– …эти козлы сами виноваты! Нельзя приручать дикое животное и совать ему в пасть руку вместе с мясом. Откусит ведь! А они забылись, вот и доигрались! Хорошо ещё, что выживут и останутся в строю… ибо нас и так мало после эпидемии. Ну а с этим пленником я отныне буду заниматься сам. Убивать его – полная бессмыслица! Когда он поймёт и примет наши уставы, когда он проникнется духом возложенной на нас историей миссии – тогда он станет одним из лучших и сумеет доставить в наш святой монастырь ещё немало страждущих развлечений путников!
Видимо, пленник пытался на это что-то выкрикнуть, но стоящие рядом с клетью О-Низы уже давно его сбили с ног древками копий и теперь опять расчётливо наносили болезненные удары, обрывая крик ненависти на корню.
А настоятель продолжал ёрничать:
– Вот видите, он уже попытался выкрикнуть своё согласие стать одним из нас! Но я слишком добр и не дам ему пойти на такую жертву необдуманно. Только после всего комплекса моих личных увещеваний, только после его круглосуточных воплей о просьбе влиться в наши ряды я представлю вам вашего нового товарища!
Кажется, авторитет главного палача и садиста этого средоточия зла не нуждался в лишней рекламе. Потому что все монахи поверили каждому сказанному слову и взревели с восторгом, предвидя новое и, самое главное, длительное развлечение.
И стихли лишь через пару минут, после гротескной раздачи поклонов главного урода и поднятия его руки:
– Раненых – в госпиталь! А мы сейчас отправимся на Святую литургию! А потом продолжим празднество до утра. За мной, братья!
И вся толпа, собирая по пути остальных празднующих на огромном подворье, шумно двинулась в сторону внутренней цитадели крепости. Та наверняка являла своими внутренностями некое подобие храма, потому что в высоких узких окнах вскоре заплясали отблески усилившегося освещения. Причём спешили и даже мчались на литургию с радостью и предвкушением все без исключения. Создавалось впечатление, что их там ожидало райское всепрощение и искренняя благодать господня.
Но ушли не все монахи. Два О-Низа оставили возле себя парочку явно недовольных этим выбором Вещателей и, достаточно грубо к ним обращаясь, приказали присматривать за порядком возле клетей. Видимо, таков был режим досмотра, заведённый в монастыре, а может, решили перестраховаться после недавнего геройства изумительно действовавшего парня. Лишённые счастья помолиться с братьями, оба избранника согласно покивали головами и грустно поплелись в сторону наполовину объеденного быка, остатки которого млели над тлеющими углями. И уже там, скорее для острастки, поглядывая порой на клети, принялись вырезать для себя наиболее лакомые кусочки.
А боевые десятники, о чём-то интенсивно пошушукавшись между собой, разделились. Один подался бегом к храмовой цитадели, а второй, хоть и с недовольным видом, поспешил к солидной жилой пристройке, которая прилепилась к внутреннему участку крепостной стены. Наверняка именно об этой пристройке и говаривал толстяк Ромуальд, когда упоминал о подземном ходе. Другого подобного строения на внутреннем дворе не наблюдалось.
Когда оба скрылись с глаз, троица лазутчиков выскользнула на оперативный простор. К тому времени они тоже свои роли между собой распределили и знали, куда идти и что делать. Командир, не слишком спеша, но уверенно отправился к пристройке. Да в принципе, разве не могла быть какая срочная надобность для встречи с О-Низом? Вполне!
Как могли проявить наглость и два иных караульных, которым тоже до спазм в желудке захотелось если не поучаствовать в празднике, то хотя бы поесть жареного мяса. Логичное желание? Ещё бы!
И, кажется, оставшиеся на посту монахи так и подумали. Потому что уставились на коллег, словно на полных придурков, и обложили их ругательствами:
– Чего караулку покинули, придурки?
– Сейчас О-Низ выйдет, вам такого задаст!
Мастер Форш пытался пробормотать как можно просительнее:
– Да мы быстро! Только по одному кусочку отрежем! – при этом доставая кинжал, сокращал расстояние, делая вид, что устремлён только на жареные остатки быка.
– Вот идиоты! – ругался второй монах. – Не могли нам крикнуть, мы бы вам сами чуть позже занесли…
К моменту столкновения оба монаха уже не так смотрели на оголодавших якобы караульных, как на входящего в пристройку воина в рыцарском облачении:
– А это кто?!
– Куда он прётся?!
Похоже, сама попытка вторжения в жилище настоятеля казалась им невероятным кощунством. Да и толстяк Ромуальд на этом факте делал ударение. Но лазутчики так именно и подгадали: нарушение правил – атака обоих маэстро.
Так что вырвавшиеся с возмущением вопросы ознаменовали жизненный конец очередной парочки насильников. Те рухнули, так и не поняв, что их убили.
Затем Слиш остался на месте, а Форш деловито и уверенно подхватив короткое копьё с массивным, широким лезвием, двинулся к пристройке. Как бы ни был уверен в себе командир маленького отряда, лишняя подстраховка с тыла не помешает: ведь никто не знал, что и как расположено в трехэтажном здании. А вдруг там ещё кто-то засел, кроме одного боевого десятника? Вдруг там вообще постоянный боевой пост дежурит? Хорошо, что дверь за собой О-Низ не закрыл, приученный за долгие годы к полной безнаказанности внутри крепости.
Именно с такой мыслью чуть ранее вошедший в пристройку Виктор, нисколько не глуша свои шаги, прошёл неожиданно просторный холл и сунулся в комнату, дверь в которую оказалась тоже приоткрыта. Меч держал в левой руке, а в правой – метательный нож. Его взору открылась непритязательная картина: десятник из громадного кувшина с помощью лейки переливал в небольшой бурдюк некую прозрачную и резко пахнущую жидкость. По первому впечатлению – чистейший спирт. То есть для себя первые лица преступной братии не жалели где-то сделанного тайком от остальных дистиллята.
О-Низ решил, что это вернулся его напарник, потому что с досадой воскликнул, не отрываясь от важного дела:
– Ты какого демона не в храме?! – но так как ответа не последовало, а топот приближался, аккуратно поднял кувшин на полку, и бросил взгляд на скрытого под шлемом рыцаря: – Ты чего здесь…
Дальше он получил удар плашмя мечом по лбу и со страшным грохотом, заваливая на себя кувшин и ломая несколько полок с ещё какой-то посудой, откинулся на пол. В нос шибануло таким резким духом чистого спирта, что Виктору пришлось спешно ретироваться из этой комнаты, опасаясь задохнуться начисто. Наверное, из-за резко заслезившихся глаз он не понял, кто это у него возник на пути в том самом холле. И только по восклицаниям заплетающимся языком понял, что перед ним враг. Причём враг, сильно возмущающийся:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});