Читать интересную книгу Ever since we met (СИ) - "Clannes"

— Не просто так, — начинает Игорь было, но через ее плечо смотрит и осекается. — Ай, ладно. Постараюсь так больше не делать.

— И на том спасибо, — она его хлопает по плечу. — Я все еще надеюсь, что у вас получится подружиться. Со мной же вы подружились, значит, и с Ваней сможете. Он открытее, в конце концов, и дружелюбнее. Значит, у вас получится.

— Это ты так думаешь, — бурчит Гриша. — С ним подружиться сложно. Пиздец как сложно.

— Ну у меня как-то получилось же, — бросает она уже на полпути обратно к своему месту. — Значит, и у вас получится.

Ей кажется, ребята хотят что-то возразить, судя по звукам у нее за спиной, но когда она поворачивается к ним, они молчат и даже на нее не смотрят. Зато, все еще злой, но уже не кипящий от ярости, выныривает Ваня, и от него уже взгляд отвести надо бы, но не хочется. Как не смотреть на него? Как вообще это возможно, на самом-то деле? Взгляд сам собой уходит от него, когда он на нее смотрит, и щеки обжигает так, будто она подглядывала в замочную скважину, будто не у всех на виду он вышел только что из воды, с мокрыми волосами, красивее древних статуй. Как будто она делает что-то противозаконное, глядя на него сейчас.

Как избавиться от этого ощущения, она правда не знает.

Они по домам расходятся поздно вечером, когда солнце уже заходит за горизонт, когда они уже все наболтались и насмеялись, когда у них, девчонок, волосы уже высохли, и на плечи приходится набросить рубашку или что-нибудь еще, чтобы не позволять прохладе заставлять их ежиться. До дома Букиных они добредают почти в полном составе, только Нейт с Алинкой прощаются сразу и ныряют в его машину — он ее до дома собирается довезти и потом поехать к себе. Соню Игорь сдает с рук на руки тете Ире, дядя Шура ему что-то говорит вполголоса и довольно кивает после его серьезного кивка, Гришу тетя Наташа обнимает, как родного, тетя Эля Дэвиду вручает Дашу, его сестричку пары месяцев от роду, и когда мама ее обнимает за плечи, Саша обнимает ее в ответ, прежде чем к ним двум притянуть на пару секунд Лизу. Родителей Лизы тут нет, и, похоже, и не предвидится — мама ее целует в макушку, прежде чем выпустить из объятий, прежде чем ее тетя Лена обнимает.

Мама рядом с ней садится на кровати, когда она уже собирается спать, вымотанная, уставшая после долгого дня — мама, как в детстве, подтыкает ей край одеяла, целует в лоб, и улыбается хитро-хитро. Что?

— Ваня когда узнал, что с вами еще и Дэвид, встал из-за стола, где чай пил, и вышел. Печенье недоеденное оставил. Шура сказал, он рванул к речке. Это он так за кого волнуется?

— Не знаю, мам, — Саша плечами передергивает, насколько это возможно, поворачивается набок, и голову рукой подпирает. — Он не рассказал. Я вообще думала, что он просто решил к нам присоединиться в последний момент. Может, он с Дэвидом хотел пообщаться?

Нет, понимает, еще не договорив. Он с Дэвидом общался за все это время не больше, чем с кем угодно другим. Даже не садился с ним рядом. Не в Дэвиде дело. В чем тогда? В ушах снова голос Игоря: «я и предположил, что он тебя ревнует». Саша головой встряхивает, будто пытаясь вытряхнуть оттуда эти слова. Нет, кому вообще придет в голову предположить, что дело может быть в ней? Это просто опять ребята со своими приколами.

— Может быть, дело не в Дэвиде, а в тебе? — мама будто отвечает на ее невысказанные мысли. — Сашунь, я помню, как вы к нам приехали. Он выглядел так, будто перегрызет за тебя глотку кому угодно.

— Мам, — вздыхает она, — слишком многое изменилось с тех пор. Не может быть во мне дело. Было бы во мне, мы бы не ссорились постоянно.

— Мне все же кажется, что ты просто чего-то не замечаешь, — мама улыбается мягко, целует ее в висок. — Спокойной ночи, солнышко.

— Спокойной ночи, мам, — отзывается она эхом. — До завтра.

