географии — что и понятно, на дворе начало семнадцатого столетия, эпоха географических открытий и колонизации пока далека от завершения, — литература, музыка и даже лекарское дело. Речь, конечно, не о свирепой нынешней хирургии с прижиганием ампутированных конечностей кипящим маслом и раскалённым железом, а более щадящая. Скажем так, фармакология. Не уверен, что в родительском доме её научили — по широко известной традиции европейской аристократии — составлять яды, но вот отвары, снижающие мне давление после сумасшедшего рабочего дня, она делает прекрасно.
Неопытная в делах супружеских, кои вершатся за затворёнными дверями опочивальни, юная царица возмещает это бурным темпераментом. Ну что сказать? Польская кровь есть польская кровь… Как говорят сами шляхтичи, «наследие сарматов и амазонок». Испуг, испытанный ею в день мятежа, к счастью, прошёл, хотя я спервоначалу опасался, что он сильно повредит нашей семейной жизни. Но, возможно, потому, что молодую царицу мятежники пальцем не тронули, оставив при ней караул, возможно из-за крепких нервов — неприятных последствий у нас с Машей не случилось. А вот более сотни изнасилованных в тот день молодых шляхтянок из царицыной свиты просты дворцовых челядинок пришлось срочно «пристраивать»: не хватает только серии самоубийств в столице! Нынче девушки к такому относятся куда как серьёзно! Большинство, то есть крещёных в православии, включая литвинок, пришлось приказным порядком, не взирая на социальное происхождение, отправить в качестве трудниц и послушниц в Алексеевский и в привилегированный Новодевичий Богородице-Смоленский монастыри. Тут деваться некуда: обратно в семьи «опозоренных» не примут, да и выйти замуж таким практически невозможно. Вот с упорно отказывающимися перейти из католицизма в православие полячками оказалось сложнее. Отсылать их домой по только что указанной причине бессмысленно, более того: вредно! Одно дело, если в Польше станет известно о неудавшейся попытке переворота — а известно станет обязательно, и это само по себе плохо! И совсем другое — если в шляхетские семьи будут «вышвырнуты аки псицы» эти жертвы «московитского варварства». Большего оскорбления для польского гонора и представить сложно, а ввязываться в войну на западном направлении крайне нежелательно. Победить наши «двоюродные братья-ляхи», может быть, и не победят, но славянской крови с обеих сторон прольются реки, да и границы вполне могут быть перекроены не в нашу пользу. Именно поэтому два дня кряду мне пришлось решать с патриархом Игнатием[145] этот вопрос. Строить в Москве или окрестностях даже небольшую католическую часовенку, не говоря уж о монастыре в нынешней политической ситуации — дело совершенно невозможное. Полыхнёт так, что миновавший бунт покажется забавами детишек в песочнице. Да и священников римского обряда на Руси нет и приглашать таких никто не станет. Относительную веротерпимость сейчас, как ни странно, православные проявляют только к мусульманам — по крайней мере, в присоединённых при Иване Грозном татарских землях имеются и мечети, и муллы с улемами в немалых количествах. А вот на католических священников наши отечественные батюшки смотрят, как большевики на власовцев: их бы воля — и в плен таких не брали бы, давя как слымаков.
В конечном итоге приняли решение: католичек вывезти в Тверь и там компактно поселить за городом в одной из великокняжеских усадеб. Тем временем провести переговоры с королями Франции и Испании на предмет отправки к ним, за соответствующее вознаграждение, этого дворянского «цветника». Там-то точно найдутся женские обители соответствующего профиля. Если же кто из паненок до отправки через Архангельск вокруг половины Европы вдруг сподобится-таки принять православие, а ещё лучше сумеет найти спутника жизни — мы будем только рады. Как говорится, «пани с возу — и повозка лучше едет»…
Тем не менее душу тяготит осознание частичной вины перед этими девицами. Вины не столько своей, сколько «предыдущего» Димитрия Иоанновича. Он, конечно, в чём-то прогрессивный царь-реформатор, на век раньше Петра Великого пытавшийся перенимать всякие европейские полезности… Но вот в смысле радения о внутренней государственной безопасности — прямо-таки кот Леопольд из советских мультфильмов. Как там ему доктор-Пёс говорил? «Вы слишком добрый. Вам надо рассердится». Ведь раскрывали уже боярский заговор и даже Василия Шуйского с присными под арест брали — но царь с какого-то перепугу проникся всепрощенческими настроениями и карать их не стал. Отделавшиеся лёгким испугом заговорщики резонно рассудили: раз нам ничего не было, то нужно повторить попытку. И повторили. Пролилась кровь. А в моей истории крови стало гораздо больше, поскольку прекратившаяся с воцарением Димитрия Смута полыхнула с многократно большей мощью[146]… А не прояви царь мягкотелости, то были бы наказаны — и то, не казнями, а опалой и ссылкой — лишь несколько бояр и максимум с полсотни их приближённых и слуг[147]. Зато не пострадало бы множество непричастных, в том числе и эти несчастные изнасилованные девицы.
Впрочем, теперь Мария Юрьевна, похоже, оклемалась от шока и вчерашним вечером учинила первый семейный скандал. Ей, видите ли, не хватало общения с супругом. Молодая женщина терпела и пока я разгребал наиболее срочные проблемы после подавления мятежа, и пока объезжал столицу и прилегающие к ней покрытые нежданным в мае месяце снегом поля. Однако узнав, что богоданный муженёк вознамерился укатить в город Елец (который, как известно, «всем ворам — то есть сторонникам царя Дмитрия — отец») для ознакомления с собираемым там войском, магнатская дочка не сумела с этим смириться.
Говорят, что истинная паненка всегда сохраняет гордое достоинство? Не верьте! Степенность и скромность нрава слетели с юной царицы, как пожелтевшие листья с берёзки под порывами осеннего ветра. Также полетели — и хорошо, что в стены и на пол горницы, а не в мужа — чеканный корец, серебряные бокалы и пара кувшинов: с квасом для меня и импортным, а потому весьма недешёвым рейнвейном из Нирштайна для самой Маши. Также посыпались упрёки: дескать, её никто не лю-ю-юбит — особенно я, — все бросают одну в страшной Москве, и вообще она тысячу раз пожалела, что согласилась выйти замуж за такого коварного меня. Ну да, понимаю: быть польской шляхтянкой, тем более не совсем из загоновых, которых полно «пятачок за пучок», а воеводской дочерью, конечно, куда лучше, чем царицей немаленького государства. Разно-всяческих балов в Кремле в ближайшие лет… много не предвидится: народ не поймёт. А муж, понимаешь, вместо того, чтобы супругой восхищаться, как повелось до мятежа и всячески развлекать, так и норовит уйти с головой в свою работу!
А работа у монарха скучная и неблагодарная. Управление государством называется. И если самодержец уделяет больше внимания жене — даже любимой, — а не государственным заботам, то как