— И что ты думаешь предпринять? — так же тихо спросил Заннат в большое ухо осла. — устроишь шум и распугаешь всех лягушек?
— О, если бы! — вздохнул тот, отползая от края. — Ведь это всего одна группа. Квабаджи селятся большими семьями по тысяче-две особей, их поселения отстоят одно от другого за сотни километров и почти не имеют связи, разве что, кроме праздника обмена невест. Обычно достать лягушек из их домов — дело невозможное, но перед началом торжества молодые незамужние дамы предпринимают долгое путешествие к другим селениям. Вот в это время их и ловят браконьеры. Они обкладывают пойманную молодую леди мокрой тканью, а затем прозрачной плёнкой. Ткань впитывает яд, затем всё сворачивается и прячется в герметический контейнер, поскольку даже испарения его есть очень сильный наркотик. Сейчас близится пора созревания молодых самок — в это время их яд особенно силён, поскольку для квабаджи эта сложная органическая формула, которую невозможно получить искусственно, есть средство объяснения в любви. Оставшись без секреторной слизи, юная невеста не может приманить к себе молодого квабаджи, и остаётся неоплодотворённой. Пираты думают, что действуют гуманно, не уничтожая самок, как было раньше, когда их пытались импортировать, что не наносят ущерба популяции — вот тебе пример благих намерений.
Да, это в самом деле было несколько негуманно — лишать молодых квабаджи естественной женской привлекательности. Местный биоценоз был так тонко устроен и так хрупок, что любое внешнее вмешательство ставило его существование под угрозу. Понятно, что пираты могли этого не знать.
— А вот теперь посмотри с другой стороны. — прошептал Цицерон, бесшумно перебираясь по площадке к противоположному краю.
С другой стороны тоже обнаружилось тихое шествие — это двигалась по той же тропе другая группа.
— Охотники? — с пониманием спросил Заннат.
— Нет, это инспекторский надзор — экологические рейнджеры.
— Так это хорошо. — одобрил Ньоро. — Давай сдадим одних другим.
— Тебе такое понятие, как коррупция, знакомо?
— Мерзавцы, и тут тоже!
Проблемы местного населения вдруг стали необыкновенно близки сердцу Занната — это же надо: так бесцеремонно вмешиваться в семейные дела квабаджи! И, главное, совершенно безнаказанно! Ему было ужасно жалко юных лягушек, которые из-за сговора властей с преступниками останутся незамужними! Сколько головастиков не народится!
— Давай нажалуемся галактическим властям! — с азартом прошептал он.
— Фу, это такая волокита: перво-наперво, подай заявление от юридического лица, а мы с тобой какие юридические лица?
— А если просто анонимка — так сказать, от доброжелателя?
— Тогда ещё хуже: бумажка пойдёт по всем инстанциям, а в какой-нибудь ответственной конторе обязательно сидит ответственное лицо, которое имеет свой куш от незаконного мероприятия.
— Тогда давай устроим большой шум, чтобы невесты спрятались, ты же говоришь, что лягушки очень пугливы.
— Ну да. — печально ответил осёл. — Они и спрячутся, да так и не выйдут к женихам. Заберутся под воду, весь яд с их спинок уйдёт в раствор, а потом все птицы и млекопитающие по всей планете впадут в транс и сдохнут от голода.
— Какой же дурак придумал такой хрупкий биоценоз?!
Цицерон укоряюще посмотрел на друга.
— Ты, что ли?! — поразился тот.
— Нет, конечно. Просто мне однажды попался в спутники сумасшедший биолог, который мечтал создать абсолютно идеальную экологическую систему.
В долине меж тем что-то стало происходить. В глубокой тени, где едва угадывались под светом звёзд отблески воды, стали собираться крохотные искорки. Они стекались в пятна, потом в ручейки, и те начали медленно тянуться в разных направлениях. Долина покрылась тонкой золотой сеткой, которая шевелилась и подрагивала.
— Выходят. — зачарованно проговорил осёл. — Они будут двигаться ночью, а днём будут отсиживаться в зарослях, под листьями, в трещинах камней. Всё время миграции они не будут купаться и пить воды, чтобы секрет спинных желёз достиг нужной концентрации.
Решительно ничего в голову Заннату не приходило: как решить столь непростой вопрос? С тем они и встретили рассвет, когда бледно-зелёное неяркое солнце взошло на переливающемся перламутровыми полосами горизонте.
Местность, открывшаяся глазам путешественников, была чарующе прекрасна. Долина-селение квабаджей оказалась не то озером, не то болотом, но вся она была пересечена чем-то вроде мелких дамб, отчего напоминала неровные соты. Это были жилища квабаджи, созданные трудами многих поколений из ила, замешанного на слюне. Множество таких шариков скреплялись особенным составом — из них состояли стены с отверстиями входов, мостики, подводные пещерки, хранилища пищи и многое другое. Днём селение выглядело необитаемым, потому что лягушки уходили в свои жилища. Со всех сторон это странно прекрасное городище окаймлялось невысокими горами, среди которых имелись проходы — туда и ушли юные невесты. Через два дня в этом месте будут праздновать встречу молодых самок, пришедших издалека, чтобы сочетаться браком с молодыми местными самцами. Это был чудесный и древний обычай, в который без всякого права вторгались всякие инопланетные авантюристы.
Людей нигде не было видно — ни контрабандистов, ни инспекторов, и двое путешественников решили спуститься вниз. Пока это безопасно, потому что яд молодых самок квабаджи ещё не достиг нужной концентрации и, следовательно, не мог воздействовать на нервную систему. Но, по мере приближения к долине, Заннат всё сильнее ощущал необычное воздействие.
— Послушай, Цицерон, — тихо спросил он, поскольку на этой планете шуметь было нельзя. — У тебя голова не плывёт?
— Конечно, плывёт. — ответил тот. — Это слабое действие яда. Оно не опасно для нас, к нему не привыкают. Просто всё вокруг пропитано им. В малых дозах вызывает эйфорию, а в больших — подавляет волю. Вот почему эти типы одеты в скафандры.
Теперь понятно, отчего фигуры на тропинке казались в темноте неуклюжими — люди старались избежать воздействия этого естественного эйфориака. Гулять в бикини по этой чудной планете было небезопасно. Местные виды привыкли к малым дозам яда, а на время миграции квабаджи просто уходили подальше от их поселений.
— А мы с тобой не забалдеем? — с тихим смехом спросил Заннат. — пошатываясь на тропинке.
— Уже забалдели. — хихикнул осёл, заплетаясь задними ногами.
— Цицерон, негодяй, почему же ты не сказал, что… — не сумел досказать мысль Ньоро.
— И что?.. — спросил тот, широко и блаженно улыбаясь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});