– Музыка, – услышал он в усилившемся завывании ветра, – мне нужна музыка. Ты обещал.
– Что? Зачем? – Кириллу удалось сконцентрироваться.
Эти глаза на прикрытом красной прозрачной тканью круглом смуглом лице он уже видел, причем не так давно и в этой же самой комнате. Девушка сидела вон там, за столиком, потом они разговаривали, потом она ушла. И вот вернулась.
– А, извини, – выдохнул Кирилл облегченно, – сейчас, подожди секундочку.
Он вытащил из-под подушки плеер, посмотрел на него, словно видел впервые в жизни, потом вспомнил, что собирался сделать, нашел нужный квадратик на сенсорном экране и вдавил в него палец.
– Громче, – потребовали от дверей.
– Пожалуйста, – выполнил он требование Суфии и кое-как пристроил плеер на столе между блюдами со сладостями и дымящимся кальяном.
Суфия не стала ждать, пока закончится проигрыш, подбежала к столику, покачала головой, улыбнулась, повернулась несколько раз и распахнула накидку. «Вот это я понимаю, вот это другой разговор, с этого и надо было начинать!» Кирилл подался вперед, уселся на низком ложе и вцепился пальцами в ремень джинсов. Обалдеть можно, словно на десять лет назад вернулся, в оксфордскую общагу. Тогда все было очень похоже – плавные движения, руки и ноги маленькие, тоже в браслетах и цепочках, все звенит и переливается, в такт стуку сердца. Фигура – «песочные часы» в чистом виде, талия прикрыта золотистой бахромой, нашитой на край лифа цвета красного вина, пояс юбки в монистах, волосы распущены, падают почти до локтей. А что это у нее на плечах? Кирилл подобрался к краю кровати, вытянул голову и шарахнулся обратно. Шею, волосы и плечи танцовщицы обвивала змея – покрытый желтыми с серебром пятнами, с руку толщиной питон поднимал острую морду, из пасти показался раздвоенный язык. «Дурь» на миг как ветром сдуло, Кирилл едва усидел на месте. «Питоны не ядовитые», – вспомнил он, поймал брошенное ему тонкое покрывало, скомкал его, зажал в кулак. Стинг заливался под зурну и ударные, Суфия кружилась по комнате, а питон извивался в ее руках, обвился вокруг талии. Руки поднялись вверх, пояс с монистами качался в такт движениям бедер, звон слился с песней. Затем Суфия остановилась, подняла змеюку над головой и закружилась с ней на одном месте, голова и хвост питона колыхались синхронно с руладами Стинга.
Девушка остановилась, повернула голову, зацепила Кирилла взглядом и подняла руки, прогибаясь назад. Звон, блеск, тихое шипение из пасти твари – ее голова на миг скрылась в копне волос Суфии, но тут же выскользнула обратно, и Кирилл увидел перед собой острую змеиную морду. Впрочем, было и еще на что посмотреть, но руки девушки осторожно коснулись его лица, а черная грива – колен. Суфия улыбнулась, выпрямилась, ловко перекинула питона себе на шею и снова закружилась по комнате. Кирилл уже с трудом различал, где мелькают ее руки, где извивается пятнистое тело питона. В такт песне закружились и стены, красные и лиловые полосы помчались по ним, сменяя одна другую, поплыл из-под кровати ковер, качнулся кальян и исчез из виду вместе со столиком. Перед глазами мелькнуло в последний раз раскрасневшееся в танце лицо Суфии, ее улыбка, но все заслонил собой бесстрастный острый бледный череп. Чтобы не видеть этого монстра, Кирилл зажмурился, отвернулся, и на этом все закончилось – музыка, танец и свет.
Но Суфия была здесь, она не ушла – Кирилл знал это, хоть и не видел ничего вокруг себя в полной темноте. Он чувствовал присутствие девушки, чувствовал, как она касается его руки, осторожно ведет кончиком пальца от запястья вверх к локтю, как замирает и неожиданно резко отдергивает руку.
– Подожди, – промычал он, попытался открыть глаза и пошевелил пальцами.
