До тех пор, пока отдельные области Центральной Америки с их произвольно прочерченными границами были провинциями испанской колониальной империи, их обитатели жили в мире и согласии друг с другом. Но в начале девятнадцатого столетия отдельные административные единицы испанской империи разорвали связь с метрополией и решили стать национальными государствами по европейскому образцу. Результат: они немедленно затеяли воевать друг с другом. Почему? Потому что суверенное национальное государство по определению является организацией, которая не просто вправе, но обязана принуждать своих граждан к осуществлению грабежей и убийств с преизрядным размахом.)
«Не введи во искушение» – вот каким принципом должны руководствоваться все общественные организации; соблазнов следует опасаться и, по мере возможности, их устранять при помощи соответствующих экономических и политических шагов. Во-первых, распространение и общее признание Вечной Философии в любой форме будет содействовать удержанию мужчин и женщин от искушения поклоняться преходящему, будь то церковь, государство, революция или индивидуализм; все перечисленное по самой своей сути неизбежно противоречит любви к ближнему. Далее вступает децентрализация, широкое распространение мелкой частной собственности на землю и средства производства, ликвидация как государственных, так и корпоративных монополий, разделение экономической и политической власти (на чем не уставал настаивать лорд Актон[372], твердивший, что такова единственная гарантия гражданских свобод по закону). Эти социальные преобразования должны помешать честолюбивым индивидуумам, организациям и правительствам поддаться соблазну установить тиранию; кооперативы же, демократические профессиональные организации и городские собрания должны освободить народные массы от искушения перевести децентрализованный индивидуализм в откровенное буйство. Конечно, ни одна из этих неоспоримо желательных реформ не может быть осуществлена до тех пор, пока суверенные государства будут считать своим естественным состоянием подготовку к войне друг с другом. Современную войну могут вести только страны со сверхразвитой промышленностью; страны, где экономическая мощь находится в руках государства или нескольких монополистических корпораций, которые легко облагать налогом или, при необходимости, временно национализировать; страны, в которых трудящиеся, не обладающие частной собственностью и лишенные корней, могут быть легко перемещены с места на место и «построены» производственной дисциплиной. Любое децентрализованное общество свободных, не подвергающихся принуждению мелких частных собственников, общество со сбалансированной экономикой в воинственном мире вроде нашего станет жертвой любого другого общества, где производство высоко механизированное и централизованное, где народ не имеет частной собственности и потому легко поддается принуждению, – то есть общества, в экономике которого имеется явный перекос. Вот почему индустриально слаборазвитые страны наподобие Мексики или Китая хотят одного – стать Германией, Англией или Соединенными Штатами Америки. До тех пор, пока будет существовать организованное «безлюбие», зримым проявлением которого выступают войны и подготовка к ним, не может быть и речи об уменьшении «безлюбия» в экономических и политических отношениях – как в границах отдельных стран, так и всего мира. Войны и подготовка к ним постоянно искушают сделать нынешнее дурное, забывшее о Боге общество еще более скверным, а технологии между тем становятся все более эффективными.
Глава 6
Укрощение страстей, отрешенность, праведная жизнь
Это сокровище Царствия Божия, его скрыло время, и многообразие, и собственные деяния души – словом, ее сотворенность. Но по мере того как душа, глядя вперед, расстается со всем этим многообразием, открывается в ней Царствие Божие[373].
Майстер Экхарт
«Наше царствие уходит» – это обязательное и неизбежное следствие того, что «да приидет царствие Твое»[374]. Ведь чем больше «Я», тем меньше Бога. Вечная божественная полнота жизни уготована лишь тем, кто осознанно расстался с раздираемой противоречиями жизнью страстей, корысти, эгоцентрического мышления и чувств, желаний и действий. Укрощение страстей, осознанное умерщвление «Я» с бескомпромиссной твердостью пропагандируется в канонических текстах христианства, индуизма, буддизма, прочих больших и малых религий, а также в поучениях теоцентричных святых и духовных реформаторов, которые сами проживали и разъясняли для других принципы Вечной Философии. Впрочем, подобное «изничтожение себя» вовсе не является – по крайней мере, для людей сведущих – концом пути. Это всего-навсего инструмент, незаменимое средство достижения цели. По словам того, чьи размышления уже не раз цитировались на этих страницах, всем нам необходимо «постичь истинную природу и ценность самоотречения и укрощения страстей».
Что до их природы, то взятые сами по себе они не могут быть отнесены к признакам добра или к святости; они ничуть не способствуют нашему возвышению над миром, не снабжают подлинным пропитанием Божественную Жизнь в наших душах, не обладают ускоряющей и освящающей силой; единственная их ценность в том, что они устраняют препятствия на пути к святости, сокрушают преграды между нами и Господом и прокладывают путь в наши души ускоряющему и освящающему духу Божьему, который один способен вдохнуть Божественную Жизнь в наши души или наделить их мельчайшей частицей истинной святости или духовной жизни… Посему возможно установить причину, по которой многие люди не только ничего не приобрели к своей выгоде, но и потеряли немало, предавшись укрощению страстей. Они исходно затруднились верно понять суть и ценность этого укрощения. Они предавались укрощению ради него самого, как если бы оно было благом само по себе; сочли, что оно причастно истинной святости, и потому остановились на сем, не пожелали пойти далее, довольствовались самовосхвалением за этакое достижение. Потому-то стали они самоуверенными, угрюмыми и суровыми судьями для всех, кому не выпало преуспеть в схожем начинании. Так что самоотречение привело их к тому же, к чему других людей приводит следование страстям: оно воздвигло преграду между Всевышним и их душами; вместо того, чтобы по-настоящему умертвить собственное «Я», они лишь укрепили его власть.
Уильям Лоу
Обуздание и искоренение страстей, будучи благом, все же стоит наособицу: его нельзя признать высочайшим благом. Куда полезнее отыскать мудрость. Когда последняя найдется, все вокруг возрадуются.
Филон
Жизнь в вере (о чем я могу судить по личному опыту) отнюдь не сводится к молитвам и соблюдению прочих обязанностей перед Богом: ведь натура человеческая изрядно ухудшается вследствие бытия по мирским законам. Гордыня и самомнение, укоренившиеся в душе из-за нашей греховности, изыскивают способы безмерно окрепнуть при посредстве религии, если душа не встала на путь, ведущий к познанию и истинному смирению. Во вмешательствах и противоречиях воли (которых не избежать ни одной религиозной общине) вижу я, как мое сердце твердеет, так сказать, будто камень; смягчить его в силах только искренняя молитва, посредством которой душа взывает к Богу и учится у Него истинному самоуничижению.
Гертруда Мор[375]
Однажды, когда я сетовала, что приходится есть мясо и не каяться, мне сказали: порой