Читать интересную книгу Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер

— Да.

— Если он спросит, скажи, это повозка одного твоего друга, а я приехать не смог — рука болит. Ясно? — Я кивнул, думая о том, что больная рука не помешала ему совсем недавно ворочать тюки с бельем. Я протянул ладонь, и мистер Избистер вложил в нее монету со словами: — Для тебя тоже найдется монетка, если все пройдет путем.

Я сошел с повозки.

— Ступай через задние ворота. — Мистер Избистер указал туда, откуда мы приехали. — И помни, он в больничном отделении.

Я вошел в ворота и получил указания в домике привратника. Когда я очутился в здании, уличные шумы внезапно стихли, и, ступая по темным плитам длинного коридора, я слышал только эхо собственных шагов да еще голоса, спорившие где-то в отдалении.

Я миновал двор, обнесенный высокой стеной, и видел через ворота мужчин, женщин и детей в характерной одежде и со значками прихода; они распутывали толстые узлы просмоленных веревок. В еще одном дворе стоял грохот, но отчего — я так и не разглядел.

В больнице один из служителей направил меня к мистеру Палсайферу — высокому человеку с землистым лицом и тонкими губами.

Услышав, с чем я прибыл, он с любопытством меня оглядел.

— У вас есть карета?

— Нет, но один приятель ждет меня с повозкой. У меня приготовлен шиллинг, чтобы ваши служители помогли мне погрузить мистера Лезербарроу.

— Ступайте за мной. — Мистер Палсайфер смерил меня скептическим взглядом.

Выходя из комнаты, он взял свечу, зажег ее от газового рожка и крикнул еще двоим мужчинам:

— Эй, Джек! Джем! Сюда!

Двое крепких парней, которые до этого подпирали стену, куря трубки и болтая, направились вслед за нами за дверь и по мрачному коридору.

— Пока он болел, его никто не навестил, — внимательно глядя на меня, произнес мистер Палсайфер. — Странно, что сейчас племянник о нем вспомнил.

Спустившись по ступенькам и войдя в подземное помещение, холодное и темное, я удивился тому, что выздоравливающего старика держат в таких неподходящих условиях. Мистер Палсайфер повел нас в угол, где возвышалось широкое деревянное сооружение, похожее на буфет; на нем, в свете свечи, я разглядел очертания человеческого тела, прикрытого куском материи. Мистер Палсайфер поднял свечу, Джек откинул ткань.

— Вот он, — сказал мистер Палсайфер.

Я подошел ближе, щурясь в слабом свете. И тут я с ужасом понял: старику, что лежит здесь, белый как мрамор, с остановившимся взглядом, ничем уже не повредит поездка в тряской повозке. В темноте никто не заметил моего испуга. Подручные подхватили страшный груз (один держал его за ноги, другой за плечи), а мистер Палсайфер, со свечой, повел процессию обратно. В больнице управляющий со мной простился, окинув еще одним подозрительным взглядом, а двое подручных со своей ношей сопроводили меня на улицу.

Я отвел их к повозке (мистер Избистер стоял рядом с головой лошади), и они уложили туда тело. Я набросал сверху соломы и протянул одному из санитаров шиллинг; оба коснулись шляп, вежливо приветствуя моего хозяина (тем более вежливо, что он отворачивал лицо), и вернулись в здание. Когда они ушли, мистер Избистер вскарабкался на козлы, повозка покатила, хозяин улыбнулся мне и принялся фальшиво насвистывать какую-то мелодию.

— Мистер Избистер, — начал я, — почему вы меня не предупредили, что мистер Лезербарроу… — Я замолчал.

Он рассмеялся:

— Чтобы тебя не перепугать. А теперь ты знаешь, что бояться нечего.

Он остановил повозку на углу Сити-роуд и Олд-стрит.

— Отсюда иди пешком, — распорядился хозяин и дал мне монету. — Вот тебе шиллинг за то, что был хорошим мальчиком.

Я взял деньги, но, пускаясь в пеший путь, испытывал некоторое беспокойство. Пройдя несколько ярдов, я обернулся и, к своему удивлению, увидел, что мистер Избистер не трогается с места, а наблюдает за мной. Прежде чем завернуть за угол, я опять оглянулся: хозяин все еще не сводил с меня глаз.

Я шагал по улицам, погруженный в мысли. Правда ли то, что мистер Избистер всего лишь помогал своему приятелю? Если дело обстояло не так просто, я не понимал, в чем тут его выгода. И что я скажу матушке? Я решился сообщить только, что хозяин отпустил меня на полдня развлечься и дал шиллинг.

Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь в двух шагах от Коулман-стрит, и мне захотелось туда наведаться.

