Читать интересную книгу Денис Давыдов - Геннадий Серебряков

— А где сам-то Алексей Петрович теперь? — поинтересовался Давыдов.

— Говорят, что из главной квартиры отбыл и опять к артиллерии приставлен... Да, самое-то главное позабыл, — спохватился Храповицкий и с улыбкою извлек из своей патронной сумки несколько тщательно сложенных листов.

— А что это такое? — спросил Денис, принимая еще не раскрытые листы.

— Читай да радуйся! Патриотическая песнь Жуковского «Певец во стане русских воинов». Там среди прочих героев Отечества и про тебя сказано!..

Строфу за строфою он читал возвышенную и гордую оду, написанную во славу русского оружия. От души радовался громкозвучно воспетым именам своих старших соратников, своих знакомых и близких — Ермолова, Коновницына, Платова...

Особенно тронули душу Дениса стихи, прославляющие подвиги партизан. И конечно, как было не воссияться радостью, увидев причисленным к доблестным героям Отечества, воспетых поэтом, и себя:

Давыдов, пламенный боец,Он вихрем в бой кровавый;Он в мире счастливый певецВина, любви и славы.

Денис намеревался тут же откликнуться на голос Жуковского своею признательною лирой, но в его боевом кочевье это оказалось исполнить совсем непросто. За ответное дружеское стихотворное послание Василию Андреевичу он сумеет сесть лишь в покоренном Париже:

Жуковский, милый друг! Долг красен платежом:Я прочитал стихи, тобой мне посвященны;Теперь прочти мои, биваком окуренныИ спрысканы вином!Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою,До стоп ли было мне?..

До стихотворных стоп на протяжении всей большой войны, безостановочно перенесенной из родимых пределов на поля Европы, у Дениса Давыдова воистину не доходили руки. Они были постоянно заняты то пистолетом, то саблею.

Выдворенный из России, Наполеон еще отнюдь не был окончательно сокрушен. Отозвав войска из Италии и из других мест Европы, он спешно перебрасывал их в Пруссию. А взамен безвозвратно потерянной «Великой армии» торопливо создавал новую. Стремительно проведенный очередной набор дал Бонапарту 240 тысяч человек. К ним вдобавок были призваны досрочно 150 тысяч подростков, которых во Франции почему-то прозвали «мариями-луизами». Этих мальчиков император хотел закалить годичным обучением в военных лагерях. Однако времени на подобную закалку, как потом выяснится, не хватит, и Наполеон в критический момент бросит в дело и несмышленых «марий-луиз»...

С большим трудом, но формировалась и новая кавалерия. Для нее привлекли даже конных почтальонов.

Из подвалов Тюильри на нужды армии извлекались на свет божий награбленные по всей Европе миллионы. Бонапарт готовился к реваншу, готовился к новым жестоким кровопролитиям.

Русские войска меж тем продолжали наступление после перехода границы. Они двигались как бы двумя разветвленными потоками. Первый, под командованием графа Витгенштейна, через северную Пруссию устремился к Берлину. Второй, названный главной армией, под командованием Кутузова и при бдительном присмотре Александра I держал путь через Варшавское герцогство и Силезию к Дрездену. Авангардом главной армии начальствовал генерал Винценгероде, под его же попечением находились и два отдельных кавалерийских отряда — подполковника Пренделя и полковника Давыдова.

С первых же дней, как только поисковая партия Дениса Давыдова вошла в подчинение Винценгероде, трудно произносимую фамилию которого его казаки быстро и лихо переиначили на свой манер — «Винцо в огороде», — тот сразу же дал понять, что никакой партизанской вольности под своим началом не потерпит. Он строжайше воспретил совершать какие бы то ни было перемещения отряда без его ведома и даже сшибки с неприятелем.

— Дожили, — сказал в сердцах Денис Давыдов Храповицкому, — завидел француза в поле, так прежде, чем саблею его рубануть, надобно скакать к Винценгероде и непременно спрашивать, можно ли сие действие исполнить. Воистину, смех и слезы!..

Если царь и его приближенные в эту пору намеревались окончательно свернуть партизанство, видимо, опасаясь, как бы этот «варварский» способ ведения войны не произвел неблагоприятного впечатления на Европу, Кутузов, твердо уверившись в его великой пользе, в своих планах по скорейшему разгрому неприятеля по-прежнему отводил значительную роль летучим поисковым отрядам.

