Невысказанный и даже толком незамеченный мной вопрос с освещением улиц сам нашел на себя ответ, показав мне результаты своей невообразимой (от слова воображать) мыслительной деятельности. Все оказалось так просто! Утром, проходя по улице, я заметила высокие деревья с почти вертикальными ветками, на которых росли маленькие серые плоды размером примерно с абрикос. Ну, растут и растут себе – мало ли в этом мире не знакомых мне растений? Тем более, что деревья эти – не бог весть какой красоты. Сейчас их небольшие плоды светятся своим собственным светом, будто их заранее намазали как собаку Баскервиллей фосфорицирующим составом. Вся улица, на сколько видно с того положения, в котором я сижу, засажена этим необычным растением. В таком естественном освещении, можно различить отдельные камушки на дороге, и даже расцветку пролетающей бабочки!
Мне еще предстоит когда-нибудь выяснить, как они называются, эти деревья, а пока нахожу садовые ножницы и аккуратно срезаю несколько веток со светящимися плодами.
Ставлю этот осветительный букет в банку с водой возле своей кровати. Чувствую что в очередной раз начинаю засыпать, посему сворачиваюсь калачиком на мягком одеяле и мысленно прощаюсь с этим необыкновенным полусказочным миром в надежде, что он не оставит меня, а даст возможность очутиться в нем наяву.
13
Дима постучал в мою дверь около десяти утра. Я уже начала подумывать о том, что неплохо было бы ему позвонить.
– Ты меня просто заинтриговала, вчера, – жизнерадостно сообщает он с порога. – Я всю ночь не спал, размышлял, что ищет Прекрасная Незнакомка, сбежавшая от мужа, в Старополье?
– Ну, допустим, не в Старополье, а по жизни. А что ищу, я тебе сейчас расскажу. Со всеми подробностями – сам будешь не рад, что спросил. Только ты в курсе, что для этого тебе придется меня сначала покормить?
– Слушаю и повинуюсь… – его комичный поклон на пару со знакомой фразой Старика Хоттабыча, заставил меня рассмеяться.
Вот уж воистину: рассмеши женщину, и ты завоюешь ее сердце (или как-то так – точно не помню)!
Дабы не останавливаться на достигнутом, Дима ведет меня в кафе метрах в ста от гостиницы и сует под нос меню.
Несколько минут я старательно делаю вид, что внимательно изучаю то, что написано там по-польски и рядом – чтобы жизнь малиной не показалась! – по-английски. Для меня, выписанные готическим шрифтом на листах оттенка кофе с молоком, последовательности непонятных иностранных знаков – равнозначны каким-нибудь древнеегипетским скрижалям (ну, или как у них там назывались каменные таблички для письма?). Особенно вдохновляет польская часть меню, поскольку английскую его часть я могу хотя бы прочитать и пару раз за страницу увидеть знакомое слово. Что касается польского языка, то даже владение украинским, не слишком помогает мне в моей якобы исследовательской деятельности.
– И что бы ты без меня делала? – смеется Дима, видя мою вполне адекватную задумчивость.
– Не знаю. – улыбаюсь и пожимаю плечами.
– А я знаю: во-первых – ты бы заблудилась, во-вторых – ты бы умерла с голоду, а в-третьих – у тебя не было бы телефона и вчерашней экскурсии.
Наверное, это далеко не весь перечень моих гипотетических бедствий в незнакомом городе, но Дима от природы великодушен, посему не стал пугать зря бедного ребенка – то бишь меня, а просто заказал вполне европейский завтрак с кофе, глазуньей с помидорами и сыром, теплые круассаны и выжидательно уставился на меня своими ясными глазами.
И что мне остается делать?
Чувствуя себя полной идиоткой, рассказываю события последней недели, надеясь, что он не сочтет меня сбежавшей с Фрунзе пациенткой. А он ничего – смотрит на меня внимательно, медленно пережевывая завтрак, и даже санитаров со смирительной рубашкой не спешит вызывать. Хороший знак. Когда иссяк весь запас слов, которые мой организм накапливал несколько лет, я замолчала. Сижу как Видар – молчаливый скандинавский бог и боюсь пошевелиться, заранее готовясь к тому, что сейчас Дима покрутит указательным пальцем у виска и оставит меня на вечные времена пропадать в этом кафе. Но его первые слова застали меня врасплох.
– Я думал это просто сон…
Он. Думал. Это. Просто. Сон.
Господи, неужели?..
– Ты говоришь, что в твоем городе из сна бледно-сиреневое небо? И два солнца? И еще мятно-яблочный ветер и никогда полностью не наступает ночь?
– Да.
Некоторое время мы удивленно молчим, глядя друг на друга. А что еще можно сказать в подобной ситуации? Правильно – ничего.
