— А мы, другие живые люди, значит, можем? — сощурился Николай.
— Во имя Добра, — утвердительным жестом вождь энергично прочертил трубкой пространство, — для спасения шефа, психика которого подвергается немыслимым испытаниям…
Он усмехнулся:
— И по просьбе товарища Сталина. Приказов я больше принципиально не отдаю. Так кто же они, ваши люди?
— Двое из них живут здесь, — уже деловито принялся объяснять Юсов, — Казаков и Дурандин. Третий — Дима Лысенков, к сожалению, в Москве, аспирант МГУ. Его надо искать…
— Уже не надо, — остановил Николая вождь. — Рано утром я был в университете и передал для него с милиционером записку, заодно полюбовался, понимаешь, зданием. Вам нравится мой подарок Москве? Ладно, не отвечайте, вы, я вижу, не готовы к такому вопросу…
— Нет, отчего же, — слабо засопротивлялся коммерческий директор.
— Ладно, — отмахнулся трубкою вождь. — А Дима Лысенков миновал уже проходную городка, и через восемь минут позвонит в дверь.
Юсов восхищенно повел головой, он любил такие штучки-дрючки, это в его стиле. И еще помыслил, что с этим усатым дядькой не соскучишься.
«Одного я уже развеселил, — внутренне усмехнулся Сталин. — Парень еще зеленый. На серьезного политика пока не тянет, но в схватке не подведет. А станет крупно и настойчиво приобретать знания — многого достигнет…»
— Вы еще не вышли из компартии, товарищ Юсов? — спросил Сталин.
Николай смутился.
— Как можно про такое спрашивать? — отведя глаза, пробормотал он.
«Обижаешь, начальник», — мысленно возразил Юсов.
— Нисколько, — ответил Иосиф Виссарионович. — у товарища Сталина есть основания, товарищ Сталин не задает пустых и никчемных, понимаешь, вопросов. В обстановке общего беспорядка, или, как говорят наши друзья-китайцы, хунь-луань, к которому неуклонно подводят державу либералы, науськиваемые космическими жуками, когда еще немного и новоиспеченные парламентарии перейдут на канопсис — муравьиный, понимаешь, язык поз, перемежающийся стриптизом на трибуне, до государственного мазохизма вы уже докатились, в атмосфере этого самого хунь-луань, мать бы его так, товарищ Сталин имеет права на любые вопросы.
Он крепко выругался, но сильный акцент несколько смягчил выражения, которые от того показались Юсову недостаточно матерными.
От входной двери позвонили.
— Откройте, — повелительно бросил Сталин.
Николай неторопливо поднялся с красной кухонной табуретки, прошел в пенального типа прихожую и открыл Дмитрию Лысенкову дверь.
— Что случилось? — вместо приветствия обеспокоенно спросил с высоты почти двухметрового роста аспирант МГУ и литературный редактор «Отечества». — Шеф срочно вызвал меня запиской…
— Шеф? — пожимая руку чемпиону России по атлетизму, спросил Юсов. — Интересно… Ладно, заходи, малыш.
Присутствие на гагаринской кухне вождя Лысенков пережил менее спокойно, нежели Юсов, хотя и не мандражировал особо, сумел сдержать чувства, вел себя достойно, как и подобает славному сыну Отечества — титул, которым председатель РТО наделял далеко не каждого.
Юсов представил Диму Иосифу Виссарионовичу, и тот покивал парню, одобряющими короткими взглядами поощряя освоиться в нестандартной, прямо скажем, обстановке.
— Вы готовы принять участие в сложном, мягко говоря, мероприятии, товарищ Лысенков? — почти ласково улыбаясь Диме, спросил Сталин.
— Конечно, готов! — чуть обиженным тоном — как можно в нем сомневаться! — ответил аспирант.
Тут он запнулся, не зная еще, как обращаться к этому человеку, поскольку не сумел пока вместить окончательно в сознание, что перед ним тот самый, и растерянно спросил:
— А где ж…
— Ваш председатель? — закончил вопрос Иосиф Виссарионович. — Станислав, понимаешь, Гагарин в опасности.
XXVI. МАМОНТ НА ТРОИХ
Охота началась вовремя.
Удачно прошла, завершилась без единой потери первая ее часть, требующая тщательного продумывания и четкого исполнения.
Мохнатые паслись небольшими стадами, от пяти до десяти гигантских животных в каждом. Это были целые горы мяса, могущие надежно прокормить любое племя, научившееся сохранять сытную еду впрок. Но прежде чем погнать Мохнатого к подготовленной усилиями целого рода ловушке-яме, искусно прикрытой чем придется сверху, миролюбивое, никогда не причиняющее зла живому чудовище, необходимо было отбить его от стада и навязать человеческую волю.
А сие далеко не простое дело. Риск угодить под широкие ступни Мохнатых и быть раздавленным, напороться на прочные бивни, оказаться в тисках мощного хобота был исключительно велик. И потому на первой уже поре каждой охоты племя не досчитывалось одного-двух, а иногда и большего количества сородичей.
На этот раз на отбивку Мохнатого от его состадников молодой вождь Гр-Гр поставил охотников из собственного племени, перед этим он обстоятельно и дотошно наставлял всех вместе и каждого в отдельности. До того Гр-Гр продолжительное время толковал о возможных обстоятельствах с мудрым Хашем, и старик многое поведал ему из пережитого им опыта, рассказал и о характере, повадках огромных животных.
— У этих зверей нет врагов, и потому Мохнатые никого не боятся, — сказал ветеран племени Рыжих Красов. — Напугать их почти невозможно. Мохнатый попросту не знает, что такое страх, и в яме-ловушке он умирает от осознания безвыходности положения. Но Мохнатые любопытны, как наши детеныши, остаются такими всю жизнь. Надо их чем-то завлечь, только не всех сразу, а лишь одного. Пусть отойдет от стада на приличное расстояние, а там вступят в дело загонщики. Я подобрал самых ловких и смекалистых молодых охотников племени.
«Хорошо, — подумал Гр-Гр, — пусть Мохнатый никого не боится… Но и привлечь его внимание, сможет заинтересовать лишь такое, чего видеть Мохнатому не доводилось. Но чем, чем поразить мне воображение гигантского и добродушного, мирного зверя?»
Догадка пришла неожиданно, когда были разработаны уже три варианта отбивки Мохнатого и вывода его на путь к гибели во имя спасения племени Синих Носов, Горных Обезьян и Рыжих Красов. Когда замаячил уже, приблизившись, день охоты, Гр-Гр, распределив, как обычно, трудовые обязанности и поручения женам племени, вернулся к пещере. Там он застал бывшего воина и охотника Хаша за привычным занятием: старик украшал рисунками стену пещеры, освещенную костром.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});