В начале февраля он писал Витгенштейну:

«Дабы не оставить неприятеля в покое в течение сего времени, нужно устроить более легких партий для партизанов, которые бы, перейдя Одер, нанесли страх неприятелю не только в окрестностях Берлина, но и до самой Эльбы».

Мало того, фельдмаршал сам непосредственно заботился о создании новых отрядов. Денис Давыдов, оказавшись в штабе Милорадовича и встретившись там с только что прибывшим добрым приятелем своим Михаилом Орловым, своими глазами видел у него приказ, подписанный светлейшим: «...Полагаю я необходимым умножить число партизанов и для того, командировав... флигель-адъютанта гвардии ротмистра Орлова, коего достоинства и предприимчивость мне известны, прошу благоволить дать ему отряд из легких войск... для действия на Одере».

— По твоим стопам иду, — улыбнулся Орлов, — буду по соседству с тобою партизанить.

При этой же встрече с Орловым Денис спросил у него:

— Я краем уха слышал, будто бы ты по заданию светлейшего написал возражения по 29-му «Бюллетеню» Бонапарта, где хлестко высмеял императора французов и уличил его во лжи и похвальбе? Так ли?

— Ну уж коли про то ведомо, — ответил с улыбкою Орлов, — то могу вручить тебе на память сей опыт робкого пера моего, дерзнувшего оспорить высокомерие Наполеона. — Он извлек и отдал Давыдову свой памфлет, озаглавленный «Размышления русского военного о 29-м «Бюллетене», писанный на французском языке и отпечатанный в походной типографии главной квартиры в виде объемистой листовки. — Правда, авторство мое здесь не указано, да оно и не потребно, поскольку предназначение этого труда — тоже истинно партизанское, он распространяется в неприятельской армии и в городах Европы для просвещения обманутых Бонапартом обывателей, — сказал он на прощание. — Почитай на досуге. Мнение твое мне чрезвычайно лестно!..

Как известно, 29-й «Бюллетень» Наполеона имел самое широкое хождение во Франции и в Европе и написан был для того, чтобы скрыть и всячески исказить правду о гибели «Великой армии» в России. Неудачи похода объяснялись в нем обстоятельствами сверхъестественными, совершенно не зависящими от французского императора. Единственною причиною бедствия выставлялись внезапно наступившие страшные холода, погубившие будто бы всю конницу и заставившие войска непревзойденного полководца повернуть вспять.

Пресловутый «Бюллетень», возмущавший своею наглой и грубой ложью, попадался на глаза Денису Давыдову чуть ли не в каждом немецком городе. Надо ли говорить, с каким интересом он, возвратившись в отряд, принялся за чтение листовки, составленной своим добрым приятелем Михаилом Орловым, уже известным в армии и ратною доблестью, и остротою ума.

Размышления Орлова дышали волнующим патриотическим чувством, живою полемической страстью и тонкой, но хлесткой иронией.

От всей души порадовался Давыдов и тому, что приятель его достойно вступился за честь партизанской казачьей конницы, которую Наполеон, натерпевшись от нее вволю, шельмовал в своем «Бюллетене» с особой злобой и презрительным пренебрежением. Перефразировав изречения французского императора по этому поводу, Орлов откровенно смеялся над его бессильной ненавистью и прославлял действия партизан:

«Казаки, эти жалкие арабы, которые могут нападать только на обозы и не способны справиться даже с одной ротой вольтижеров, одни, без посторонней помощи, истребили почти треть неприятельской армии. Да здравствует эта ничтожная конница!»

После прочтения листовки Давыдов послал к Орлову специального нарочного казака с краткою восторженною запиской:

«Прочел! Так ему! Благодарю Русского от имени Русского!

Твой друг и брат

партизан Давыдов».

Как ни странно, вздорный миф, придуманный Наполеоном для собственного оправдания и обмана легковерных, проживет долго. Его еще не раз будут оживлять и насаждать в незрелые умы всевозможные явные и скрытые недоброжелатели и ненавистники России, ее могущества и священной воинской славы. Через много лет после победоносного завершения Отечественной войны и европейской кампании Денису Давыдову придется яростно сшибаться с ними на страницах своих военно-исторических трудов, где он, вооружившись неопровержимыми фактами и непреложными доводами, тоже будет развенчивать и громить кичливую ложь Наполеона и его многочисленной адвокатуры во имя торжества справедливости и истины. И вдохновением ему в этой ответственной работе наверняка послужит добрая память о наступательном полемическом порыве Михаила Орлова, который с благословения Кутузова первым уличил Бонапарта в искажении суровой воинской правды.