Абдулла спешил поделиться радостью с комиссаром: только что его наконец зачислили бойцом Второго мусульманского социалистического батальона. На радостях он распахнул дверь Мулланурова кабинета, не постучавшись. И сразу отпрянул: комиссар был не один. Против заваленного бумагами стола сидел тоненький темноволосый человек с огромными печальными глазами. Лицо его показалось Абдулле знакомым. Приглядевшись, он вспомнил, что несколько раз встречал его в комиссариате, но кто он такой, так и не знал.
Не желая мешать деловой беседе, Абдулла хотел было тихонько прикрыть дверь и незаметно удалиться. Но Мулланур весело окликнул его:
— А-а, Абдулла! Легок на помине. А мы как раз о тебе говорили. Заходи, дорогой! Познакомься с нашим турецким другом Мустафой Субхи.
Гость Мулланура пошел Абдулле навстречу:
— Рад… Очень рад познакомиться с вами.
— Спасибо, — виновато улыбнулся Абдулла. — Я тоже рад, хотя и не знаю, кто вы. Как видно, вы друг комиссара Вахитова. А друг моего друга — мой друг.
— Товарищ Мустафа Субхи — наш гость. Он родом из Турции, — пояснил Мулланур.
— Турок, значит? — удивился Абдулла.
— Да.
— Про турков я слышал. Они ведь тоже мусульмане, верно?
— Да, Абдулла, верно.
— Я слыхал, что многие татары, когда их хотели обратить в христианство, бежали в Турцию.
— Вы правы, Абдулла, — подтвердил гость. — Я знаю у себя на родине много татар, родители которых были выходцами из Казани.
— Как же вы у нас тут в Москве-то очутились? — не удержался от вопроса Абдулла.
— В эту войну Турция воевала с Россией на стороне Германии. Как только я стал соображать, что к чему, мне сразу расхотелось проливать свою кровь за турецкую буржуазию. И вот мы с группой друзей надумали сдаться в плен. А когда началась в России революция, мы сразу поняли, на чьей стороне надо бороться. Так судьба привела меня в Москву, к твоему другу комиссару Вахитову.
— Товарищ Субхи сейчас работает у нас в отделе международной пропаганды, — сказал Мулланур. — Мы ним обсуждали некоторые вопросы, касающиеся наших мусульманских войсковых соединений. И вот тут-то как раз речь и зашла о тебе… У каждого бойца должен быть отличительный знак, показывающий его принадлежность к данной армии. Верно?
Абдулла все еще не догадывался, куда клонит комиссар. Какая связь может быть между серьезными разговорами, которые ведут меж собой эти умные, образованные люди, и им, малограмотным старым татарином, бывшим дворником?
И вдруг он увидел, что на столе комиссара лежит деревянная красная звезда, окаймленная сверху зеленым полумесяцем. Та самая звезда, которую он вырезал собственными руками и подарил комиссару перед тем как уйти на фронт, на защиту Петрограда.
— Вот, дорогой, — сказал Мулланур, взяв в руки давний подарок Абдуллы. — Товарищ Субхи предлагает сделать эту звезду отличительным воинским знаком красных мусульманских бойцов. Узнаёшь ее?
— Как не узнать, — улыбнулся растерянно Абдулла. Он был счастлив, что его бесхитростный подарок пригодился комиссару, что и он тоже будет на свой лад служить революции.
4Дулдулович с каждым днем все острее чувствовал, что комиссар Вахитов перестал доверять ему. Впрямую об этом он, конечно, не говорит. Но зачем слова? Это ведь ясно и без слов. Вот, например, раньше его приглашали на все заседания комиссариата. А сейчас про него то и дело забывают. Случайность? Какое там! В таких делах у большевиков случайностей не бывает… Да что там заседания! Даже прямую его обязанность — устройство делегатов, приехавших обсудить и принять Положение о Татаро-Башкирской республике, — на этот раз взял на себя Ибрагимов. Как будто у него, у Ибрагимова, других дел мало. Нет, тут, к сожалению, не может быть сомнений. Он, Эгдем Дулдулович, вышел у комиссара из доверия…
Одно утешение осталось теперь у Эгдема — красавица Галия, с которой он познакомился еще в Петрограде и которая замолвила тогда за него слово перед этим волком в образе человека — перед комиссаром Вахтовым.
Галия, судя по всему, влюблена в него. Это льстило самолюбию. Впрочем, не только самолюбию: девчонка очаровательна, Эгдем искренно любовался ею. Да и в будущем она могла еще оказаться полезной. Влюблен ли он в нее? Трудно сказать. У нее легкий, покладистый характер. Она верный товарищ, на которого можно положиться. Все так… Но Эгдем, конечно, не помышлял о том, чтобы всерьез связать с нею свою жизнь. Она была для него просто-напросто очередной возлюбленной, каких у него в прошлом было немало…
По окончании рабочего дня Эгдем встретил, как сговорились, Галию у здания комиссариата. Под руку они медленно побрели по набережной Москвы-реки.
Девушка была в легком пальто. Она даже не накинула на голову платок, и темные густые волосы ее трепетали на влажном весеннем ветру. Задумчивое и нежное выражение милого лица не было омрачено никакой заботой, глаза искрились радостью и безмятежным весельем. Но через минуту-другую скверное настроение спутника передалось и ей.
— Что с тобой, милый? — Галия заглянула в глаза Дулдуловичу. — Ты грустишь?
— И не захочешь, а загрустишь, — мрачно буркнул он в ответ.
Искорки веселья в глазах Галин мгновенно погасли.
— Скажи мне все! — взволнованно заговорила она. — У нас с тобой все должно быть пополам. И радость и беда. Не скрывай ничего, прошу тебя.
— Да все этот комиссар твой, — злобно сказал Дулдулович. — Невзлюбил меня. Придирается на каждом шагу.
— Мулланур?
— Он самый… То ли физиономия моя ему не приглянулась, а может, и еще что похуже…
— Похуже? — удивилась Галия. — А что может быть хуже?
— Не доверяет он мне, отстранил от всех важных дел. Видно, подозревает в чем-то. А в чем — не знаю.
— Может, тебе показалось? — робко предположила Галия.
— Показалось?! Как бы не так! Все уже заметили, что он меня на дух не принимает, третирует всячески. Ну а за ним и остальные. Вы все ведь так и смотрит ему в рот, ловите каждое его слово. Да и я, честно говоря, тоже сперва был от него без ума. Чуть ли не святым его считал. А он…
Но Галяя не дала ему продолжать.
— Нет-нет, — решительно оборвала она. — Ты неправ! Мулланур не способен держать камень за пазухой. Если бы он был тобой недоволен, он так прямо тебе об этом и сказал бы. А уж относиться к кому-нибудь с предубеждением — это и вовсе на него не похоже. Он справедливый…
— Видишь, как выходит, о нем плохого слова сказать нельзя, а ему так все можно! — упрямо твердил Эгдем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});