Читать интересную книгу "Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Бер Саша

И тут, как по заказу, сначала послышались шаги, затем кто-то тяжёлый забрался в кибитку, от чего она вся зашаталась, задёргалась. Зашуршали ноги по напольному сену, затем какой-то шорох от стены совсем рядом и в помещение влился предрассветный, мягкий свет, слегка осветив грозное лицо её мучителя. Он стоял и молча разглядывал Зорьку, как будто в первый раз увидел. Что творилось у неё самой внутри, она, пожалуй, и сама бы объяснить не смогла. Стыд, что толкал провалиться на месте, волнение, заставляющее руки лихорадочно искать места и не находить его, отчаяние безвыходности положения, ужас от непонимания того, что сейчас произойдёт, дурацкое и неуместное желание мило ему улыбнуться и ещё, Святая Троица знает, что. Всё в одной куче бурлило кипятком и вымораживало инеем. Он колыхнулся. Опёрся на стену плечом и тихо спросил:

— Утро наступило. Каков твой выбор?

И тут её заколотило в лихорадочной трясучке. Живот заболел, голова закружилась. Она пыталась что-то сказать, но не могла. Всё тело до последнего кончика пальца, предательски перестало её слушаться. Накрыла паника и тут она неожиданно для самой себя сдалась. Полностью и бесповоротно. Сил сопротивляться больше не было. Дрожь как-то сама стихла, тело расслабилось, голова безвольно упала на грудь, а в мыслях прорезался злой крик души: «Будь ты проклят, людоед. Убивай». Но он по-прежнему молчал. У Зорьки в голове тоже стояла полная тишина и ожидание чего-то неминуемого. Но ничего не происходило. Она осторожно попробовала прочистить горло, голос её слушался и тогда сама, не ожидая от себя, она буквально выдавила чужим, детским голоском:

— Я буду… твоей… женой.

И тут как гром среди ясного неба прогремел немедленный ответ:

— А я не спрашивал тебя, кем ты себя видишь. Не тебе решать.

Его жёсткие и даже где-то злые слова подействовали на неё, как ушат холодной воды, разом приводя в чувства и заполняя всё нутро яростью и озверением. Паника со страхом куда-то резко попрятались, улетучились. Обида вцепилась хищными зубами в глотку. Разум вскипел, но результатом его кипучей деятельности стала лишь отчётливая мысль: «Сволочь!»

— Кем ты будешь, решу я. Тебя же просто просили сделать выбор, что хочешь ты.

Её естество вздрогнуло, сейчас она была готова броситься на это говно в мужском обличии и порвать его голыми руками, ну или по крайней мере всю морду расцарапать. В глаза брызнули слёзы ярости, обиды от бессилия и жалости к себе любимой. С огромным трудом Зорька сдержала желание выплеснуть на него всё, что накипело внутри. Она медленно подняла на него затуманенные слезой глаза и как можно спокойней проговорила уже своим, привычным голосом, проговаривая каждое слово:

— Я хочу быть твоей женой.

— Вот это я и хотел от тебя услышать.

Голос его неожиданно зазвучал обыденно, спокойно, как будто они говорили о чём-то незначительном и самом обычном. Этот резкий переход от злобного рычания к умиротворённому побулькиванию, на Зорьку подействовал, как увесистый дрын по башке. Оглушительно, или оглушая, ну в общем выбивая всё сознание на пол. Она растерялась. Он вальяжно прошествовал мимо её в глубину кибитки, проронив по дороге, как бы невзначай:

— Ты спала?

— Нет, — отрывисто буркнула она, на автомате, лихорадочно собирая остатки разума в кучу.

— Ела?

И тут откуда-то резко выползла стыдливость, как будто поев его еды, им же и предложенной, она совершила что-то неприличное и даже наказуемое. Поэтому ответ получился, лишь как лёгкий выдох:

— Да.

Он скрылся за занавеской в глубине жилища, за которой тоже заструился свет и выйдя обратно и указывая на срывающийся там закуток, продолжил вести вялый, домашний, ничего для него не значащий разговор:

— Там твоя половина. Видела уже?

— Нет, — ответила Зорька опять не своим голосом и вновь тихонько похыркала, прочищая горло.