Ни-че-го-шеньки!
Дима приходит в себя первым – молодец, что тут еще можно сказать:
– Значит, для того, чтобы попасть в тот мир, нужно найти Лиловую Дверь с изображением двух павлинов, и как там дальше… Искать ее, верить в то, что это получиться и при этом точно знать где она находиться. И еще она всегда там, где ее ищет путник, так да?
– Да.
– Вот это каламбур. Что же это означает?..
– Не знаю… Дима, расскажи мне о своих снах, пожалуйста. – Хочу обрести почву под ногами, а на это нужно время. Потому что новости, прямо скажем, сногсшибательные. С.Ног. Сшибательные… Хорошо, что я сидела, а не стояла в тот момент, когда выяснилось, что мой случайный попутчик оказался с такими же таракашками в голове. Я же была уверена, что одна такая неформатная…
– Что тебе рассказать Анечка? То, что я точно так же как ты с детства вижу солнечный город с сиреневым небом во сне? То, что я не в силах сейчас поверить в то, что он самый что ни на есть настоящий? То, что моя жена выгнала меня из-за того, что я много лет словно неприкаянный? Что сны для меня гораздо прекраснее реальности и поэтому жизнь моя похожа на аэропорт из книги Кинга про лангольеров, где пустынно, где люди не отбрасывают тени и не слышат звука собственных шагов, а пища не имеет не вкуса, ни запаха? Только там были ужасные существа – лангольеры, поедающие людей. А в моей жизни лангольером являюсь я сам. Потому что не могу и не хочу смириться с тем, что сон – это просто сон. Потому что мне в моем солнечном городе так хорошо, как нигде в этом мире. И когда я месяцами не вижу этот сон, я просыпаюсь среди ночи и вою по ночам на луну – невербально конечно! И тогда я придумываю для начальства повод укатить в очередную служебную командировку (благо профессия журналиста это позволяет), а потом брожу по какому-нибудь незнакомому городу, оглядываясь по сторонам, пытаясь найти хотя бы тень города из своего сна среди незнакомых пейзажей… Ну, так ты это и без меня знаешь…
Все рыдают. Занавес опускается. Аплодисменты.
Даже завтракать перехотелось.
14
Тебе, несбывшийся мой читатель, невероятно повезло, что я начинаю свое повествование с самого конца, с невероятных событий, ставших началом моей долгой и счастливой жизни. В противном случае, ты не смог бы дочитать мою историю до конца, поскольку первая часть была бы длинной и скучной как всякая обыкновенная человеческая жизнь.
Обыкновенная жизнь – брр! – мурашки по коже от такой перспективы! Тридцать восемь лет непроходимых густых однообразных дорог. Черепаший ход событий и нелепых случайностей… Каждый шаг моей гипотетической черепахи длинной в несколько лет… Вязкая, наполненная скукой и повседневностью реальность; пустая трата лет, скупо отсчитанных небесным калькулятором каждому из людей: на нахождение мужчины для продолжения себя любимой в новом человеке, на прозябание на службе в уверенности, что делаешь карьеру, на ведение хозяйства, которое и так и иначе приходит в упадок – ты только отдаляешь на один день его предсмертные конвульсии…
Еще – на попытки наладить отношения с другими людьми в полном соответствии с твоими представлениями о том, что человек не может быть одинок, что это не в его природе. Ой ли? Да каждый из нас с детства как одинокостоящее дерево посреди мировой пустыни, окруженное химерами, которых оно почему-то принимает за теплых живых птиц.
Все это, к слову сказать, является лишь предысторией конца. Что наша жизнь по сравнению с Вечностью? То-то же! Ничто. Капля воды, которая сама по себе не имеет никакого значения, потому что океан состоит из – господи, я даже чисел таких не знаю! – несчитанного количества этих самых капель. Но мы наивно полагаем себя Венцом Божественного Творения. Ну, не глупцы?.. Единственными в своем роде неповторимыми существами, имеющих свою совершенную судьбу, отличную от других, серых судеб. Иллюзии эти недолговечны, к сожалению. Каждого человека они покидают в свой срок. И тут хочется добавить – к сожалению… Ведь если бы мы всю жизнь жили с душой – зашоренными окнами – с таким себе своеобразным оптическим обманом вместо реальности, то были бы мы гораздо счастливее, чем в моменты, когда дымка ЯНЕТАКОЙКАКВСЕ рассеивается и остается выжженное поле вместо гипотетических возможностей. И тогда происходит вот что: либо человек на зло врагам старается соответствовать своим иллюзиям, либо сразу сдается и (тут кто во что горазд!) спивается, вешается, путешествует в поисках новых иллюзий, занимается экстремальными видами спорта (что бы уж наверняка!) и так далее.