На звук колокольчика заднюю дверь (в переднюю я теперь звонить не осмеливался) открыла маленькая служанка, Нэнси, от которой я услышал, что мисс Квиллиам пока не появлялась.

Добравшись через полчаса до дома Избистеров, я застал на пороге матушку и миссис Избистер. Они хохотали и цеплялись друг за друга, словно искали опоры, но когда матушка увидела, что я стою поблизости и наблюдаю, она покраснела:

— Как, Джонни, что ты здесь делаешь?

Я рассказал ей о выходном и шиллинге, и она воскликнула:

— Как удачно! А мы как раз собрались в лавку. Сбегай-ка за угол и купи еще кварту…

Она осеклась и, хихикая и прикрывая рукой рот, взглянула на миссис Избистер.

— Кварту «Вер-рной отрады», — дополнила та. Она едва держалась на ногах.

— Нет, — отрезал я. — Деньги нам нужны для другого.

— Ах ты, неблагодарный маленький паршивец, — взвилась миссис Избистер.

— Джонни, ты обязан уважать и слушаться свою мать. Делай, что я сказала.

— Это мои деньги. Я их заработал.

Миссис Избистер присвистнула:

— Устала уже повторять Джерри: от этого мальчишки проку не жди.

Сгорая от ярости и стыда, я повернулся и побежал прочь. Часа два я бродил по улицам, купил пирожок с мясом и съел его, сидя на разбитой стене у церкви. Куда мы пойдем, как будем зарабатывать себе на хлеб? И все же нам нужно убраться подальше от этих людей, поскольку я уже начал понимать, зачем мы им понадобились. Надеяться было не на что, оставалось только продать документ, который так жаждали заполучить Момпессоны и мистер Барбеллион (от имени нашего таинственного врага). Но мне не хотелось уговаривать матушку, пока я не пойму, почему этот документ так для них важен.

Когда я вернулся, из кухни доносились голоса миссис Избистер и моей матушки, поэтому я поднялся в нашу комнату и лег в постель.

Мне не спалось, и я слышал, как через несколько часов в комнату вернулась матушка.

— Ты не должен так разговаривать со мною при посторонних, — осторожно начала она.

— Это ужасно, видеть тебя рядом с нею. Она жуткая. Ничего подобного. Она, конечно, вульгарная и необразованная, но она желает нам добра.

— Вот уж нет. Неужели не понимаешь? Мама, нам нужно уйти. Уверен, я могу зарабатывать больше, чем мне дает мистер Избистер.

— Ты? — удивилась она. — Да что может заработать такой маленький мальчик, как ты? Знаешь, Джонни, ты живешь на деньги, которые я получаю от миссис Избистер. Благодаря им мы и держимся.

— Неправда! — вскричал я. — Это подачки. Я-то знаю, как мало миссис Избистер платит другим женщинам за такую работу.

— Ты так говоришь, потому что хочешь меня обидеть. За что?

Мы спорили, пока не устали, матушка сразу уснула, а я лежал без сна. Через час она закашлялась и пробудилась, и мы оба лежали в темноте, прислушивались к дыханию друг друга и притворялись, что спим.

Прошло почти три недели, матушка все больше времени проводила с миссис Избистер, однако все чаще между ними случались размолвки, и матушка обижалась на ее обхождение. Утром третьего мая мы собирались выехать с повозкой, и мистер Избистер сказал мне, чтобы я оделся во все лучшее и прихорошился. Заметив на повозке ту же дерюгу, я не был удивлен.

Некоторое время мы ехали молча, но когда добрались до Чипсайда, мистер Избистер вдруг откашлялся и заговорил. Он поведал мне несвязную историю, относившуюся к одному из его приятелей, Бену. («Ты его небось видел, он у нас бывал».) По его словам, у Бена недавно скончалась мать, причем она всегда выражала желание покоиться рядом со своим супругом на кладбище при церкви Сент-Джайлз-визаут-Крипплгейт. Однако у сестры Бена, с которой он не ладит, имелись свои недостойные, хотя и непонятные мотивы, и по ее просьбе наниматели покойной вознамерились похоронить свою служанку на другом кладбище. А поскольку именно они поместили ее в госпиталь и платили за лекарства, «парни из Бартса сделают, как они скажут». Но если я сочиню письмо от имени нанимателя старушки, мистера Пойндекстера, где будет указано, чтобы руководство больницы выдало тело его сыну и слуге («Это мы с тобой, понимаешь?»), тогда предсмертное пожелание старой женщины исполнится, и совесть Бена будет спокойна.

Тут он, видимо, уловил на моем лице тревогу, потому что он облизал губы и произнес:

— Тебе будет причитаться два шиллинга.

— Не думаю, что смогу быть вам полезен, мистер Избистер, — отозвался я.