Читать интересную книгу Каменный плот - Жозе Сарамаго

А у Педро Орсе вошло в обыкновение после того, как исполнено было порученное ему, уходить вместе с псом из лагеря – якобы для того, чтобы обследовать окрестности. Пропадали они очень надолго – оттого, вероятно, что шли медленно, а, может, и оттого, что – не по прямой, а куда глаза глядят, и, оказавшись за пределами видимости своих спутников, присаживались – человек на камень, пес Констан – подле него – поглядеть, как тихо блекнет и меркнет день. И однажды Жоакин Сасса сказал прочим: Он явно сторонится нас, чего-то загрустил наш старик, на что Жозе Анайсо заметил: Я бы на его месте тоже загрустил. Женщины, которые как раз в это время, завершив постирушку, развешивали белье на веревку, протянутую от задка тарантаса к ветви дерева, слушали их молча, благо беседа их не касалась. И лишь по прошествии нескольких дней, когда зашла речь о том, какие холода ждут их в Новом Свете, произнесла Мария Гуавайра эти самые, вам уже известные слова: Бедный Педро Орсе.

Они сидят в одиночестве, как бы странно ни казалось, что можно быть вчетвером и в одиночестве, ждут, когда придет наконец пора снять пену с закипевшего супа, ещё совсем светло, и для препровождения времени Жозе Анайсо с Жоакином Сассой проверяют, в каком состоянии упряжь и сбруя, Мария Гуавайра же с Жоаной Кардой записывают дневную выручку, которую испытанный счетовод Жоакин Сасса внесет потом в свою гроссбух. Педро Орсе уже минут десять как удалился, исчез меж деревьев, и, как обычно, – пес с ним. Сейчас не холодно, но налетающий по временам ветерок – это последнее, слабое дуновение осени, а, может, мы ощущаем его лишь как боязливое предвкушение настоящих заморозков. Фартуков надо будет купить, сказала Мария Гуавайра, а, сказав, подняла голову и взглянула в сторону деревьев и, не вставая с места, сделала всем телом такое движение, будто стараясь побороть некое безотчетное побуждение, но тут же и уступила ему, и теперь слышно было только, как громко жуют лошади, и тогда женщина встала и направилась туда, куда был направлен её взгляд – в сторону деревьев, в гуще которых скрылся Педро Орсе. Она шла не оглядываясь, не оглянулась и когда Жоакин Сасса спросил: Ты куда? – но и вопрос этот, по совести вам сказать, прозвучал так, будто его оборвали где-то, ну скажем, на середине фразы, ибо ответ был ясен заранее и разночтений не допускал. Спустя ещё несколько минут появился пес, улегся под галерой. Жоакин Сасса отошел на несколько шагов и, казалось, с необыкновенным интересом изучает гребень отдаленных гор. Жозе Анайсо и Жоана Карда сидели, не глядя друг на друга.

Начинало темнеть, когда Мария Гуавайра вновь появилась у костра. Она была одна. Подошла к Жоакину Сассе, но он с негодованием повернулся к ней спиной. Пес вылез из-под галеры и исчез. Жоана Карда зажгла фонарь. Мария Гуавайра сняла с огня котелок, где бурлил суп, налила масла на сковороду, поставила её на железную треногу поближе к пламени, дождалась, пока масло закипит, разбила туда несколько яиц, бросила нарезанную кружочками колбасу, и вскоре в воздухе поплыл аромат, от которого в иных обстоятельствах у всех слюнки бы потекли. Однако Жоакин Сасса ужинать не пошел. Мария Гуавайра позвала его, а он не пошел. Еды оказалось слишком много – Жоан Карда и Жозе Анайсо ели безо всякого аппетита, и когда вышел из лесу Педро Орсе, вокруг было уже совсем темно, и только огонь костра догладывал последние головни. Спать Жоакин Сасса улегся под галерой, однако ночь выдалась студеная: со стороны гор при полном безветрии надвигалась, как выражаются синоптики, массы холодного воздуха, и тогда он попросил Жоану Карду лечь к Марии Гуавайре, по имени, правда, он её не назвал, сказавши так: Сделай милость, переберись к ней, а я лягу с Жозе, и, поскольку ему показалось, что сарказм будет очень уместен и своевременен, добавил: Не бойся, ничего с ним не будет, он не в моем вкусе. Вернувшись, Педро Орсе забрался на козлы, и пес Констан умудрился влезть туда же, пристроиться рядом – впервые было такое.

