Вскоре Ромен и Лесли поняли, что Неди сотрудничает с болгарскими спецслужбами и это она выдала Гари. Ей нужно было содержать семью — она жила в убогой двухкомнатной квартирке, где даже не было отопления.
Через некоторое время Неди увлеклась послом Жаком-Эмилем Пари, и с тех пор вся четверка не расставалась, несмотря на то что законная жена Пари грозила скандалом. Время от времени они вчетвером выезжали на несколько дней из Софии отдохнуть в домике на берегу Черного моря.
В Болгарии Гари глубоко возмущали аресты, судебные процессы, казни сталинской диктатуры. Кто имел возможность — тайно выезжал за границу, другие накладывали на себя руки. Но, по словам Гари, болгарам всё можно простить за то, что у них такая красивая страна. Он прожил в Софии два года, хотя и очень хотел уехать. Здесь он завершил свою третью книгу «Большой гардероб». Теперь в письмах к приятелю Рене Зиллеру он подписывался именем героя своего нового романа — «Тюльпан», несколько раньше это же имя носил персонаж «Буржуазии», его первого юношеского романа, который ни один издатель не захотел опубликовать.
Лесли Бланш и секретарь французского представительства в Софии Ромен Гари в своей неотапливаемой служебной квартире. 1947.
Collection Diego Gary D. R.
По вечерам играли в бридж. Приемы в «Юнион-клуб» собирали дипломатов из всех стран: здесь объедались оладьями и пели песни, а простые люди страдали от голода. Лесли ходила по церквям и монастырям, общалась с цыганами, с которыми, как и со всей «восточной экзотикой», находила в себе много общего. В письмах Пьеру Кальману она жаловалась, что София — некрасивый, душный, шумный провинциальный город, где всё продают из-под полы.
Гари составлял прекрасные, ценные отчеты о политической ситуации в стране и в регионе в целом{351}. Но, несмотря на это, он вызывал подозрения в западных дипломатических кругах. Во-первых, он говорил по-русски, а значит, мог общаться с коммунистами. Во-вторых, его жена была увлечена всем славянским и всем мусульманским, а Неди, болгарскую шпионку, слишком часто видели в их компании. Кроме того, его манеры совершенно не вписывались в рамки приличий, принятых среди сотрудников министерства, в обществе которых Гари умирал от скуки.
В июне 1946 года Гари получил разрешение на поездку в Варшаву, где он должен был выступить по поводу «Европейского воспитания» — перед кем и с какой целью, неизвестно. Может быть, его пригласили в надежде, что он подкрепит официальную выдумку, согласно которой в ряды польского Сопротивления охотно принимали евреев? Гари не был в Польше с двенадцати лет, когда из Варшавы пять тысяч евреев были отправлены в лагеря смерти, где весной 1943 года последние партизаны гетто на протяжении трех недель сопротивлялись фашистским захватчикам. К 1946 году ничего еще не успели отстроить: город по-прежнему лежал в руинах. В Варшаве евреев почти не было. Над развалинами, казалось, витали их души, а на месте гетто Гари нашел кучу обожженного мусора. Несколько его родственников по матери были узниками того гетто и затем погибли в Треблинке. Эта поездка в Варшаву никак не отражена ни в личных бумагах писателя, ни в его произведениях.
В октябре Ромен Гари получил разрешение на двухнедельный неоплачиваемый отпуск в Париже. Он хотел обсудить некоторые вопросы со своим издателем, а также встретиться с премьер-министром Леоном Блюмом, который высоко оценил «Европейское воспитание».
В 1946 году в Софии Гари познакомился с болгарским дипломатом Петром Увальевым, имя которого несколько лет спустя использует как тайный литературный псевдоним. Увальев получил классическое образование у августинцев, а затем окончил юридический факультет в Софии. Он свободно говорил на нескольких языках, был постановщиком ряда пьес и опер в Болгарии. В 1942–1945 годах, до того как к власти пришли коммунисты, он входил в состав болгарского правительства в Италии. Увальев был почти ровесником Гари, всего на год его моложе, удивительно на него похож и, так же как и он, носил небольшие усики, позаимствованные у Эдуарда Корнильон-Молинье, вместе с которым он сражался в одних рядах в Африке. Увальев искал способ как можно скорее покинуть Болгарию, где уже летели головы. 30 июня 1947 года будущему политэмигранту был выдан специальный паспорт за № 236.
«Министерство иностранных дел и Совет по делам религий Болгарии просят гражданские и военные власти дружественных стран не препятствовать в перемещениях за рубежом писателю г-ну Петру Увальеву и предоставить ему содействие и защиту в случае необходимости. Настоящий паспорт действителен в течение года». 18 июля 1947 года Гари при помощи вицеконсула добился оформления для Увальева специальной визы № 296 посольства Франции в Болгарии: «Выдать въездную визу во Францию сроком на три месяца».
Через Италию Увальев добрался до Великобритании и в 1948 году получил английское подданство под именем Пьера Рува{352}. Изначально он собирался в Париж. Но посол Болгарии в Великобритании спросил его, говорит ли он по-английски. Увальев, который по-английски не знал ни слова, невозмутимо ответил: «Кто же не говорит по-английски?» В результате он получил назначение в Лондон на незначительную должность секретаря третьего класса, которая тем не менее дала ему вскоре основание просить политического убежища. Британцы, опасаясь скандала, порекомендовали ему оставаться на своем посту, спокойно работать, а когда его миссия будет подходить к концу, повторно просить убежища. В Англии он снял небольшую квартиру и в 1950 году начал сотрудничать с продюсерами Анатолием и Дмитрием Грюнвальдами. Став директором театра «Хетуэй», Увальев продюсировал целый ряд спектаклей, имевших успех, а впоследствии обратился к кинематографу. Вместе с Карло Понти и Софи Лорен он основал небольшую компанию «Грейдж филмз», которая в числе других выпустила картины Антониони. Кроме того, Увальев писал сценарии для Клер Блум, Питера Селлерса, Джеймса Мейсона, Джеральдины Чаплин, Марчелло Мастроянни; не забывал он и театр, и преподавание в Лондоне и Кембридже.
Впоследствии, вернувшись во Францию, он разыщет Ромена Гари и сыграет в его писательской карьере немаловажную роль.
В марте 1946 года Гари направил Пьеру Кальману рукопись «Тюльпана», которая была незамедлительно передана в типографию, а в мае в Болгарию были отосланы гранки на корректуру. Просматривая их, Гари пожелал заменить название книги на «Вино мертвых» — так, как мы помним, назывался его первый роман, отвергнутый писателями. Ему ответили, что менять название уже поздно, но он продолжал упорствовать и предложил: «Тюльпан, или протест». Однако Гари находился слишком далеко, не мог действовать оперативно, и Пьер Кальман нашел убедительные причины, чтобы ничего не менять. Да и книгу уже начали брошюровать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});