Читать интересную книгу Богословские труды - Василий Кривошеин

Об этом же беспокоился и архиепископ Николай (Еремин), когда в своем письме владыке от 9 марта 1959 г. заботился о таком «местопребывании» своего викария, где бы ему удобно было совмещать архипастырскую деятельность с научными занятиями. Сам владыка объясняет свой наконец–то состоявшийся переезд тем, что «выход… был найден»[632]. Что это был за выход, мы можем лишь догадываться. Впрочем, небезосновательно. Думаем, что одной из проблем, оттягивавшей переезд, был «квартирный вопрос». Выход заключался в поиске надежного пристанища в культурной столице Европы.

Владыка поселяется на улице Аллерэ (rue d’Alleray), 26, в XV округе. Там же располагались канцелярия Экзархата и храм во имя Вознесения Господня, где настоятелем был архимандрит Дионисий (Шамбо). Этим адресом помечены письма брату Игорю Александровичу в Москву в феврале — октябре 1960 г. С архимандритом, тогда членом Совета Экзархата, они уже были порядочно знакомы — в августе 1956 г. в составе одной делегации посетили Россию, хотя их соединению под одной крышей могли предшествовать длительные переговоры. Здесь же находилась и редакция «Вестника Экзархата», и центр православной жизни латинского обряда, умершей вместе с архимандритом Дени в 1965 г.

Не в последнюю очередь промедлению с водворением здесь владыки Василия могли способствовать и сложные отношения между самим экзархом и отцом Дени, как отчасти об этом свидетельствует сам владыка [633]. К тому же в начале 1958 г. из–за начавшегося строительства нового многоэтажного дома на месте Трехсвятительского храма архиепископ Николай перенес свою резиденцию , а вместе с ней и монашескую общину подворья и богословско–пастырские курсы из Парижа в Вильмуассон–сюр–Орж (5 , rue Ferrande, Villemoisson–sur–Orge) в 20 км от столицы. Первая литургия во вновь построенном храме была совершена 14 декабря того же года, а возвращение епархиального управления и церковного дома Экзархата на рю Петель, 5 / Пеклет, 26 состоялось только 1 февраля 1960 г.

Как бы то ни было, в ноябре 1959 г. епископ Василий окончательно переезжает в Париж, сохраняя при этом выданный английскими властями паспорт, который в 1961 г. пришлось продлевать еще на два года. Сюда же еще в сентябре из Оксфорда переехала монахиня Екатерина. Непосредственно перед переселением в Париж владыка успел побывать на Патрологическом конгрессе в Оксфорде 21—26 сентября 1959 г., где выступал с докладом о «духовном опьянении» в мистике прп. Симеона. Пятнадцатого октября владыка участвовал в заседании Совета Экзархата в Вильмуассоне, где по–прежнему проживал архиепископ. Тогда было решено, что параллельно с богословско–пастырскими курсами будут открыты курсы заочного преподавания богословских предметов для «непарижан» или же для тех, кто хочет совмещать обучение с продолжением своей профессиональной карьеры. Эти новые курсы и возглавил епископ Василий.

А 11—15 ноября он побывал на торжествах в Фессалониках в память 600–летия со дня преставления свт. Григория Паламы. Последняя поездка словно предопределила один из основных богословско–полемических интересов парижского периода. А с учетом предположительно состоявшейся именно здесь встречи с епископом Кассианом, которого владыка «объегорил», первым протянув руку христианского сердца, — оказалась важной с дипломатической точки зрения. Особенно перед переездом в Париж.

Только здесь и возобновилась работа над изданием трудов прп. Симеона в «Sources Chr&iennes». Девятого февраля 1960 г. владыка пишет брату, что книга, уложившаяся в три тома.

закончена, но текст должен посмотреть французский редактор. Здесь же он, кстати, признается, что этот труд, уже сделанный на три четверти, ему удалось завершить только за два последних месяца: декабрь 1959 — январь 1960, когда он вновь получил возможность заниматься наукой[634].

Париж — всегда Париж. Жизнь в нем захватила Василия Кривошеина целиком, вдохновила и воодушевила. Третьего апреля 1960 г. он пишет Игорю, что здесь много интереснее в смысле церковной работы и в богословском отношении, сюда «тянет». И это в то время, когда почти весь март пришлось провести в Оксфорде, в библиотеке. При всей пронесенной через жизнь любви к Англии, весьма показательна эта очарованность Францией. Еще в своем письме брату от 10 июля 1956 г. он дает весьма любопытную характеристику своих научных перспектив в этой стране: «Вообще умственная и культурная обстановка во Франции мне гораздо ближе, там несравненно больше интереса к патристике и византиноведению, чем в Англии, вообще, интеллектуально французы, по–моему, выше (или ближе мне по духу), чем англичане. Но… Англия более свободная страна, чем Франция, здесь меньше полицейского произвола… Условия [для] научной работы здесь тоже хороши»[635].

