– Речь пойдёт о будущем канала, – руководитель спокойно воспринял неповиновение подчинённых, – и тот, кто не выполнит мой приказ, будет выкинут на улицу не только без выходного пособия, но и с волчьим билетом в придачу.
После этих слов все молча подчинились. Чёрт с ним, с этим прямым эфиром, в конце концов, он не первый и не последний, а вот потерять работу без всякого шанса найти другую – это по-настоящему страшно.
Когда последний человек вышел, режиссёр закрыл дверь личным ключом, оставив его в замочной скважине. Теперь эту дверь уже ни за что не открыть. Её можно только взорвать. Но пока разберутся в ситуации, пока свяжутся с высшим руководством и приедут специалисты-взрывники, пройдёт не меньше часа.
Целый час без эфира.
Человек коротко усмехнулся – ещё тридцать минут назад он бы сошёл с ума от этих слов, а сейчас воспринимает их совершенно спокойно.
Диктор в студии всё ещё продолжал говорить, но по его слишком уж серьёзному и напряжённому лицу режиссёр понял, что тот нервничает.
– Не волнуйся, дорогой, сейчас всё кончится.
Чтобы вырубить всё вещание целиком, нужно было, во-первых, отключить компьютерную систему безопасности, а во-вторых, иметь ключ, открывающий сейф с пультом управления, или, как его называли, – «главным рубильником». Хотя, разумеется, никакого рубильника не было, потому что на дворе стоял конец двадцать первого века, и техника достигла таких высот, что простое механическое нажатие на кнопку уже ничего не решало.
– Нет никакого сомнения в том, что дикая резня, устроенная киборгами, стала последней каплей, переполнившей чашу терпения не какого-то отдельного человека, а целого общества! – Диктор всё говорил и говорил, но кому, как не режиссёру, было знать, что тот находится на последнем издыхании.
Ассистенты стараются вовсю, но без указаний сверху, без чёткого плана и общего руководства всё, на что они способны, – немного продлить агонию, не более.
Перед мысленным взором художника возникла огромная мясорубка, во входное отверстие которой забрасывались факты и люди, а из выходного, как и положено, шёл поток кровавого фарша, обильно перемешанного с мерзкой поносной жижей, которая являлась не чем иным, как ложью. Самым натуральным обманом, которым ежесекундно, ежеминутно и ежечасно изо дня в день средства массовой информации кормят доверчивых граждан. Но ложь можно усваивать только до тех пор, пока, наконец, не поймёшь, что твоё тело и душа больше не могут вместить ни грамма этого отвратительного месива. И когда приходит осознание этого факта, наступает долгожданное освобождение.
– …всего общества, – продолжал диктор. – И сегодня мы, наконец, должны раз и навсегда покончить…
Может быть, подсознательно режиссёр ждал подобной фразы. Выражение «должны раз и навсегда покончить» как нельзя более кстати подходило к тому, что он намеревался сделать прямо сейчас.
«Главный рубильник» выключил двенадцатый канал из сети телевещания – и на час с небольшим безумный мир стал немного чище и светлее. Одна из многочисленных сточных труб, отравляющих его медленным ядом, перестала функционировать.
– Никогда не думал, что увижу это не в ночном кошмаре, а наяву. – Режиссёр говорил сам с собой вслух, потому что после многоголосого гула – привычного фона его рабочего места – наступившая тишина откровенно пугала.
– Впрочем, – он плеснул себе полный стакан виски, – в жизни всегда что-то происходит впервые.
Человек сидел в своём старом видавшем виды кресле, перед огромной стеной мониторов, каждый из которых показывал одну и ту же картинку – мельтешение чёрно-белой ряби. Он пил виски и думал о том, что в этой ряби намного больше смысла, чем во всём том, что он снимал до этого. Глядя на это хаотическое мельтешение чёрных и белых чёрточек, можно хотя бы раз в жизни отвлечься от телеэфира не впитывая тот яд, что льётся из отравленной сточной канавы, и заглянуть себе в душу.
Прямо сейчас ему наконец-то это удалось и там, в душе, не оказалось ничего такого, ради чего стоило бы жить.
«Удивительно, как я не замечал этого раньше, – всё так же спокойно, без всякой истерики или надрыва подумал он, – когда ещё оставалась чисто теоретическая возможность что-нибудь изменить. А сейчас?»
Режиссёр на секунду задумался, как будто взвешивая последствия своего решения, а затем всё-таки взял пистолет, лежавший на столике рядом со стаканом.
У него имелся собственный сейф, где можно было хранить всё, что угодно, включая алкоголь и оружие.
– Пятнадцать пуль в магазине против пятидесяти мониторов, – вслух произнёс человек – и выстрелил.
А затем второй раз. Третий, четвёртый и пятый. Он стрелял и стрелял, а мониторы лопались и гасли, словно потухшие звёзды.
– Четырнадцать… – Предпоследний выстрел показался сидящему в кресле человеку особенно громким. – Последняя пуля решающая и, разумеется, самая красивая, – пробормотал он задумчиво.
Вытянутая рука блуждала в поисках наиболее достойной жертвы – и в конечном итоге пришла к выводу, что нет никого достойнее, чем её хозяин.
Кисть развернулась на сто восемьдесят градусов, и холодный зрачок пистолетного ствола, не мигая, воззрился на человека, бездарно и глупо прожившего большую часть своей жизни.
– Поймаю ли я эту грёбаную пулю? – громко спросил режиссёр, обращаясь неизвестно к кому. – Поймаю ли я?! Да легко!
Одновременно с последними словами палец нажал на спусковой крючок, и ещё один человек наконец-то поймал свою пулю.
Глава 19
Мессия очистил коридор, ликвидировав всех, кто встал у него на пути, включая и этого чёртова оператора, но не стал продвигаться вперёд. У него осталось только два заряда из пластиковой взрывчатки, а единственный путь к спасению вёл через подвал, откуда они с Бемби с такой исступлённой яростью пытались вырваться.
Воистину сегодня был не их день…
– Проклятье, – сквозь зубы выругался он, лихорадочно размышляя, пойдёт ли полиция на штурм прямо сейчас или подождёт подкрепления в виде киборгов.
Нет, если бы они не ждали серьёзного подкрепления, то начали бы атаку ещё до того, как загнанные в ловушку НОЙМы обрушили часть здания.
А раз так…
Не додумав эту мысль, Мессия схватил бесчувственную Бемби за волосы и потащил обратно – туда, откуда они только что пришли.
Он всё ещё питал слабую надежду, что напарница придёт в себя – вдвоём им будет легче отбиться от преследователей.
Но с каждой уходящей секундой эта надежда становилась всё более призрачной.
«Дерьмовый выдался день,» – Мессия даже прекратил оглядываться назад, потому что это ничего не могло изменить. Сейчас он уже мог не думать о тылах, следовало совершить стремительный рывок вперёд, чтобы попытаться вырваться из этой огромной ловушки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});