предсказана блестящая будущность, но все свелось к нулю, – ответил старик, с сокрушением покачав головой.
– Это часто случается в жизни; например, хотя бы когда человек женится, – улыбнулся де Фонтелль.
– Да, – вздохнул пастор, – пожалуй, и тогда, когда человек родится.
– И когда умирает – тоже, – заметил француз.
– Ну, не будем вольнодумны, – улыбнулся пастор.
Таким образом, ссора не состоялась. Де Фонтелль сел около пастора и продолжал:
– А между тем мир создан Богом.
– Он таков, какого мы заслуживаем.
– Однако тот же Бог мог создать нас лучшими.
– Люди не хотят быть лучше. Грех берет верх.
– Он иногда очень привлекателен.
– Не мне судить об этом, – отозвался пастор.
Де Фонтелль, забывший было о своем деле, мгновенно вспомнил о нем, завидев мою особу впереди на дороге. Он вскочил, раскланялся с пастором и бросился ко мне. Пастор спокойно открыл свою книгу и снова погрузился в чтение.
Вежливый и воспитанный француз начал было свое объяснение издалека, но я перебил его предисловие, резко сказав:
– Я рад, что ваше поручение исходит от короля, а не от де Перренкура.
Де Фонтелль вспыхнул.
– Если вы предполагаете сказать что-нибудь против месье де Перренкура, то я должен предупредить вас, что это – мой друг, – произнес он. – Это вы кричали мне вчера на дороге?
– Да, я, и то было очень глупо. Что касается де Перренкура…
– Говорите о нем с почтением! Вы знаете, о ком говорите.
– Отлично знаю и тем не менее держал его под дулом моего пистолета, – с невольной гордостью сказал я.
Де Фонтелль вздрогнул, потом недоверчиво рассмеялся. Я счел долгом пояснить:
– Это случилось, когда мы были в лодке трое – он, мисс Кинтон и я. Спор тогда вышел о том, кому провожать нашу даму и куда: ему ли – в Кале, или мне – в Англию. И, хотя я был бы ее мужем в Кале, я все-таки привез ее сюда.
– Вам угодно говорить загадками.
– Их понять не труднее, чем ваше поручение здесь, – возразил я.
Француз превозмог кипевший в нем гнев и в нескольких словах рассказал мне свое дело, прибавив совет Кэрфорда обратиться ко мне.
– Мне сказали, что вы имеете влияние на мисс Кинтон, – заключил он.
Мы пристально смотрели друг на друга. Я опустился на стоявшую около дороги скамью; де Фонтелль остался стоять напротив.
– Я расскажу вам истинный смысл данного вам поручения, – произнес я и стал объяснять ему простыми, не прикрашенными словами суть дела.
Де Фонтелль слушал меня, не двигаясь с места и не спуская с меня взора. Он не сомневался в истине того, что я говорил, как я не сомневался в его чести. Его лицо становилось все суровее, по мере того, как продвигался вперед мой рассказ; только теперь он понял, какую роль его заставили играть. Когда я кончил, он задал мне единственный вопрос:
– Лорд Кэрфорд знал обо всем этом?
– Он знал все в точности, – ответил я, – он сам принимал участие во всем.
Занятые своим разговором, мы не заметили пастора, подошедшего к нам и остановившегося теперь около меня со своей толстой книгой под мышкой. Де Фонтелль с поклоном обратился к нему:
– Вы были правы сейчас.
– Относительно предсказаний?
– Нет, относительно поступков королей, – ответил француз и повернулся ко мне. – Мы еще увидимся с вами до моего отъезда, – сказал он и быстрым шагом пошел по дороге.
Я не сомневался в том, что он пошел просить прощения у Барбары, и отпустил его спокойно, зная, что теперь он не сделает ей вреда.
Мне тоже еще предстояла работа, и я поднялся со скамьи.
– Не пройдетесь ли вы со мною, Симон? – предложил пастор.
– Извините, но я занят.
– А разве это не подождет?
– Я не желал бы этого, – отозвался я: теперь де Фонтелль был устранен, но Кэрфорд оставался, и, несмотря на то, что Барбара не позвала меня, я все-таки намерен был служить ей.
После полудня я сам направился в Манор-хауз. Я не знал того, что произошло между Кэрфордом и Барбарой, не знал о том признании в любви ко мне, которое вывело лорда из себя, но предполагал, что, узнав о крушении своего плана – поссорить меня с де Фонтеллем, он не замедлил изобрести что-нибудь иное.
Должно быть, де Фонтелль шел быстро, потому что хотя и я не медлил дорогой, но все-таки не догнал его; длинная аллея была пуста, когда я вошел в калитку парка. Странно, как я не догадался тогда, что его поспешность не относилась к Барбаре, пред которой он мог извиниться и потом, а объяснялась его последним вопросом. Он, как и я, искал теперь Кэрфорда, а не Барбару. Он нашел того, кого искал, а я – нечто такое, чего не искал, но не мог оставить без внимания.
Барбара ходила взад и вперед по траве между деревьями. Я увидел ее платье, мелькнувшее среди листвы, и мои быстрые шаги вдруг остановились, как бы под влиянием колдовства, о котором так любил читать пастор. Простояв несколько минут на месте, я тихо направился к девушке. Увидав меня, она как будто хотела пуститься в бегство, однако затем встретила меня гордым взглядом, хотя мне показалось, что ее глаза заплаканы. При моем приближении она поспешно спрятала что-то, похожее на письмо, за вырез своего платья, как бы испугавшись, что я могу увидеть его. Я низко поклонился и спросил:
– Надеюсь, ваша матушка поправляется, мисс Кинтон?
– Благодарю вас – да, хотя очень медленно.
– А вы хорошо вынесли свое путешествие?
– Благодарю вас, прекрасно!
Странно, но дальнейшей темы для разговора, очевидно, не обреталось ни на небе, ни на земле: я посмотрел туда, посмотрел сюда – ничего не оказывалось.
– А я ищу лорда Кэрфорда, – наконец сказал я и сейчас же понял свою ошибку, сообразив, что Барбара, конечно, немедленно отправит меня к Кэрфорду и не станет задерживать.
Но, к моему удивлению, ничего подобного не произошло.
– Нет, нет! – воскликнула она в глубоком волнении и с непонятным мне страхом. – Вы не должны видеть лорда Кэрфорда.
– Почему? – с удивлением спросил я. – Он меня не тронет…
«По крайней мере, насколько может помешать этому моя шпага», – мысленно докончил я.
– Не потому, вовсе не потому! – вспыхнула Барбара.
– Тогда я пойду и найду его.
– Нет, нет, нет! – горячо, с явным теперь страхом воскликнула она.
Я ничего не понимал, не подозревая,