Читать интересную книгу Саммерхилл — воспитание свободой - Александр Нилл

Обычно я поступаю с ребенком правильно, потому что мой долгий опыт показал мне верный путь. Тут нет никакого особого ума, никакого особого дара, просто практика… И, возможно, еще способность не замечать несущественное.

Билл, новый ученик, украл деньги у другого ребенка. Жертва кражи спрашивает у меня: «Должен ли я обвинить его на нашем следующем общем собрании?»

Не задумываясь, отвечаю: «Нет, предоставь это мне». Позже я смогу это обосновать. Свобода Биллу в новинку, ему нелегко освоиться в новой среде, он так старался стать популярным и принятым среди новых приятелей, так чванился и выставлялся, что обнародовать его кражу значило бы предать его позору и страху, за которыми, возможно, последовали бы открытое пренебрежение и взрыв антисоциального поведения. Или все сработало бы совершенно иначе, потому что, если, например, в своей последней школе он был предводителем шайки, который гордился тайными разрушительными выходками против педагогов, публичное обвинение позволило бы ему погордиться и покрасоваться в роли крутого парня.

В другой раз кто-то из детей сообщает: «Я собираюсь обвинить Мэри в том, что она украла мои карандаши». И я не проявляю никакого интереса. Я не размышляю — просто знаю, что Мэри в школе уже два года и справится с ситуацией.

Новый ученик, тринадцатилетний мальчик, всю жизнь ненавидевший уроки, поступает в Саммерхилл и бездельничает неделями. Наконец ему становится скучно, он приходит ко мне и спрашивает: «Мне пойти на уроки?» Я отвечаю: «Это меня совершенно не касается». Потому что он должен сам понять свои внутренние побуждения. Но другому ребенку я мог бы ответить: «Конечно, это хорошая идея», если мне известно, что домашняя жизнь и жизнь по расписанию в школе сделали его не способным принимать какие-либо решения и теперь нужно подождать, пока он постепенно научится полагаться на себя. Но, отвечая, я даже не думаю об этих его индивидуальных особенностях.

Любить — значит быть на стороне другого человека. Любить — значит принимать. Я знаю, что дети медленно учатся тому, что свобода — нечто совершенно отличное от вседозволенности. Но они способны научиться и научаются этой истине. В конце концов это срабатывает — почти всегда.

Путь к счастью

Фрейд показал, что всякий невроз основан на сексуальном подавлении. Я сказал себе: я создам школу, в которой не будет сексуального подавления. Фрейд показал, что бессознательное бесконечно более важно и могущественно, чем сознание. Я сказал себе: в моей школе не будет цензуры, наказаний, морализаторства, мы позволим каждому ребенку жить в соответствии с его глубинными импульсами.

Постепенно до меня дошло, что большинство фрейдистов не понимали, что такое свобода для ребенка, или не верили в ее необходимость. Они путали свободу со вседозволенностью. Они имели дело с детьми, которые никогда не обладали свободой быть самими собой, и поэтому у них не было естественного уважения к свободе других. Я убежден, что фрейдисты основывали свою теорию детской психологии на ущербных детях.

Фрейдисты обнаружили много анального эротизма у младенцев, но я не нашел подтверждения этому у саморегулирующихся детей. Не обнаруживается у них, похоже, и найденная фрейдистами детская антиобщественная агрессивность.

Постепенно я начал понимать, что моя территория — профилактика, а не лечение. У меня ушли годы на то, чтобы понять значение этого факта, т. е. осознать: в Саммерхилле трудным детям помогает свобода, а не терапия. Я нахожу, что моя главная работа состоит в том, чтобы сидеть тихо и одобрять все, что ребенок не любит в себе. Иными словами, я пытаюсь разрушить ненависть к себе, навязанную ребенку извне.

Новый ученик сквернословит. Я улыбаюсь и говорю: «Давай, ничего в этом нет плохого». То же с мастурбацией, ложью, воровством и другими общественно осуждаемыми действиями. Некоторое время назад у меня был маленький мальчик, который изводил меня вопросами: «Сколько ты заплатил за эти часы? Сколько сейчас времени? Когда кончается семестр?» Он вечно хотел что-то узнать и никогда не слушал моих ответов. Я понял, что он избегает главного вопроса, на который хотел бы получить ответ.

Однажды он вошел ко мне в комнату и, как всегда, задал кучу вопросов. Я не отвечал и продолжал читать свою книгу. После дюжины вопросов я посмотрел на него рассеянно и спросил: «О чем это ты спрашивал? Откуда дети берутся?» Он вскочил, покраснев. «Я не желаю знать, откуда берутся дети», — отрезал он, вышел, хлопнув дверью.

