Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По своей вечной неугомонности и любопытству я спросил у проходящего мимо бортмеханика, — Товарищ сержант, а это что — американский самолет? — тогда для нас Америка, а точнее США, были символом бесполезного комфорта.
— Сам ты американский, — загадочно ответил мне сержант, — наш это самолет, ты что, не видишь?
— А куда мы летим? — задал вопрос кто-то из моих соседей.
— На войну, — ответил сержант, и добавил, — Всем пристегнуть ремни — сейчас будем взлетать.
Пока мы болтали, самолет, плавно раскачиваясь на подрессоренных шасси, быстро покатился к началу взлетной полосы. Летчик этого транспортника раньше явно был истребителем, потому, что после короткого разбега, едва оторвавшись от грунтовки, машина круто полезла в небо, завывая своими винтами. Ночной полет это, то, от чего седеют летчики и засыпают пассажиры. Не видать ни зги, темнота внизу, темнота наверху. Тем более, что яркий свет в салоне выключили, оставив лишь тусклые синеватые лампочки. Под заунывный гул двигателей я тоже заснул. На часах было без пяти минут одиннадцать.
Проснулся я от того, что самолет с резким толчком плюхнулся на ВПП. За бортом надрывно взвыли винты, и я почувствовал резкое торможение и подумал, что мы уже прибыли. Глянув на часы, я увидел, что время без двадцати час, но за иллюминаторами по-прежнему была ночь, теплая августовская ночь. Было понятно, что мы находимся где-то на юге, может быть, в Крыму. Я, знаете ли, тоже хорошо понимаю, куда можно долететь на транспортном самолете менее чем за два часа. Тогда я думал, что, скорее всего, это был один из незнакомых мне крымских аэродромов.
Выгрузив нас из самолета, встречающие быстро провели перекличку, и повели к стоящему поодаль зданию. Пройдя длинным узким коридором, мы снова очутились на улице, но, черт возьми, почему-то стало гораздо холоднее. Ночной ветерок сразу полез ледяными пальцами под влажную от пота гимнастерку, и стало как-то совсем неуютно. Но, по счастью, местное начальство, не стало долго держать нас на улице, а почти сразу же направила к странной большой надувной палатке, внутри которой стояли такие милые нам в этот поздний час двухъярусные койки, снабженные всеми необходимыми постельными принадлежностями. А еще внутри было относительно тепло, так что мы раздевшись попадали в кровати, и уснули как убитые, еще не понимая, во что мы ввязались.
Утро ударило нас, как обухом по голове. Выйдя из палатки, я не поверил своим глазам — на соседнем флагштоке, рядом с флагом СССР, как будто так и надо, развевался белогвардейский сине-бело-красный триколор. На территории аэродрома находились, как командиры РККА, в том числе и старшие, так и самые настоящие белые офицеры с погонами на плечах.
Из ступора меня и моих товарищей вывел окрик сержанта, который, как оказалось, был назначенного к нам в «дядьки», — Эй, лейтенанты, что глазеете, давайте мыться, бриться, и на бегом построение, — я почувствовал себя так, как будто вернулись времена летной школы, и схватив мыльно-рыльные принадлежности, побежал со всех ног к умывальникам, возле которых уже толпился народ.
После умывания сержант повел нас не на построение, а на завтрак в полевую столовую, временно разместившуюся под навесом. На всю жизнь запомнился вкус натурального кофе, который разливала в кружки дебелая раздатчица в белом халате. А вот сливочное масло, щедро намазанное на толстый кусок хорошего белого хлеба, мне не понравилось. Какое-то оно было не такое. Ну, и конечно, вездесущая в армии утренняя овсянка — куда от нее деться. Потом, как-то разговорившись, наш дядька-сержант сказал, что овсянку на завтрак трескали еще римские легионеры, и ничего — побеждали всех подряд.
А вот после завтрака началось построение, и перед нами — полутора сотнями летчиков, штурманов и стрелков — выступил генерал-майор авиации Георгий Нефедович Захаров, коротко и без преамбул изложив текущее положение вещей.
Вот тут-то мы и обалдели по-настоящему. Оказывается, мы находимся в глубоком прошлом, за шестьдесят две с половиной тысячи лет до начала нашей эры, на тренировочной авиабазе Ставрополь-65. Присутствующие здесь люди в погонах — никакие не белогвардейцы, а наши потомки, предупредившие товарища Сталина о том, что на будущий год фашистская Германия, вероломно нарушив Пакт о Ненападении, вторгнется в нашу страну, и начнет самую ужасную в нашей истории войну.
Товарищ генерал-майор сказал, что именно здесь, в далеком прошлом, вдали от немецких, английских и американских шпионов, будет выкован меч, который отразит вторжение немцев и повернет его вспять. Здесь не только летчики, но и танкисты, артиллеристы, пехота и кавалерия. Родина даст нам самое лучшее в мире оружие, а мы, за оставшееся до начала войны время, должны научиться пользоваться им в совершенстве, чтобы из желторотых птенцов превратиться в грозных сталинских соколов, наводящих ужас на врага.