Насколько это разнится от мнения, которое высказал другой великий русский византинист, выбирая страну после «бега» из России, человек, чьим именем был осенен первый научный труд владыки, — Н. П. Кондаков: «Я слишком хорошо знаю французов. Это великий народ , но иностранца он терпит только как источник наживы для себя, а работать никогда никому не позволяет рядом со своими… Кроме некролога и речи над могилой от них ничего не получишь, а я еще многое должен сделать». И он выбирает сначала Болгарию, потом Чехию, «славянские страны», которые, впрочем, «тоже недолюбливал»[636].

Во Франции владыку ждал не только Париж. Пробыть в Париже три месяца, как он планировал еще в Оксфорде в начале апреля, так и не удалось. Пришлось ездить на службы в Женеву.

Оттуда 3 апреля 1960 г., узнав об освобождении племянника Никиты из мордовских лагерей, он вновь пишет брату Игорю с надеждой, что по возвращении в Париж он усиленно вместе с секретарем издания займется окончательной подготовкой книги к печати[637]. Но он вновь не попал в желанный Париж ни на Страстную, ни на Пасху, 17 апреля, как собирался, — остался в Женеве. Только к маю удалось вернуться на берега Сены. К этому времени главное сделано, осенью, есть надежда, книга начнет печататься, но предстоит еще новая и длинная корректорская работа. А к Троице, 5 июня, вновь надо было ехать в Швейцарию.

Даже после назначения на Брюссельскую кафедру он уверенно, в письме от 14 июня, пишет, что главная церковная работа у него будет в Париже, где он по–прежнему намерен жить. Поездка с 16 по 30 июля в СССР принесла сан архиепископа, но и вызвала вынужденный перерыв в работе. Собственно, трудности начались уже после 31 мая, с назначением на овдовевшую после смерти митрополита Александра (Немоловского) Брюссельскую кафедру. В письме от 14 августа 1960 г. явно чувствуется напряжение: владыка очень занят приведением в порядок рукописного варианта книги: чтобы не было проблем с изданием, нужно непременно закончить работу к 1 сентября[638].

К 24 октября рукопись уже сдана в издательство и должна уйти в типографию в начале нового года[639]. Очевидно, потребовались какие–то доработки. Двенадцатого февраля 1961 г. он вновь сообщает брату, уже из Брюсселя, что рукопись «Огласительных слов», включающая в себя греческий и французский тексты, введение и примечания, окончательно сдана издателям (Editions du Cerf, Paris). По возвращении в Париж после первой седмицы Великого поста (20—26 февраля) , которую он как епископ должен провести в своем приходе в Брюсселе, владыка намеревается подписать контракт с издательством, после чего только и начнется типографский цикл. Объем труда в то время ему представляется в виде «двух толстых томов». Но: «Много будет еще работы по исправлению корректур греческого текста»[640]. Контракт в этот раз остался неподписанным.

И все это на фоне пейзажей вдоль железной дороги Париж — Брюссель. На Париж оставалось менее трети времени. Год был сложным, Благовешение пришлось на Великую пятницу. Он вновь приезжает в Брюссель 30 марта, накануне Лазаревой субботы, с намерением провести в Никольском храме Страстную (3—8 апреля) и Светлую седмицы (9—14 апреля) и вернуться в Париж к 16 апреля. Первого апреля, в Лазареву субботу, он расстроенно пишет Игорю Александровичу, что печатание книги все задерживается, поскольку нужно начисто переписать французский перевод греческого текста из–за обилия в нем помарок и исправлений. По счастью, этим занимается издательство, а не сам владыка, которого весьма раздражает эта задержка. Контракт же он вновь надеется подписать в Париже после своего возвращения[641].

Действительно, на Фомино воскресенье он возвращается в Париж. Но уже 21 апреля он опять в пути — отправился в Англию, где продлевал паспорт еще на два года и где оставался две недели, до 5—6 мая. 11 мая вновь едет в Брюссель, где служит по–французски для молодежи в Никольском храме на рю Шевалье в Неделю о слепом, поскольку самостоятельного французского прихода там нет. Вернувшись на несколько дней мая в Париж, он опять уезжает в Бельгию на Вознесение (18 мая) и Троицу (28 мая).