Она вылетела из комнаты, едва не сбив с ног Раласву сэлиданум. Думать, когда заведующая детским Центром тут появилась и весь ли разговор она слышала, было некогда и незачем.
Потом Ирина долго бродила по притихшему городу: те, кто не попал в концертный зал и не мог насладиться талантом великого барда вживую, прилипли сейчас к домашним экранам. Первый эмоциональный порыв схлынул, и Ирина начала думать над тем, какой, собственно, сайфлоп ее укусил. Конечно, Фарго был прав. От и до. Не надо было скандалить. И вообще! Он ведь и впрямь желал только добра. В своем, разумеется, понимании.
Ирина невесело рассмеялась. Ну, и что теперь делать? Вернуться, в ножки поклониться? А что, не помешало бы. Глядишь, Фарго и сменит гнев на милость, тем более, что он и впрямь вроде как нуждается в Иринином таланте. Таланте, кто бы мог подумать! "Нашел звезду!" — растерянно думала Ирина. — "Нет, но кроме шуток! Детские увлечения — это одно, а профессиональный шоу-бизнес совсем другое…" Но и предполагать, что кто-то мог заставить Фарго заняться неперспективной девицею, было совсем уж глупо. Да еще такой девицей, заметьте, у которой, откровенно говоря, за душой лишь одна мышь церковная, да и та дохлая. Ни связей, ни денег, ни семьи и даже гражданство временное. "Значит, что-то во мне все-таки есть? Лестно, ничего не скажешь, лестно. Впору заказывать прививку от звездной болезни, пока не поздно. Ну, и что делать теперь? Возвращаться и каяться?!"
— Ну, простите, простите, меня, я больше не буду-у, — проныла она голосом нашкодившей девочки, которую поставили носом в угол. А в следующий миг залилась истерическим хихиканьем.
Нет уж, хренушки!
"Я права, я, и никто другой", — подумала Ирина яростно. — "Фарго не имел права меня предавать!"
А он предал, сомневаться не приходилось.
Тот миг, когда они вдвоем смотрели на закат… То есть Ирина смотрела, а Фарго попросил ее сыграть… Эта гармония, роднящее обоих, синий закат, эта песня, чувство… ее нельзя было вот так выставлять напоказ! Только ради того, чтобы произвести впечатление! Сорвать успех, подписать контракт. Нет. Это все равно, что откромсать порядочный кусок души, выставить на лотерейный аукцион и жадно ждать, кто даст больше. Нет, ни за что и никогда!
Да пропади оно все пропадом!
— Вот вы где.
Кмеле. Вид у девчонки — краше в гроб кладут.
— Тебе что, велели меня найти? — буркнула Ирина неприязненно.
— Вот еще, — фыркнула она. — Я так, сама по себе… Не хочешь — не останусь, подумаешь.
Гордая. Очень гордая. И одинокая. Жалко девчонку, запуталась она по жизни конкретно, это ведь невооруженным взглядом видно.
— Как хочешь, Кмеле, — сказала Ирина, подвигаясь на лавочке. — Присядь… поговорим. Если хочешь, конечно.
Девочка помедлила мгновение, а потом все-таки плюхнулась рядом.
— Сама видишь, какие они, — угрюмо проговорила она. — Все они. Достали, сил уже никаких нет.
Ирина только кивнула.
— Ты это… Все, чего я про Клаемь наговорила, — ерунда, выкинь из головы. Она ничего, нормальная. Только пошла зачем-то на поводу у мамочки, ну, я и взбесилась…
— Понятно, — сказала Ирина.
Что уж тут не понять. Извечный конфликт отцов и детей. Первая любовь всегда несчастна. Либо взаимности нет, либо родня встревает со всем своим богатым жизненным опытом и разводит изо всех сил, оправдывая тем, что влюбленные друг другу не пара. Ирина сочувствовала девочке, но помочь ничем не могла. Встревать в такой конфликт на чьей-либо стороне — последнее дело. Лучше уж и не знать о нем вовсе.
— Достали, — тоскливо повторила Кмеле. — Я… ну, в общем. Есть один человек. Он очень хороший… Да, хороший! И все кругом знают, что он хороший. Но жизни никакой не дают! Ни мне, ни ему! Вот.
— Наверное, думают, что вы не пара, — осторожно проговорила Ирина.
— Много они понимают там, старичье проклятое! — вспылила Кмеле. — Сами-то любить ни дарга не умеют, а туда же, советы давать. Пара, не пара, — она скорчила рожицу, потом продолжила:- А всё эти дорхайоновские заморочки с родословными! Да им место в канализации, если честно! Ну, то есть… я ведь не Оль-Лейран. И мой… друг… тоже. Нет у нас этой их дарговой памяти предков, нет, и не будет никогда, солупар берхам, геном другой, любой стенке это понятно. А мать уперлась, как… и Фарго не лучше… и даже вон, Клаемь на меня натравили, а это совсем уже подло. Ну, дождутся! — добавила она с угрюмой решимостью. — Оборву родство, мало не покажется.
— Кмеле, — осторожно сказала Ирина. — Ты все-таки необратимых поступков не совершай. Ведь они тем и страшны, что необратимые. Подумай лучше хорошенько, взвесь все за и против…
— Взвешивала уже, много раз. Не знаю, куда ни плюнь, все равно хреново выходит… — она долго молчала, ковыряя носком ботинка гравий на дорожке, а потом вдруг спросила с надеждой:- А ты сама что сделала бы?
— Я? — растерялась Ирина. — Да я-то что? Слушай, может, ты у а-дмори леангроша спросишь? Что он скажет, то и будет. Ему перечить никто не станет.
— Сдурела?! — вытаращилась на нее Кмеле. — Раз уж он с самого начала не запретил к нам лезть, значит, и так все ясно. Да еще и пакость какую-нибудь устроит… разведет нас по разным планетам, на десять орбитальных поясов, и велит сидеть тихо. Оно нам такое надо?
Ирина согласилась, что да, такое никому не надо даже и даром.
— Может… может, ты у него… спросишь? — убитым голосом спросила девочка. — Как-нибудь осторожненько… Передашь потом, что он скажет. А?
— Я?! — поразилась Ирина до глубины души. — А я ему кто? Дочь, сестра, любовница? Станет он вообще со мной разговаривать, как же, жди.
— Ну-у, — протянула Кмеле. — Так уж прям и не станет…
— Ай! — вскрикнула вдруг Ирина.
С лица скатился комок вязкой слизи и плюхнулся на платье, на глазах превращаясь в отвратительное, дурно пахнущее пятно. Мир поплыл, теряя четкость.
— Что такое? — всполошилась Кмеле, вскакивая.
— Я ничего не вижу!
— Что, совсем ничего?
— Да нет… кое-что…
— А-а, корректор зрения сдох! — с облегчением вздохнула Кмеле. — Ну, ты меня испугала…
— А что же теперь делать? — беспомощно спросила Ирина.
Она совсем позабыла о своей близорукости. Равно как и о наличии корректора зрения, который никоим образом себя не обнаруживал даже в момент умывания акустическим душем.
— Пошли. Покажу, где взять новый. Руку давай.
— А… этот прибор, он недорогой? — спросила Ирина.
Она понятия не имела, сколько может стоить корректор зрения и входит ли он в пакет социальной медицины. Но твердо знала: наличности на ее счету кот наплакал, и если вдруг по какой-то причине корректор зрения окажется недоступным, то плохо же ей, Ирине, придется! Минус семь с половиной, — это вам не шутки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});