Собрав таким образом необходимые сведения, Дощенников составил и подал мне на сих днях представляемое при сем описание виденных им старинных икон, замечательных по древности и хорошему письму, могущих быть образцами для приготовления икон в новый иконостас Добрянской церкви. При чем Дощенников на словах объяснил, что иконы Коронование Божьей Матери старинного письма, отыскать еще не успел, и потому считает нужным съездить для того в город Чердынь и в другие места. А потом, когда последует от Вашего Сиятельства решительное повеление о том, какие именно иконы должно будет готовить для Добрянской церкви, признает нужным побывать в Добрянском заводе и самому смерить, сколь возможно вернее, все места, назначенные для икон и по ним заготовить доски из хорошего и сухого дерева.
Запечатленный С.М. Прокудиным-Горским Кыновский завод показывает пример устройства строгоновского производства
Дощенников говорил мне еще, что виденные Вашим Сиятельством в бытность в Усолье две иконы, скопированные им с древних: Святые Софии Премудрости Божией и Смоленские Божия Матери им кончены еще в прошедшем октябре и до сих пор остаются у него потому что ни он, ни управляющий… не имеют приказания Вашего Сиятельства о назначении им места.13 февраля 1851 Усолье».[112]
В «Описании икон, замечательных по древности и хорошему письму, находящихся в разных церквах Соликамского уезда, могущих быть образцами для приготовления икон в новый иконостас Добрянской церкви», говорится, что художник нашел в Веретейской церкви из села Орла-городка иконы Св. Евангелистов кисти Максимова, его же образа «Иверской Божией Матери» и «Спасителя Нерукотворенного», писанные по обещанию Анны Иоанновны и ее сына Григория Дмитриевича Строгонова около 1675 года, и образ «Господа Вседержителя» его же работы. В селе Ятвинском в Николаевской церкви найдены два больших образа «Пресвятые Богородицы о Тебе радуется» и «Святой Живоначальной Троицы» вложения М.Я. Строгонова, его жены Марии и детей Ивана и Максима Максимовичей.
Известно предписание Сергея Григорьевича от 1852 года главной конторе Ильинского заменить все старые иконостасы на новые, потому что «большая часть иконостасов в церквях нераздельного имения не соответствует назначению и потеряло характер, издавна принятый православною церковью».[113] Надо думать, что иконы, полученные Строгоновым в 1847 году, попали в храмы, ибо в собственном доме он оставил незначительное количество. После смерти Натальи Павловны часть икон была пожертвована в ОПХ и Духовную семинарию.
И после смерти графини Софьи Владимировны граф С.Г. Строгонов не озаботился строительством собственного дома, который, в соответствии с его идеалами, наверное, мог быть сравним с домом Боде-Колычева в Лукине. Чисто теоретически возрождения мог ожидать дом в Сольвычегодске, к сожалению, — слишком далекий от центральной России. В 1840-е годы Строгонов считал более важным делом восстановление благочестия старых и устройство новых храмов в вотчине.
Глава 9
Сановный скиталец
Сын дипломата, который легко расстался с родовым гнездом, и ревностный служака впоследствии, до последних минут жизни граф Сергей Григорьевич был всегда готов к перемене места жительства. Апартаменты его, по крайней мере, те, о которых мы знаем, если и не были «походной палаткой», отличались крайней строгостью и простотой. Обвенчавшись в Москве, Строгонов и в зрелые годы тяготел к древней столице. С другой стороны, хотя его Рисовальная школа работала там с 1826 года, у меня нет уверенности в том, что граф поселился в Москве ранее 1835 года, когда его назначили куратором университета. Император Николай I ценил испытанных в боях военных, и два раза Сергей Григорьевич получал важные посты в Риге и Минске, проводя там по 1–2 годам.
Как уже сообщалось, в 1835 году С.Г. Строгонова назначили куратором университета. Поселился он на Знаменке. Потом, уже после грандиозного путешествия в Италию, семья перебралась в дом Паниных на углу Никитской и Шереметевского переулка (впоследствии здание по наследству перешло во владение князя Н.П. Мещерского, попечителя московского учебного округа). До конца николаевского правления лето Строгоновы проводили в Кунцеве — на юго-запад от Москвы. Это было хорошее место для археолога, ибо оно — древнее. К тому же, здесь, в Кунцеве, жил И.Е. Забелин, ему Строгонов впоследствии нашел место младшего члена в Императорской археологической комиссии и поручил столь успешную раскопку скифских курганов.
Именно в старой столице граф составил коллекцию икон XVI–XVII веков, о которой говорилось выше. В конце 1850-х годах реликвии прибыли в Петербург и были размещены на третьем этаже северного корпуса дома на Невском, дату вселения туда Строгонов как будто намеренно оттягивал. И даже поселившись у Полицейского моста, «он стоял там на одной ноге». В 1859 году Сергей Григорьевич назначается воспитателем великого князя Николая Александровича, сына императора Александра II. Только тогда граф, которому уже была за шестьдесят, окончательно определился с местожительством, оказавшись в столице и в доме на Невском, где он теперь проведет почти четверть века и там скончается. Создавая собственный мир в доме предков, граф поступил оригинально: из трех проходных комнат, позволявших, минуя анфиладу, попадать в Картинную галерею, он предусмотрел два кабинета — Большой и Малый. К ним была присоединена гостиная, так называемая Арабесковая галерея.
Не имея собственного архитектора (после смерти графини Софьи Владимировны в 1845 году он уволил П.С. Садовникова), граф, как мне представляется, удовлетворился работой того же мастера, который занимался гораздо более роскошными интерьерами невестки. На мой взгляд, автору интерьера Большой гостиной следует приписать и создание интерьеров Большого и Малого кабинетов графа С.Г. Строгонова. Малый исполнял, вероятно, роль секретарской комнаты. Этот же зодчий отделал оригинальную гостиную между салоном Гюбера Робера и Минеральным кабинетом, которую теперь принято называть Арабесковой галереей.
А.К. Саврасов изобразил древнее городище в Кунцево, именовавшееся чертовым местом
Стены «комнаты гротесков», все архитектурное убранство которой сводилось к каминам, карнизам и паркету фабрики Мансбаха, практически полностью покрыты живописными копиями фресок Рафаэля, которыми многие увлекались в XVIII веке (в том числе и граф A.C. Строгонов). Он продал украшенные гротесками пилястры великой княгине Марии Федоровне, супруге великого князя Павла Петровича, и они были использованы в Пилястровом кабинете. В результате возникла легенда о том, что панно хранились в доме на Невском со времен графа-президента Академии художеств и впоследствии были смонтированы для завершения ансамбля Кабинета наподобие кабинета Екатериной Великой в Зимнем дворце. Более того, автором панно называется тот же X. Унтербергер. Доказательств тому нет. А вот факт интереса графа Сергея Григорьевича к подобной живописи подтверждается его письмом Ф.И. Буслаеву в 1843 году: «Третьего [дня] был я в Академии художеств и наслаждался приобретенными копиями ватиканских фресок. Стоит из-за одного этого приехать в Петербург».[114]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});