В ответ тишина, лишь прошуршало что-то рядом по шелку и замерло, словно приглашая поиграть в игру. Кирилл хлопнул ладонью по покрывалу – пусто, рядом тоже. Надо поискать вот здесь – он вытянул руку и вслепую шарил в воздухе вокруг своей головы. Что-то отпрянуло назад, и он не услышал – почувствовал, как это «что-то» движется рядом, приближается и замирает у левого виска. Глаза удалось открыть лишь со второй попытки, Кирилл смотрел в туман перед собой, силясь различить в нем хоть один знакомый предмет. Но напрасно – густая муть рассеиваться не собиралась, ходила клубами, как туман над полем августовским утром. Что-то серело в нем, неясное, бесформенное, контуры его скрывал морок, а может, виноваты были не привыкшие к темноте глаза. Что-то шелохнулось рядом, Кирилл протянул руку и коснулся кончиками пальцев кожи – сухой, теплой и шероховатой. Раздалось злобное короткое шипение, нечто извернулось рядом и исчезло, зато волшебным образом появилось ночное зрение. Кирилл поднял голову и увидел перед собой широкую ленту роскошной, светло-синей с желтым, раскраски. Лента покачивалась вперед-назад и шелестела под ветром.
– Очень красиво, – пробормотал ей Кирилл, – мне нравится.
И протянул руку вперед, чтобы убрать преграду с пути и найти наконец Суфию. Лента отпрянула, дернулась вправо, рука скользнула в пустоту.
– Прекрати. – Он приподнялся на локтях, проморгался и секунд через семь непрерывного наблюдения свел воедино звуковой и видеоряд.
– Мама! – Кирилл шарахнулся назад, опора исчезла, он вцепился в покрывало и вместе с ним съехал на пол.
Падать, к счастью, было невысоко, но это ничего не меняло – вместе с шелковым покрывалом к краю кровати подъехала разъяренная кобра. Она покачивалась на хвосте, раздув шейный капюшон и шипела, словно проколотый шарик.
– Уйди, зараза!
Кирилл отполз в угол, вжался в стену. Бежать некуда, он в тупике. Знал бы – падал по другую сторону кровати, оттуда до двери недалеко, можно выползти в коридор и позвать на помощь. А здесь – ори не ори, стены как в бомбоубежище, рассчитанном на прямое попадание ядерной бомбы. Найдут через недельку-другую, вернее, вообще не найдут – все, что от него останется, вернется в Сколково. Кстати, сколько еще до возвращения?.. Дрожащими руками Кирилл потянулся к рукаву рубашки, засучил его, но так и замер, не решаясь даже повернуть голову. Кобра ловила каждое его движение, каждый вздох и была настроена решительно. Она покачнулась еще раз и сделала выпад вперед и влево – туда, где только что была рука Кирилла.
«Интересно, она меня видит? Или только слышит? Или и то и другое сразу?»
Он не сводил с гадины взгляд, косился по сторонам. Кинуть бы в нее чем-нибудь, да под рукой нет ничего, все осталось с другой стороны кровати. И Суфия, мерзавка, дрянь не хуже этих, из своего серпентария, – где она? Науки она разумеет, чтоб ее…
К горлу подкатил комок, Кирилл закрыл глаза и затаил дыхание, чтобы не выдать своего присутствия. Долго так ему не протянуть, надо что-то сделать. Ну хотя бы попытаться. Для начала нужно выяснить, сколько времени осталось до «отлета». Он снова потянулся к рукаву и врезался затылком в стену – кобра сделала еще один бросок. Скоро она догадается подползти поближе, прицелится хорошенько, и все. Некстати вспомнилась история смерти египетской царицы: Клеопатра «сбежала» из римского плена именно после укуса кобры или сразу двух… «Иди отсюда, иди, – гипнотизировал взглядом застывшую в стойке змею Кирилл, – с той стороны кровати хорошо, там еды полно. Иди, покушай». Но гадина не реагировала. Еще бы, ей живых мышей подавай, птиц, ящериц. Да они, аспиды, и друг другом не брезгуют, жрут своих же за милую душу, и не только в голодный год, а так, ради разнообразия рациона. Змея прекратила раскачиваться и застыла в одном положении. Кирилл смотрел в ее крохотные неживые глазки и даже видел, как двигаются ноздри на закругленной кожистой голове. Или это ему казалось? Стены выгнулись парусами навстречу друг другу, бешено застучало сердце, закружилась голова. Голова кобры медленно пошла вперед, мелькнул тонкий раздвоенный язык, шея вытянулась в струну, и змея, словно нехотя, поползла назад. Очень похоже на то, как пленку с фильмом запустили в обратную сторону. И все это длится долго, так долго, что можно заснуть и проснуться без опасения пропустить что-то интересное. Из виду пропал сначала хвост, потом утекло по красному шелку длинное серое тело, последней исчезла голова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});