Читать интересную книгу Золотая эпоха морского разбоя - Д. Копелев

Но дисциплина была не только результатом ответственного подхода к этому самих разбойников. Порядок поддерживался также при помощи мер насильственного характера и контролировался пиратским сходом.

Особенно наглядно демонстрирует это практика дуэли. Из пункта № 8 правил Робертса мы видим, что пираты были озабочены тем, чтобы не допустить конфликтов на судне, и все спорные вопросы решали за его пределами. В случае нарушения кодекса, наказание было безжалостным и каралось смертью. Как-то раз капитан Джон Эванс, деятель пиратского мира второго десятилетия XVIII в., поссорился со своим шкипером. Ни один из них не хотел уступать другому, и тогда капитан повелел своему помощнику немедленно сойти на берег, чтобы решить дело в поединке. Однако шкипер категорически отказался покинуть судно. Разъяренный Эванс накинулся на него и принялся избивать палкой. Защищаясь, шкипер выстрелил из пистолета и уложил капитана на месте. Немедленно был созван корабельный совет, который единодушно решил примерно наказать нарушителя и придумать ему особенную казнь. Несчастного спасло от мучений то, что во время обсуждения способов казни кто-то выстрелил в него и прикончил.

Отдельные случаи нарушения пиратского кодекса чести могли помешать проведению самых продуманных операций. Так, в 1668 году в среде пиратского воинства, находящегося в Пуэрто-дель-Принсипи, разгорелись такие страсти, что английские и французские пираты едва не перерезали друг другу глотки. Причиной конфликта стало вероломное убийство, совершенное одним английским разбойником. Рассорившись с французским пиратом, он выстрелил в него, когда противник повернулся к нему спиной. Французы потребовали повесить нарушившего законы, англичане встали на защиту своего соотечественника. Командующий экспедицией Генри Морган сумел урезонить спорщиков, пообещав провести суд над преступником. Вероломного дуэлянта заковали в цепи и посадили в трюм флагманского корабля. Вскоре обвинение в нарушении законов нависло и над самим Морганом. Дело в том, что он решил устроить показательный суд над убийцей и не позволял повесить его во время дележа добычи, на чем настаивали французы. Результатом неуступчивости Моргана стал уход французских экипажей, недовольных, с одной стороны, поведением главаря, а с другой — небольшими размерами захваченной добычи. Правда, по прибытии в Порт-Ройяль судебный процесс действительно состоялся, и англичанин, уронивший честь и достоинство британского джентльмена, был повешен.

Нередко дуэли происходили между главарями пиратов. Причем это были не просто банальные пьяные драки, наподобие той, которую устроили в каюте Ла Буш и Хоуэлл Дэвис, после которой их корабли прервали совместное плавание. Нет, случались настоящие поединки, заканчивавшиеся смертельным исходом.

Самой знаменитой дуэлью главарей была схватка в 1682 году между бельгийцем Ван Дорном и голландцем Лораном де Граа-фом. Ссора произошла после того, как вместе с шевалье де Граммоном они разграбили Веракрус. Причина ссоры доподлинно неизвестна, но, по-видимому, она произошла из-за дележа пленных. Из Веракруса пираты вывели 1,5 тыс. человек, причем продовольствия и воды в спешке не захватили. Это еще больше накалило ситуацию. Слово за слово, и главари сошли на берег выяснить отношения. Поединок на шпагах закончился резким выпадом де Граафа, ранившим в руку Ван Дорна. Ссора главарей едва не переросла в столкновение между их людьми. Было уже недалеко до серьезного кровопролития. Тогда де Грааф поспешил разделить пленных и уплыл на своих кораблях. Через несколько дней Ван Дорн умер от заражения крови и был похоронен на пустынном берегу полуострова Юкатан. Его корабль перешел к де Граммону.

Капитаны и команда

Своеобразный фокус особых отношений, царивших на пиратском корабле, — это роль, которую доверяли капитану. Широта его власти не сравнима с полномочиями капитанов военных кораблей, торговых и каперских судов. Он избирался всей командой и становился прямой «креатурой» пиратской сходки, действуя в рамках определенных условий. В обществе непосредственной демократии, каковым было пиратское товарищество, в капитаны обычно попадал «неформальный лидер», вынужденный считаться со своим эгалитаристским окружением. В первую очередь это находило отражение в бытовых условиях жизни. Эксквемелин сообщает, что «капитан корабля обязан есть ту же пищу, что и вся eго команда, до юнги включительно. Если команда желает уважить своею капитана, то ему готовят какое-либо особое блюдо, а подают его непосредственно капитану за общий стол».