Тот факт, что для неё заранее, оказывается, было приготовлена её половина, говорил о том, что эта сволочь толстожопая уже всё за неё решил и заранее знал её ответ, и он лишь с ней играл, гоняя как волчара бедную зайчиху, способный сожрать её в любой момент, но не делал этого только ради удовольствия чуть-чуть побегать, так сказать, размяться для аппетита. «Ну, что ж, — подумала со злорадством Зорька, в которой проснулась оторва, — я тоже люблю такие игры. Давай посмотрим, кто кого».

— Ну так иди смотри, — предложил он, спокойным, ничего не выражающим голосом.

Она всей кожей почувствовала его самонадеянную ухмылку. Зорька медленно и грациозно встала, надменно расправив плечи и выбросив грудь вперёд. Поправила с достоинством меховое одеяние, которое постоянно норовило сползти с её гордого тела, но тут этот козёл вновь обломал ей весь антураж.

— Одеяло моё оставь. Там у тебя своё есть.

В лицо резко ударил жар. «Ты хочешь видеть мою голую красоту? — мелькнула шальная мысль в голове, — да, на!» И она, сознательно потупив глазки, эдакая святая невинность, выпустила из рук одеяло, вновь подавая грудь вперёд, отчего меховушка легко соскользнула обратно на лежак и прикрывая свою слегка покрытую волосиками щёлку концом косы, плавно, на сколько получалось в данной ситуации, двинулась на свою половину. Она не смотрела на него, а что-то очень внимательно выискивала у себя под ногами, но сама всем телом чувствовала, всем своим нутром, что он буквально пожирает её глазами. В добавлении ко всему, он что-то замямлил, явно смущаясь, как нашкодивший мальчишка:

— Тут я для тебя всякие тряпки припас, платья, ещё что-то, какие-то бабьи безделушки, зеркальце, причесалки разные. Сама разберёшься.

Зорькина сущность ликовала. «Знай наших, пацан сопливый, не таких зверей обламывали. Я ещё из тебя верёвки…», но тут её победная мысль была грубо прервана. Уже проскакивая мимо него, атаман жёстко ухватил Зорьку за корень косы сзади и зашептал в самое ухо:

— Если ты будешь гадить, где не попадя, а не там, где я тебе указал, как щенка носом натыкаю.

От неожиданности происшедшего и услышанного её лицо опять вспыхнуло жаром, а звонкий шлепок по голой жопе выбил из Зорьки всю спесь и гонор в один момент и заставил стрелой влететь на свой лежак, заваленный горой каких-то тряпок.

Он опустил занавеску и судя по спокойно удаляющемуся голосу, вполне доброжелательному, Зорька поняла, что он уходит. Но как только она сообразила и поняла смысл того, что он говорит, очередная волна паники окатила её с ног до головы и руки опять задрожали. А он просто, как бы само собой разумеющиеся выдал:

— Разберёшь барахло, приведи себя в порядок. Оденься получше. Сегодня я буду тебя показывать народу.

Потом он ещё что-то пробубнил себе под нос, но Зорька уже не разобрала. Ей хватило того, что услышала «…буду показывать тебя народу».

Разве могла эта мразь знать, что подобное девке говорить нельзя ни при каких обстоятельствах. Любая доведёт себя до истерики, зная, что её будут выводить на показ, а ей не в чем блеснуть. Любая доведёт себя до белого каления в бесчисленных попытках хоть как-то стать красивее и привлекательнее, чем есть. Зорька не стала тратить время на доведения себя до истерики и разрыдалась сразу. Перебирая груду различных нарядов и вытирая слёзы о каждую тряпку, она плакала по поводу своей никчёмности и того, что ей просто нечего на себя надеть, не в чем себя показать. Все эти яркие тряпки были красивые, но абсолютно непонятные. Она попыталась в одной из них разобраться, но тут же вновь залилась горькими слезами, расписавшись в своей беспомощности. Только где-то под конец этой кучи, она обнаружила нечто знакомое. Нарядную верхнюю рубаху речных баб. С виду она была новая, но сшита не на неё, а на взрослую бабу, но это было единственное одеяние, которое она знала, как одевать и как носить. Поэтому недолго думая Зорька напялила рубаху, пытаясь уменьшить её сборками и мало-мальски аккуратными складками. В конце концов, не выходить же ей голой, а свои рубахи где-то возле бани валяются грязные, их ещё стирать и стирать. Но тут ей под руку попало удивительно красивое зеркальце и костяной гребень, очень тонкой, мастерской работы, что её значительно успокоило, так как позволило заняться привычным девичьим занятием — разглядыванием себя любимой и наведением на ней красоты.