Все она замечает, думает Саша, когда дверь за мамой закрывается. Все она видит. Не в ней дело. Не может Ваня быть в нее влюблен, не может быть дело в этом, пусть все вокруг и видят это. Не могут они быть правы. Ваня, не умеющий врать, наверняка не смог бы притворяться настолько хорошо, чтобы она верила, что ему безразлична.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И забота его, уверена Саша, уже просто вошла у него в привычку, не более.

========== Глава 30 ==========

За окном туман густой, молочный, не видать ничего. В доме тишина и пустота — никого, ничего, ни звука, ни шороха. Саша из постели выбирается, бредет по коридорам, ступает аккуратно, осторожно — лишь бы не заглушить случайный звук. Вдруг что-то будет, а она не услышит? Вдруг… Нет, дом пуст. Она тут одна.

Но в том-то и дело, что одна она быть не должна. Где все?

Десять шагов по коридору, дверная ручка холодит пальцы. За дверью туман выглядит еще хуже, еще страшнее, чем казался изнутри, не разглядеть даже ступенек, ведущих вниз с крыльца. Саша колеблется не дольше пары секунд, прежде чем, ноги сунув в шлепанцы, ступить в это колышащееся марево, в котором не видно даже собственных ног как следует. Если она отойдет от дома, она не сможет вернуться, пока не пройдет этот туман.

Откуда-то у нее мысль о том, что он не пройдет. Почему, она не знает. Шаги ее неуверенные, тихие, она идет все дальше и дальше, прощупывая каждый свой шаг, пока не понимает, что место, в котором она оказалась, совсем ей незнакомо. Она могла бы найти дорогу неподалеку от дома с закрытыми глазами, но на этот раз все иначе. На этот раз она слишком быстро ушла куда-то, где ничего не знает. Не этот раз она сама не справится.

На этот раз она потерялась, и никого нет рядом, чтобы помочь ей найтись. Никого нет, чтобы ее найти.

Саша еще вечность, по собственным меркам, хватает ртом воздух, когда открывает, наконец, глаза. За окном светает, и уснуть обратно вряд ли уже получится, хотя заснула она всего пару часов назад, после полуночи. Этого недостаточно, но больше у нее нет. Если она уснет снова, весь день у нее будет болеть голова, а сонливость есть шанс прогнать кофе, убеждает она себя, выпутываясь из-под одеяла.

Шикарное, блин, восемнадцатилетие. Кто бы подумал, что именно в свой день рождения она проснется от кошмара? Саша с кровати скатывается лениво, почти нехотя, кутается в халатик, и, ступая тихо, не хлопая дверьми, бредет к кухне. Ложка кофе в кофеварку, щепотка специй — запах разливается по кухне, заставляя приснившийся кошмар отступить, не забыться, но отойти на второй план. В конце концов, это все лишь случайно. Сны не обязаны сбываться. Она не провидица.

Да и как она может всех потерять, если они тут? Они никуда не деваются. Она никуда не девается. Ей-из-сна взять бы телефон и позвонить им всем, чтобы услышать голоса в трубке, чтобы узнать, что все в порядке, а не паниковать вместо этого и бежать на поиски среди густого тумана. Паниковать можно было бы, если бы они не ответили на звонок. Это кошмар, возражает она себе тут же, они бы не ответили. Это сон, который играет на ее страхах.

— С днем рождения, малявка, — доносится от двери сонный голос. Ваня. Сердце сжимается почти болезненно. Раньше он ее так не называл. Раньше она была Сашкой, или Санькой, или Сашунькой, раньше было иначе совсем. Раньше безлико «малявка» он ее не называл. Раньше было многое по-другому. Но после их постоянных ссор в последнее время удивительно уже одно то, что он вообще поздравляет ее, а не начинает за что-то отчитывать или пытаться поддеть. Удивительно то, что он заговаривает с ней не затем, чтобы поссориться. Еще до того, как она успевает повернуться, слышны шаги, а потом ее плечи обхватывают его руки. Теплые.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спасибо, — отзывается она. Больше сказать правда нечего. Хочется откинуться немного назад, голову запрокинуть, чтобы опустить ее ему на плечо, чтобы почувствовать его дыхание и дышать в унисон с ним. Хочется слишком многого, на самом деле. Много хочешь — мало получишь, это она давно уже уяснила. Иначе Ваня бы давно был рядом с ней не как постепенно отдаляющийся друг, а как родной человек. Как любящий ее человек.

Никто ведь не говорил, что венки создают любовь. Они связывают судьбы и усиливают чувства, имеющиеся на момент обмена ими. Наверняка капелька неприятия там тоже была, иначе как это все объяснить? Что еще может быть причиной?