При этих словах генерала раздался оглушительный гром, и со взлетной полосы находящейся по ту сторону штаба в небо поднялся странный самолет без винтов, с откинутыми назад крыльями. И тут я окончательно поверил в слова генерала, и понял, что старая жизнь осталась безвозвратно в прошлом.
После построения, нас всех повели в расположенную за рощей техническую зону. Первое, что бросилось в глаза — это два лобастых истребителя неизвестной марки, чем-то отдаленно смахивающие на И-16. Еще с десяток таких же машин техники сейчас извлекали из огромных ящиков. Чуть в стороне стояли три двухмоторных бомбардировщика, все неизвестных мне марок, и гигантский четырехмоторный ТБ-7. Моторные гондолы у них были раскапотированы. С них снимали двигатели. Сверкали искры электросварки, слышался грохот и скрежет работающего инструмента, и голоса рабочих.
Тут нас разделили на две группы. Бомбардировщиков увели к их будущим самолетам, а нас генерал Захаров, лично повел к истребителям, как выяснилось, он и сам был летчиком-истребителем, успев повоевать в Китае, на Халкин-Голе, и в Испании.
— Итак, товарищи пилоты, знакомьтесь, — сказал нам генерал Захаров, — перед вами И-182, будущий король неба, и основной советский истребитель в грядущей войне. При весе в две с половиной тонны, он оснащен двигателем в тысячу восемьсот пятьдесят лошадей, и вооружен тремя авиапушками калибра двадцать три миллиметра. Кабина пилота бронирована сзади и сбоку, а спереди его защищает звездообразный двигатель воздушного охлаждения. Скорость у земли — шестьсот двадцать километров в час, а на высоте пяти тысяч метров — семьсот пятьдесят. От него не уйдет ни один вражеский самолет. При таких скоростях машина сохранила горизонтальную маневренность И-16, и способна на втором-третьем круге зайти в хвост любому истребителю мира. Вы должны как следует научиться владеть этой грозной машиной. Но, прежде чем вы сядете в ее кабину, необходимо пройти обучение на тренажере. Следуйте за мной.
Вот так началась моя служба в Первой Воздушной Армии ОСНАЗ под командованием Георгия Нефедовича Захарова. Мне довелось узнать — что такое авиационный тренажер и противоперегрузочный костюм, которого требовал высший пилотаж на И-182. Я узнал, как пищит специальный прибор, которого наши называли «товарищ», когда противник заходит тебе в хвост, и научился применять по плотным массам бомбардировщиков ракеты «Игла-В» класса воздух-воздух.
Я понял, сколь многому мне придется научиться, чтобы стать настоящим Сталинским соколом. Тогда же я узнал, что один раз я уже доходил до всего этого своим умом в ходе войны. Мы с товарищами смотрели хронику Великой Отечественной Войны в той истории, и учились ненавидеть врага.
И мы такие были не одни. Артиллеристы, танкисты, пехота, все они кроме уроков владения оружием из будущего, получали главный в своей жизни урок — урок ненависти. Именно мы, солдаты Армий ОСНАЗ должны будем разгромить фашизм, и принести порабощенной Европе Свободу и Справедливость. Нам предстояло учиться всему этому до того момента, когда приказ товарища Сталина не бросит нас в бой. Победа или Смерть! Наше дело правое — враг будет разбит — победа будет за нами!
30 марта 62 510 г. до Н.Э,
Полдень, полевой лагерь Краснодар-65.
Семен Михайлович остановил коня на плоской вершине холма. Нещадно палило южное солнце. Только утром сегодня прошел дождь. Но потом облака рассеялись, и земля сильно парила. Внизу, у подошвы холма, плотной колонной на рысях шел 11-й кавалерийский Саратовский Краснознаменный полк из состава 5-й кавалерийской дивизии 2-го кавкорпуса. Это была одна из первых частей, переброшенная на Полигоны из 1940 года. Еще в пункте постоянной дислокации был получен дополнительный конский состав, а по прибытии на место бойцы были экипированы надлежащим образом и перевооружены по российским стандартам. Выглядели они сейчас, на взгляд Семена Михайловича, непривычно, хотя даже он не мог не признать, что вид у бойцов грозный и донельзя бравый. Да и на самом Семене Михайловиче в данный момент был не привычный китель и галифе, а такая же командирская экипировка, в удобстве которой ему уже не раз довелось убедиться.
- Порядок в танковых войсках - Андрей Земсков - Альтернативная история
- Первым делом самолеты! Истребитель из будущего - Александр Баренберг - Альтернативная история
- Мы из Бреста. Бессмертный гарнизон - Вячеслав Сизов - Альтернативная история
- Операция "Невозможное" (Лето и осень сорок пятого) - Евгений Белогорский - Альтернативная история
- Рандеву с "Варягом" - Александр Михайловский - Альтернативная история