Торонто, в журнале «Новi Днi». А затем на английском вышли мои четыре рассказа, с прекрасными иллюстрациями, в американском литературном журнале «Friday». В начале моего эмигрантского пути у меня была даже «своя» переводчица, знаменитая Ирина Вульф. И был собственный литературный агент – миссис Линкольн. О моих новеллах из цикла «Седой снег» благосклонно отозвался Ба-шевис Зингер. Что потом? Ситуация резко изменилась – личные обстоятельств вывели меня из строя года на четыре. Однако я давно понял: главная удача каждого из нас – уже в самой возможности жить.
ЕЦ Не в это ли время вы начали писать стихи? Перечитываю их сейчас. Стихи, как всегда, многое сообщают об авторе.
Снова лёд. И зима на дороге.
Птицы просятся крыльями в дом,
В ожидании утра пляшет позёмка,
Догорают в камине запахи снов.
Бродят мысли меж черных стволов,
Чей-то след заблудившийся скачет,
Ветер гонит его на январский порог,
Где твой взгляд заморожен на стёклах.
ИМ-К Я начал писать стихи очень рано – после тридцати пяти. Но мне кажется, что писал их всю жизнь – просто не записывал… Моя любимая техника, верлибр, – это форма свободного стиха (наверное, стремление к свободе и независимости проявилось и в этом). Верлибр невероятно сложен по конструкции и наредкость разнообразен. Словом, не надо объяснять, почему я в него влюбился (вообще-то я однолюб). Метрическим верлибром писали Фет, Бальмонт, Блок, Бунин, Белый, Брюсов… Элементы верлибра можно найти у многих русских поэтов – от Пушкина до Маяковского. Мне кажется, что современный верлибр сродни джазовым мелодиям и импровизациям. Вот и я всё время в состоянии праздника-поиска: ритмики, строфики, метрики стиха. Состояние это я могу сравнить только с тремя потрясающими месяцами соседства в прикарпатском селе с цыганским табором. Там меня учили гадать на картах, играть на гитаре (безуспешно), говорить по-цыгански, петь дурным голосом и красиво, с вылетами танцевать. Ну и, конечно, воровать в местном колхозе картошку и яблоки.
ЕЦ Тема эмиграции естественно врывается в ваше творчество. Не говорю о критике (вы написали литературные портреты многих поэтов и прозаиков зарубежья, у многих брали интервью). Но вот ваша проза. Короткие, чаще всего печальные, кажется, написанные пером графика новеллы. Этот жанр наиболее органичен для вас в прозе?
ИМ-К Я очень люблю пьесы, особенно Чехова. Но никогда не пытался их сочинять. А вот в каждом своём рассказе стараюсь создать мини-драму. Мне помогают мои герои. Это и охотник, отказывающийся застрелить медведя-музыканта; русский эмигрант, который как бы эмигрирует ещё раз – уже в новой стране, так как ему приходится по состоянию здоровья менять климат; новая русская американка, не знающая ни одного английского слова и случайно вышедшая из поезда на не нужном ей полустанке; бездомный, которого неожиданно возвращают к нормальной жизни необычные приключения и переживания… Однажды и, пожалуй, навсегда меня полностью захватила эта цель: проследить на примере и «глубине» отдельных судеб историю нашей эмиграции. Да, вы правы, я люблю лаконичность, даже графичность повествования. И недосказанность. Как мне кажется, этот стиль сам по себе завораживает читателя, заставляет его переживать вместе с автором остроту сюжета.
ЕЦ Передо мной – библиографический указатель вашего творчества. Девять книг, в том числе – недавно изданный двухтомник, «Избранное». Сотни публикаций в журналах и сборниках, на русском и английском. Однако в эмиграции вы широко известны (прежде всего?) как главный редактор альманаха «Побережье». Расскажите о его жизни, а точнее – о выживании. («Выживание» – естественное состояние любого эмигрантского издания). Сегодня это уже история, которую надо запечатлеть и сохранить.
ИМ-К Начну с повторения горькой, хоть и банальной, истины: занимаясь литературным и издательским делом на русской улице, в зарубежье не проживёшь. В большинстве своем редакторы и авторы альманаха днём были программистами, врачами, адвокатами, инженерами, а по вечерам они «становились» литераторами. Я тоже прошёл через это.
Профессиональному издательскому делу меня обучали мои профессора во Львовском полиграфическом институте, которым душевно благодарен до сего дня. Работал я и в аппарате Союза писателей Украины. Так что опыт у меня имелся. Ну, а тут надо было просто бросить клич, и к «Побережью» приплыли прозаики, поэты, художники-иллюстраторы, литературоведы, переводчики, философы… Альманах объединил вокруг себя большое число творческих людей, особенно молодёжь. Нашими авторами стали как знаменитые писатели-эмигранты, например, Наум Коржавин и Василий Аксёнов, так и совсем юные, начинающие авторы (например, Марина Гарбер, Гари Лайт, Георгий Садхин, Сергей Яровой). Разумеется, всю работу выполняли волонтёры. Мы организовывали конференции и встречи с читателями, приглашали гостей из многих штатов и других стран. У нас не было обычных для эмигрантского издания проблем с распространением альманаха: на него подписались многие университеты в Европе и Америке. Но всему приходит свой срок. Знаете, в балете артисты рано выходят на пенсию, в литературе сроки более поздние, однако всё равно есть предел.
ЕЦ Не раз слышал: ваш альманах был и своеобразной школой для молодых писателей. Мало сказать: меня это удивило. Такая «школа» важна и в метрополии, но в эмиграции её роль уникальна. Многие «начинающие» родились в США или приехали сюда детьми. Русская литература для них как притягивающий, загадочный, но чаще всего – непроходимый лес. Между тем талант чахнет вне литературной традиции. Как и когда вы пришли к мысли о необходимости работать с «молодыми»? Как искали таланты?
ИМ-К Вот, вот, вы правы… Но не я их находил, а они меня. Напишет человек, живущий, скажем, в Атланте, стихи или прозу, а куда послать? В журнал. И тут уже начинается моя редакторская работа, которую часто сравнивают с работой ювелира. Нужно различить дарование в сырой рукописи, понять образную систему автора, особенности его мышления. Не менее важно – свести молодого поэта или прозаика со своими сверстниками, создать среду творческого обитания. К счастью, меня нередко приглашали выступать в университеты, культурные центры, библиотеки, где было много творческой молодёжи… Не раз уже сказано: благодаря «Побережью» в эмиграции выросло целое поколение талантливых поэтов и прозаиков.
Когда-то я был на лекции Василия Аксёнова в университете Вилланова, где он высказал мысль, что литература эмиграции – это литература одного поколения. В какой-то мере он прав. Но с другой стороны, наша эмиграция уже существует около пятидесяти лет. Значит уже есть дети и внуки, развивающие, продолжающие наше культурное наследие. И, скажу вам откровенно, даже не важно на каком языке пишут молодые. Есть целая группа прекрасных литераторов, выходцев из бывшего СССР, успешно