вмешивай его!
Фрэнк не отреагировал, словно она не произнесла и звука, что заставило Майю задуматься, действительно ли она это сказала или ей только почудилось.
– Потом она открыла для себя наркотики, – продолжал он. – И уходить от реальности стало еще проще. Еще веселее. По крайней мере, мне так говорили…
Снова та улыбка, которая заставила ее почувствовать, что они вместе участвуют в легкомысленной шутке, но теперь она знала, что все не так. Шутили всегда над ней. Она бы рассмеялась, если бы не старалась выглядеть достойно.
– Проблема, – снова заговорил он, – в том, что всегда приходится возвращаться. Это была та часть, с которой Кристина не смогла справиться. Ее сердце. Ее разум. Она слишком сильно все чувствовала – вот чего не понимал этот придурок Стивен. Кристина всегда искала бы выход, вплоть до самого крайнего. Она никогда не ощущала себя в этом мире как дома. Умоляла меня не заставлять ее возвращаться сюда каждый раз, поэтому я попросил ее доказать мне это. Доказать, что она хотела остаться там навсегда. – Он перегнулся через стол. – И она это сделала. – Он провел пальцем по внутренней стороне предплечья Майи. – Она вытатуировала ключ от того места… прямо… здесь. Она сделала это прямо у меня на глазах.
– Я тебе не верю, – пролепетала Майя. Но какая-то ее часть верила.
– Это была ее идея умереть перед камерой в закусочной, – сказал он, – чтобы весь мир видел, что я и пальцем ее не тронул. Потому что она знала, насколько важна моя работа, как сильно я нужен моим пациентам. Я веду их обратно в дома, которые они хранят внутри. Я помогаю им построить это пространство с нуля.
Она узнала эти фразы, прочитанные на веб-сайте Clear Horizons, и поняла, что Фрэнк и есть доктор Харт. Она подумала об отзывах на сайте и почувствовала проблеск надежды – множество людей пережили «лечение» Фрэнка. Они даже утверждали, что это им помогло.
– Кристина знала об этом, – продолжал он. – Она не хотела, чтобы у меня были неприятности. Послушай, я не обязан тебе этого говорить, и я определенно не обязан ничего объяснять Стивену. Но вы должны знать, что то, что произошло в закусочной, было ее последним желанием. Я лишь дал ей то, что она хотела.
Голова Майи наклонилась вперед, и у нее не хватило сил поднять ее обратно.
– Пожалуйста, – прошептала она. Ее голос звучал словно издалека. – Я никому не расскажу, обещаю.
– Уже слишком поздно. Тебе не следовало приходить сюда сегодня вечером.
– Разве ты не можешь заставить меня все забыть?
– Какая-то часть тебя всегда будет помнить об этом. – Его голос был полон сожаления. – Я знаю это лучше, чем кто-либо другой.
Она погрузилась еще глубже. Фрэнк был прав: он победил. Но он ошибался, если думал, что она такая же, как Кристина. Майя, возможно, разделяла склонность Кристины к воображаемым мирам да и к кайфу, и, возможно, было правдой, что они обе искали выход. Но если и было что-то, в чем Майя была уверена – даже если ей потребовалось время и она поняла это только сейчас, – так это то, что ее дом был с Дэном, мамой и всеми, кого она любила или когда-либо будет любить. Домом никогда не станет другой мир, какой-нибудь идеальный коттедж в облаках, и Майя только надеялась, что если она когда-нибудь вернется туда, где ей самое место, то не забудет об этом.
– Ты страдала, – заговорил он. – Ты знаешь это, и я это вижу. Ты устала бороться.
Она устала бороться. Она почувствовала, как ее тело замедляется.
– Закрой глаза.
Ее глаза затрепетали и закрылись.
– Слушай, – приказал он.
И она услышала. Потрескивающий огонь. Журчащий ручей. Плеск воды по камням. И за этими звуками она уловила что-то еще, звук, которого раньше не замечала. Он больше всего походил на стук клюва дятла по дереву, но быстрее, и в его ритме было что-то неестественное. В своем обычном состоянии Майя сразу бы узнала этот звук, даже если в силу возраста она слышала его в основном в фильмах. Но теперь он озадачил ее, отвлекая от внутреннего голоса. Заглушая его.
– Посмотри, – произнес Фрэнк.
Его слово было для нее приказом. Ее глаза открылись. Она вздернула подбородок. Он улыбался ей, и показалось, что последних семи лет никогда не было. Он снова выглядел красивым и полным жизни, пронизанный тем прекрасным светом, который она видела только в его коттедже и на последней картине Кристины. Дверь за его спиной теперь была открыта, и в проем лился лунный свет. Звук доносился откуда-то извне. Что-то влекло ее к нему, страстное желание, которое она не могла ни объяснить, ни осуществить в своем нынешнем состоянии.
– Иди, – ласково сказал он.
Тяжесть исчезла, и Майя поднялась со своего места. Ей казалось, что она плывет, когда направилась к выходу, мимо Фрэнка, который остался сидеть за столом. Она оставила его. Лунный свет сиял, призматичный, живой. Она, не испытывая страха, подошла к двери в коттедж. Звук становился все громче.
Деревянное крыльцо заскрипело у нее под ногами, когда она ступила в лунный свет. Снег сошел, окружающий лес покрылся пышной листвой. Прошелестел летний ветерок. Она увидела два кресла-качалки, сделанные из той же сучковатой сосны, что и остальная часть дома. В одном из них сидел мужчина, держа на коленях пишущую машинку.
Его пальцы порхали над ней.
Майя и не подозревала, что можно тосковать по кому-то, кого никогда не встречал, но теперь она ощутила невероятную тяжесть того, как всю свою жизнь скучала по отцу. Это ощущалось так, словно этот груз только что сняли. Она медленно направилась к нему. Она узнала его лицо по нескольким фотографиям, которые у нее были, и по тому, насколько оно было похоже на ее собственное. Высокие скулы и темные миндалевидные глаза. Из-за морщинок вокруг глаз и седины в висках он выглядел примерно на тот возраст, в котором он был бы, если бы остался жив.
Она протянула руку, почти ожидая, что та пройдет прямо сквозь него, но этого не произошло. Его плечо было твердым. Он поднял на нее глаза. Прищурился, словно пытаясь разглядеть. Затем на его лице отразились удивление, радость и печаль. Его руки дрожали, когда он отложил пишущую машинку и встал, чтобы обнять ее. Ноги Майи грозили подкоситься, но руки отца были рядом, чтобы поддержать ее. Он был всего на несколько дюймов выше ее. Она положила свою усталую голову ему на плечо и заплакала, уткнувшись ему в рукав. От его