Наутро, когда пустились в путь, Педро Орсе оставался на козлах, вместе с ним ехали Жозе Анайсо и Жоана Карда, а в самом тарантасе оставалась в одиночестве Мария Гуавайра. Лошади шли шагом, переходя время от времени и в соответствии со вкусами и желаниями на рысь, но Жозе Анайсо, исполнявший должность возницы, обуздывал их несуразный норов и неуместный порыв. А Жоакин Сасса шел пешком, позади – и сильно позади – галеры. В этот день проехали мало. Чуть ли не сразу после полудня Жозе Анайсо остановил Парагнедых в лощине, казавшейся точнейшей копией той, где ночевали они накануне, и столь разительным было сходство, что казалось, будто и не уезжали никуда или, сделав полный круг, вернулись на прежнее место – даже деревья вроде бы росли здесь те же самые, что и там. Позднее, когда солнце уже покатилось к западу, появился Жоакин Сасса. При виде его Педро Орсе ушел в лес, и сомкнувшиеся за ним ветви деревьев скрыли его от взглядов, а пес последовал за ним. Высоко взвивалось пламя костра, но ужин готовить было рано – впрочем, с вечера ещё оставались и похлебка и яичница с колбасой. Жоана Карда сказала Марии Гуавайре: Передники-то так и не купили, всего два у нас есть. Жоакин Сасса сказал Жозе Анайсо: Завтра я уйду и свою часть денег заберу, покажи-ка мне на карте, где мы, наверно, неподалеку проходит железная дорога, доберусь до станции. В эту минуту Жоана Карда поднялась и двинулась туда, куда ушли Педро Орсе и пес Констан. И Жозе Анайсо не спросил ее: Ты куда? Через несколько минут вернулся и залез под галеру пес. Еще через некоторое время появилась Жоана Карда и с нею Педро Орсе: он явно противился и она подталкивала его, но – слегка, словно для этого не надо было прилагать особой силы или же сила эта должна быть какой-то особой. Они вышли к костру – Педро Орсе стоял, опустив седую взлохмаченную голову, в отблесках пламени казалось, что белые пряди пляшут на голове, а Жоана Карда заговорила и, только тут обнаружив небольшой непорядок в туалете – рубашка с одной стороны вылезла – принялась, не осекшись и не смутясь, заправлять её в штаны, продолжая в то же время свои речи: Та ветка, которой я провела когда-то черту по земле, потеряла свою силу, но ещё пригодится: можно провести ею новую черту, и узнать, кто окажется по эту сторону, кто – по другую. Мне до этого дела нет, завтра я уйду, сказал Жоакин Сасса. Нет, это я уйду, сказал Педро Орсе. Жизнь как однажды свела нас, так когда-нибудь и разведет, сказала Жоана Карда, чтобы оправдать разлуку, надо кого-нибудь обвинить, только не вините ни в чем Педро Орсе, если кто и виноват, то я и Мария, но если вам что-то надо объяснять, то, значит, в тот самый день, как встретились мы с вами, не встретились мы, а разминулись. Завтра я уйду, повторил Педро Орсе. Нет, сказала Мария Гуавайра, если уж уходить – то всем, разойтись в разные стороны, ибо они не способны более оставаться с нами, а мы – с ними, и не потому, что мы разлюбили друг друга – нет, просто мы отныне утеряли способность друг друга понимать. Жозе Анайсо поглядел на Жоану Карду, внезапным движением протянул руки к огню, словно вдруг озяб, и сказал так: Я остаюсь. А ты, спросила Мария Гуавайра, уйдешь или останешься? Жоакин Сасса ответил не сразу, погладил по голове подошедшего в этот миг пса, дотронулся кончиками пальцев сначала до вязаного из голубой шерсти ошейника, потом – до такого же браслета у себя на запястье и наконец произнес: Остаюсь, но с одним условием. Он не успел договорить. Я, сказал Педро Орсе, старик или почти старик, в таком возрасте, что толком и не поймешь, но все же я скорее стар, чем молод. А так не скажешь, улыбнулся Жозе Анайсо, и улыбка вышла довольно печальная. Разное случается в жизни, случается порою и такое, что больше не может повториться, все ждали продолжения, но вскоре поняли – все уже сказано, и Педро Орсе опустил голову и отошел от костра, чтобы поплакать без помехи. Долго ли, горько ли он плакал, много ли слез пролил – нам знать не дано, ибо ни мы и никто другой при этом не присутствовал. Ночевали все внутри галеры, но поскольку свежи ещё были раны, отдельно легли женщины, отдельно – мужчины, которым они изменили, а усталый Педро Орсе, как ни хотелось ему изнемочь этой ночью от бессонной муки, заснул как убитый – натура пересилила.