Десять минут спустя мальчик вернулся. «Где ты взял свою пишущую машинку? А что на этой неделе крутят в кино? Сколько тебе лет? (Пауза.) Ну ладно, черт с ним со всем… откуда берутся дети?»

Я ответил — честно. Больше он никогда не приходил ко мне с вопросами.

Уборка мусора — всегда тяжелый труд, и ничего больше. И только удовольствие видеть, как несчастный ребенок становится счастливым и свободным, позволяет мириться с этим занятием.

У этой медали есть и другая сторона — ты долго и утомительно изучаешь ребенка, а успеха не видно. Можно работать с ребенком год и к концу этого года порадоваться мысли, что мальчик излечился от воровства, но однажды он снова срывается, и педагог впадает в отчаяние. Случалось, что я уже одобрительно похлопывал себя по плечу в связи с конкретным учеником, а через пять минут ко мне врывался учитель и сообщал: «Томми опять украл».

И все же психология чем-то похожа на гольф. Вы можете пройти поле, сделав 200 ударов, выругаться и сломать свои клюшки, но в следующее солнечное утро снова отправитесь к площадке у первой лунки с новой надеждой в сердце[62].

Если вы говорите ребенку какую-то жизненно важную правду или он поверяет вам свои беды, у него формируется перенос, т. е. он вверяет вам все свои чувства. Когда я просвещаю маленького ребенка в отношении деторождения и мастурбации, этот перенос особенно силен. На каком-то этапе он может принять и негативную форму, перенесения ненависти, но у нормального ребенка негативная фаза длится недолго, за ней быстро наступает позитивное, любовное перенесение. Последнее у детей проходит легко, ребенок быстро обо мне забывает, его чувства направляются на других детей и на иные вещи. Поскольку я выступаю заменой отца, девочки, естественно, развивают более сильное перенесение в отношении меня, чем мальчики, но я не могу сказать, что у девочек всегда формируется позитивное перенесение, а у мальчиков непременно негативное. Напротив, у меня бывали девочки, которые в течение какого-то времени проявляли по отношению ко мне довольно свирепую ненависть.

Поначалу в Саммерхилле я был и учителем, и психологом, но постепенно обнаружил, что нельзя играть обе роли одновременно. Мне пришлось отказаться от роли психиатра, потому что большинство детей не могут заниматься повседневными делами с человеком, который для них — отец-исповедник. Они становятся раздражительными и постоянно опасаются критики с моей стороны. Более того, если я хвалю рисунок какого-нибудь ребенка, я вызываю жгучую ревность у других детей. Психотерапевт вообще не должен жить в школе, дети не должны иметь к нему «светского» интереса.

Теперь уже все школы в психологии признают гипотезу о бессознательном, идею о том, что у всех нас есть потаенные желания, привязанности и неприязни, которых мы не осознаем. Характер — сочетание сознательного и бессознательного поведения.

Подросток, забравшийся в чужой дом, осознает, что хочет поживиться деньгами или вещами, однако он не знает глубинного мотива, который заставляет его избрать именно такой способ добывания денег вместо принятого в обществе способа зарабатывать их. Мотив скрыт от сознания, поэтому нравоучения, равно как и наказания, никогда не излечат его. Поучения слышны только его ушам, а наказания чувствительны лишь для его тела, но ни то, ни другое никогда не добирается до бессознательного мотива, управляющего его поведением.

Именно поэтому и религия своими проповедями не может достучаться до бессознательного в ребенке, но, если бы однажды священник отправился вместе с ним воровать, такой поступок мог бы положить начало размыванию в ребенке той ненависти к себе, которая и ответственна за его асоциальное поведение. Сочувственная поддержка помогла бы мальчику взглянуть на вещи по-другому. В моей практике излечение юного вора не раз начиналось с того, что я вместе с ним отправлялся воровать соседских кур или помогал ему ограбить школьный ящик с карманными деньгами. Поступок пробивается к бессознательному там, где словам это не под силу. Вот почему любовь и принятие так часто избавляют ребенка от проблем. Я не говорю, что любовью можно излечить острую клаустрофобию или открытый садизм, но в общем любовь излечивает большинство юных воров, лжецов и разрушителей. Я на практике доказал, что свобода и отсутствие моральной дисциплины излечили многих детей, чье будущее виделось как сплошная тюрьма.