Главным в деятельности капитана было руководство экипажем во время морских операций и сражений. Пират Уолтер Кеннеди (повешенный в Уопинге в 1721 г.) на судебном процессе заявил: «Они (пираты. —Д. К ) выбирают капитана из своей среды, но его полномочия несоизмеримо меньше, чем титул, за исключением военных стычек, когда ему беспрекословно подчиняются и он командует безраздельно».

Главари выделялись своей храбростью, дерзостью и опытом. Это были прежде всего военные лидеры, способные повести за собой команды. Не расставаться с удачей, идти во главе колонны на штурм крепости, руководить проведением абордажа и врываться на борт неприятельского корабля, внушая страх врагам и гордость команде, — таким видели пираты настоящего капитана, и если дела разбойников шли благополучно и приносили доход, подобные вожаки быстро завоевывали авторитет и получали все больше власти.

В военных вопросах роль капитана было опасно оспаривать. Его опыт и решительность служили залогом успеха. Эксквемелин рассказывает, как повел себя пиратский вождь Олоне накануне штурма крепости Гибралтар во время похода в Венесуэлу (1667 г.).

Он «как вожак всех пиратов, посоветовался с другими командирами, потом со всеми, кто окружал его, и дал понять, что отступать не намерен, — хотя испанцы и узнали об их приближении и собрали большие силы. Его мнение было таково: «Они сильны, так тем больше мы захватим добычи, если победим их». Все единодушно поддержали его и сказали, что лучше биться, надеясь на добрую добычу, чем скитаться неведомо сколько без нее. Олоне закончил так: «Я хочу предупредить вас, что того, кто струсит, я тотчас же зарублю собственной рукой…»На следующее утро задолго до восхода солнца Олоне высадил людей на берег… Все взяли друг друга за руки и поклялись стоять друг за друга до самой смерти. Затем Олоне рванулся и закричал: «Вперед, мои братья, за мной и не трусьте!» И пираты бросились в атаку…»

Образцами подобных лидеров в казачьей среде 3-й четверти XVIII в. были запорожский атаман Иван Сирко и донской вожак Степан Разин. В дошедших до нас портретах действительность и легенда неразделимо слиты, нередко психическая неуравновешенность, лютость, лихачество и безрассудная жестокость парадоксальным образом определяют масштабы реальной власти, укрепляют авторитет главаря, способного подчинить и повести за собой разбойников.

Иван Сирко — олицетворение казацкой угрозы, «русский черт», человек, за погибель которого по фирману султана молились в турецких мечетях, чьим именем турчанки и татарки пугали своих детей. С рождения и долгое время после смерти вокруг страшного атамана витала легенда. Так, сказывали, что родился он уже с зубами (чтобы всю жизнь грызть врагов православной веры); когда же повивальная бабка несла его по хате, она и оглянуться не успела, как новорожденный герой схватил со стола пирог с начинкой и мигом его проглотил. Когда же умер Сирко, запорожцы положили его кости в гроб и возили с собой в заморские походы, а отрезанную руку своего главаря засушили и выставляли перед боем на страх врагу.

Бесшабашность, молодечество, удальство, безрассудная храбрость, казацкий задор — вот что отличало Сирко. Кроме того, по народному преданию, он «побеждал нечистых чертей» — как-то раз прогуливался атаман по берегу реки Чертомлык, а в ней черт плескался, так «он только млыкнул (мелькнул. — Д. К.) вверх ногами, когда Сирко луснул его из пистоля».

Другой казацкий вожак — Степан Разин, знаменитый предводитель крестьянской войны в России, «народный» атаман, защитник сирот и обиженных — выступает как настоящий мифологический персонаж, богатырь. Он предстает всесильным кудесником, связанным какими-то непонятными тайными отношениями с божественными силами, неуязвимым чародеем, заговоренным от пуль и ядер, убивающим врага из незаряженного ружья, таинственным волшебником, магическая сила которого не знает границ, — с помощью заклинаний он освобождает город от комаров, превращает ядовитых змей в безобидные существа, может уплыть из тюрьмы в нарисованной лодочке, пускает свои корабли «по суху и по воде», а когда потребуется собрать войско, то берет липовую щепку да бросает ее в Волгу, и гляди ж — уже по реке плывет корабль с казаками. С таким головщиком, т.е. предводителем, и разбой-то не разбой, воровство не воровство, гульба не гульба — а все дело благородное, честное, справедливое, «святое» для вольных свободных людей.