А проснулись рано, как пташки, и первым, когда ещё только едва-едва развиднелось, вылез через передок галеры Педро Орсе, потом выбрались наружу через задние, так сказать, ворота Жоакин Сасса и Жозе Анайсо, и наконец обе дамы, и все это было похоже на первую встречу пришельцев из других – и разных – миров. Поначалу они старались не встречаться друг с другом глазами, только скользили друг по другу беглыми мимолетными взглядами искоса и по касательной, так что можно было подумать, что после пережитого в эти дни увидеть лица спутников в полном объеме – это невыносимо и намного превышает слабые силы человеческие. Но выпили кофе, и тогда стали раздаваться слова – тщательно подобранные и обдуманные, заключавшие в себе просьбу, совет или распоряжение, а вскоре возникла перед путешественниками и проблема: как им теперь размещаться в своем тарантасе с учетом того, что под воздействием изменившихся обстоятельств непременно должна измениться и попарная расстановка действующих лиц. Ну, Педро Орсе сядет на козлы, это ясно, но как быть с прочими? Дамы и кавалеры ещё не остыли от давешней ссоры, так что же прикажете им разлучаться? – сами посудите, что за двусмысленная и неприятная ситуация возникнет, если Жоакин Сасса, Жозе Анайсо и Педро Орсе окажутся рядом, на облучке, какого рода разговор может затеяться меж ними? а если компанию вознице составят Мария Гуавайра с Жоаной Кардой, получится ещё того хуже, страшно даже вообразить, что за сомнительная беседа пойдет у них с Педро Орсе, я уж не говорю о том, что внутри, под навесом, начнут мужчины кусать себе ногти – или локти? – с ума сходя от ревнивых подозрений и допытываясь друг у друга: Ну, о чем они с ним говорят? Со стороны все это может, конечно, показаться смехотворным, но примерьте на себя тоскливый транс, в котором пребывают наши герои, станьте на их место, и станет вам не до смеха. К счастью, все на свете поправимо, только от смерти пока средства нет. Педро Орсе уже восседал на своем месте, разбирая вожжи в ожидании того, какое решение примут остальные, когда Жозе Анайсо сказал, обращаясь словно бы к незримым духам воздуха: Поезжайте, а мы с Жоаной немного пройдемся. И мы тоже, молвил Жоакин Сасса. Старик шевельнул вожжами, лошади налегли на постромки, потянули, сдвинули галеру с места, но на этот раз, даже если бы захотели, не смогли бы идти быстрее дорога поднималась в гору, и слева вырастали настоящие горы. Ну, вот и добрались до пиренейских предгорий, думает Педро Орсе, и такое величавое спокойствие исходит от них, что не поверится, будто именно в здешних местах разыгрались драматические сцены, о которых доложено вам было выше. За галерой идут четверо – порознь, разумеется, то есть попарно, ибо женщине с мужчиной желательно объясняться без свидетелей.