Но, конечно, было бы куда приятней, если бы имя и могущество Роберта Фламмери принадлежали Константину Егорычеву...
...Видите ли, мистеру Егорычеву вдруг в седьмом часу утра вздумалось послушать радио. А гусак еще спал, и он, конечно, проснулся, лишь только загудел генератор. В чем дело? Почему будят человека, который так изнервничался за последние дни, кстати, как раз по вине мистера Егорычева? Неужели нельзя было потерпеть, пока он сам проснется? Разве мистеру Егорычеву не известно, что у него, у гусака, миокардиодистрофия? Егорычев объясняет, что он хотел послушать свое, русское радио. Сейчас как раз самое удобное время, и ему хотелось послушать сводку Совинформбюро. Гусак в амбицию: это черт знает что такое! Мистер Егорычев не желает считаться с удобствами других. Мистер Егорычев чувствует себя каким-то диктатором! Пусть мистер Егорычев запомнит, что из-за его капризов и так уже слишком много пришлось перетерпеть всем остальным; и что это чистая случайность, что они остались живы после всех его возмутительных авантюр; и что это чистейшей воды мальчишеская сентиментальность - обязательно слушать военную сводку на своем родном языке; и что лично он, гусак, как и все подлинно цивилизованные люди, прекрасно может обойтись и обходится любой сводкой, на любом понятном ему языке; и что при положении, в котором мы все сейчас находимся, надо думать не о том, что происходит на другом краю света, а о том, как бы поскорее и побезопаснее выбраться из этой чертовой дыры; и что пусть только мистер Егорычев, ради бога, не прикидывается, что он больше всех заинтересован в том, что происходит на театре военных действий, а что пускай он лучше хорошенько подумает, как вызволить всю нашу компанию из того ужасного положения, в которое он вовлек ее своими самочинными поступками.
Старикашка в это время торчал на посту у спуска, но Смит был в пещере. Он как раз вертел ручку генератора, и все время, пока гусак произносил свою речь, он вертел ее, словно гусака и не было на свете. Только лицо у него налилось кровью по самую макушку. А Егорычеву так и не удалось послушать сводку. Он сказал, что, конечно, надо было ему еще накануне вечером договориться об этом с гусаком, но что гусак завалился вчера спать так спешно, что он, Егорычев, не успел с ним об этом потолковать, а будить его на ночь глядя он не хотел. Тогда гусак ужасно победоносно глянул сначала на Егорычева, потом на меня и Смита и нарочно, я убежден, что нарочно, снова улегся и даже захрапел, лишь бы поставить на своем. А Егорычев сказал Смиту, что ничего не поделаешь и придется послушать сводку Информбюро как-нибудь в такое время, когда это позволят нервы мистера Цератода, и они вышли из пещеры погулять. А гусак сразу после этого как ни в чем не бывало встал со своей койки и стал мне жаловаться на Егорычева. Ох, уж эта мне политика! Я сказал, что у меня от его крика разболелась голова и тоже поспешил на лужайку, потому что мне было интересно, о чем будут между собой толковать Егорычев со Смитом. Я сделал, конечно, вид, что ничего особенного не подозреваю, и присоединился к ним, как будто мне скучно одному. А Егорычев сказал, что мне совершенно незачем тратить зря время на слушание их болтовни, потому что это мне, скорее всего, не будет интересно, и что я только зря время потеряю. А если мистеру Фламмери действительно интересно узнать, о чем у него с мистером Смитом идет сейчас разговор, то я могу смело и без риска ошибиться сказать мистеру Фламмери, что разговор шел о том, что у них, в Советской России, дети кочегаров учатся в высших учебных заведениях и что из них получаются не худшие врачи, инженеры, юристы, ученые и государственные деятели, чем из детей любых других советских граждан.
Мне, конечно, было неудобно сразу после таких слов отстать от их недружелюбной компании, и я еще некоторое время с ними походил, и мне пришлось выслушать довольно оживленный обмен мнениями между Егорычевым и Смитом, который невозмутимо смотрел прямо сквозь меня, словно меня не существовало в природе. Этот кочегаришка спросил, а как же учиться детям кочегара, на какие средства им жить во время учения и из каких денег платить за учение. Егорычев что-то такое начал разъяснять ему про государственные стипендии, мне стало скучно, и я ушел, потому что о том, что в Советской России любой парень или девушка могут учиться с помощью государства, в Штатах не напечатает ни строчки ни одна уважающая себя солидная газета и на такой информации не заработаешь и ломаного цента. Я тихонечко отошел в сторонку.
Конечно, хотелось поскорее рассказать старикашке, что наш Егорычев, насколько я понимаю, занимается самой настоящей большевистской агитацией. И хотелось пожаловаться ему на то, что мне, по существу, брошено в лицо обвинение в том, что я нарочно подслушиваю чужие разговоры, чтобы держать в курсе своего патрона, и что порядочные люди не позволяют себе таких обвинений, даже если это правда. Я присел на травку, а вскорости из пещеры выскочил гусак, подбежал к старикашке и стал ему жаловаться. Они посудачили минут пять, а потом гусак, как ни в чем не бывало, сказал Егорычеву, что вот сейчас, когда он встал, пожалуйста, ловите себе по радио любую сводку, хоть на малайском языке. Он явно шел на примирение. Егорычев что-то буркнул в ответ и отправился со Смитом в пещеру. Но сколько он ни вертел вариометр, ничего, кроме треска, шорохов, свиста и разных, но только не русских передач, не поймал. Очевидно, все же слишком далека от нас его Россия и придется ему на время пребывания на острове примириться со сводками на английском, или испанском, или немецком языках. Если ему угодно, может слушать хоть на арабском...
...Только кончился спор о том, чей должен быть остров, как нагрянули гости. Незваные, навязчивые, бесцеремонные. На сей раз без звукового оформления, но, как и вчера, с бабами и младенцами. Бабы, завидев нас, завизжали и спрятались за своих кавалеров. Вслед за своими мамашами подняли несусветный писк младенцы. Оказывается, это экскурсия, пикник с познавательными целями. Только человек пять из Нового Вифлеема. Эти на положении гидов, экскурсоводов. Так нам объяснил, весело скаля зубы, вездесущий Гамлет Браун. Он, видите ли, прибыл специально для того, чтобы извиниться, что из его деревни присутствуют лишь несколько человек. (Ему казалось, что они нам делают больно.) Дело в том, что он и его соседи-погорельцы собрались построить себе новые жилища взамен сгоревших и все взрослые мужчины деревни ему помогают, а он их за это будет вечером угощать. Сказал, улыбнулся и исчез. А остальные, оказывается, не наши вчерашние знакомые (они все на одно лицо), а экскурсанты, любознательные туристы из других деревень. Они пришли поглазеть на Чудо Двадцатого Века, Настоящих Белых Джентльменов. Чистота Расы Гарантируется. Осмотр Ежедневно в Любое Время. Наиболее Назойливым Туристам Выдаются Бесплатные Ценные Сувениры.