоть какая-то информация. Хотя не могу сказать, чтобы я понимал, о чем это он, а потому так прямо и спросил:
— И к чему вы клоните?
— С учетом твоей догадливости, странно, как это ты до сих пор жив, не говоря уже о процветании.
— Мне такое уже говорили. Навыки общения, понимаете ли, подводят. В общем, цинк для музыки ветра не подходит.
— Вот именно. Так вот, здешние мелодии словно исполнены самой большой в мире цинковой музыкой ветра.
— Правда? — Я стоял, пытаясь поймать ртом редкие снежинки.
— Позволь, я еще раз попробую, Гаррет. Я придумал еще сравнение — точнее, чем музыка ветра. Только не знаю точно, как это у вас здесь называется. Такая штука, когда ударяешь по металлическим полоскам разной длины деревянными молоточками.
— Гонги, — предположил я.
— Это те, что висят на перекладине. Угу, есть такие. Но я имел в виду такие, которые лежат на маленьком столике.
Я представлял себе, о чем он говорит. Я как-то раз видел нечто в этом роде в оркестровой яме одного из конкурентов «Мира».
— Я тоже названия не помню. Но знаю, о чем вы.
— Отлично. Так вот, эта музыка, словно играет целый оркестр таких, цинковых.
— Если это такой жуткий лязг, почему вы называете его музыкой?
— Послушай сам и поймешь.
— Надо будет — послушаю.
54
Плоскомордый с Камнегрудым сработались на славу. Казарма росла и обретала очертания на глазах. Громилы Плоскомордого сияли в ожидании комфорта. На всякий случай я напомнил Тарпу, что его работа заключается не в просиживании штанов у теплой печки.
Парни его, впрочем, дело свое знали. Двое с кличками Воробей и Джо-Фига притащили незнакомца, по их словам, замышлявшего какую-то пакость с задней стороны «Мира». Не великана, неважно одетого и вонявшего, как выгребная яма. Ну, не так, как Лазутчик Фелльске, но достаточно для того, чтобы заметно выделяться запахом на фоне горожан, традиционно страдающих аллергией на мыло. Ему явно не мешало бы подкормиться. Руки-ноги его более всего напоминали ходули паука-сенокосца. Сутулость тоже не добавляла обаяния. Шевелюра представляла собой безумный клубок засаленных веревок. Он избегал встречаться с кем-либо взглядом. Он знал, кто я такой. И он надеялся, что я его не помню. Беда в том, что жизнь состоит из цепочки разочарований. В данном конкретном случае она разочаровала его.
— Долгоносик Гитто! Давненько не виделись. Дело не совсем твоего профиля, не так ли? И что ты нам расскажешь?
Долгоносик пробормотал что-то насчет поисков работы, каковое заявление было встречено громовым хохотом. Долгоносика мои приятели не знали, зато хорошо знали подобную братию в целом.
Сменив тактику, Долгоносик начал хныкать, что, мол, пытался найти что плохо лежит и продать в обмен на какую-нибудь еду. Долгоносик обладает несомненным даром: умеет хныкать и бормотать одновременно.
Что ж, в данном случае он, возможно, не так уж и врал. В том смысле, что найти и продать он хотел информацию.
— Давай пока не будем мутузить его, — посоветовал я Тарпу. — Долгоносик серьезнее, чем пытается казаться.
— А на вид просто лоботряс.
— Конечно. Только на самом деле он шпионит на Маренго Англичанина и всю ту братию.
Тарп, Воробей, Краб и пара других повнимательнее присмотрелись к Долгоносику. И не поверили мне.
— Всю власть расе господ, — заявил я им и повернулся к пленному: — Ты, Долгоносик, даже не представляешь себе, в какое дерьмо вляпался. Так что выход у тебя сейчас только один. Рассказать все как на духу.
Долгоносик уставился в мостовую, издавая негромкие хнычущие звуки. Словами, правда, они не сопровождались.
— Так что ты здесь делаешь? Я жду ответа. Если ты готов облегчить душу, я не отдам тебя Камнегрудому — вон тому. А будешь упорствовать, попрошу этих парней выколотить из тебя силой. А потом все равно сдам Камнегрудому. Он тебя стащит в Аль-Хар — ты ведь, не сомневаюсь, еще числишься в списке тех, за поимку которых директор Релвей назначил награду.
Долгоносик разом изобразил готовность к сотрудничеству. Если бы в пантеоне здешних богов имелась богиня Сотрудничества, Долгоносика наверняка изобразили бы в виде котенка, мурлыкавшего у нее на коленях, и масло бы не таяло у него во рту.
— Тут слух прошел, — сказал он, — что здесь вроде как нелюдей на работе используют. — Он с опаской покосился на Камнегрудого.
— Слух? И от кого же ты это слышал?
Долгоносик Гитто — не законченный предатель. Но он реалист и прагматик. Он прекрасно понимал, что рано или поздно выложит все. Рано или поздно, но выложит. Поэтому не в его интересах было заставлять нас причинять ему боль в ожидании неизбежного.
— От пары строителей здешних. У нас, понимаете ли, ячейка партийная в паре кварталов отсюда. Вот они туда и передали. Что вроде как обижены на своего десятника. А я как раз ничего не делал. Вот секретарь районный и послал меня проверить, как здесь все на самом деле. Я как раз искал информаторов, когда эти ребята меня сцапали.
— И что это за информаторы?
Долгоносик неловко переминался с ноги на ногу. Сдача конкретных имен вряд ли добавила бы ему популярности.
Впрочем, он решил, что шести секунд молчания для приличия более чем достаточно.
— Миндра Меркель и Бемби Ферденс.
— Бемби? — поперхнулся Плоскомордый. — Правда? Ты это серьезно?
— Лютер! — махнул я рукой, подзывая десятника. Тот ошивался поблизости, пытаясь подслушать разговор. — Бемби Ферденс и Миндра Меркель, — сказал я ему. — Передай им, чтобы собирали инструменты и отправлялись домой. Они здесь больше не работают.
Это почему-то вывело его из себя.
— Какого хрена? Что это вы здесь себе позволяете? Вы не имеете права увольнять моих людей. Они на вас не работают. Они работают на… вау!
Плоскомордый небрежно коснулся его рукой. Есть у Плоскомордого такой талант: извлекать нечленораздельные звуки из тех, кто не склонен сотрудничать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});