Для нее это означало перечеркнуть все. Отказаться от результатов нескольких лет тяжелой работы, подготовки. От мечты о жизни более защищенной, не зависящей от прихотей общества. Он просил ее отказаться от всего и бросить Талли и Пиппин на произвол судьбы.
– Нет, – тяжело дыша, сказала она, выдираясь из-под него, подальше от соблазнов его разгоряченного тела, как бы мучительно ни хотелось ей вернуться в его объятия. – Я не могу.
Они сидели на противоположных концах банкетки, сердито глядя друг на друга, а их тела все еще дрожали от неудовлетворенного желания, идти на поводу у которого теперь упрямо отказывалась Фелисити.
– Пропади все пропадом, Фелисити, брось эти штучки. Просто признайся, что хочешь меня. Что ты хочешь, чтобы я был твоим герцогом. – Он протянул к ней руки.
«Да, с той самой минуты, как я увидела тебя, я хотела, чтобы ты был им». Как легко могли бы эти слова решить все проблемы! Но она не могла признаться в этом, как не могла сказать ему обо всем остальном.
О том, что полюбила его.
Поэтому она покачала головой и сделала то, что с такой легкостью делала в последнее время: она солгала.
– Я хотела лишь узнать, как нужно целоваться, – сказала она, одарив его взглядом Джамиллы и улыбнувшись так, словно все это было забавной шуткой.
Она поднялась с банкетки и повернулась к нему спиной.
– Сделайте это еще разок, мисс Лэнгли, – сказал он, развернув ее к себе лицом. Она подумала, что он ее поцелует, но, к ее большому разочарованию, он этого не сделал. – И я сдеру с вас платье и обесчещу вас полностью.
Ей вдруг захотелось проверить, не пустые ли слова это его обещание, но огонь в его глазах подсказал ей, что такая глупость дорого ей обойдется и не успеет она и глазом моргнуть, как окажется лежащей на спине. Поэтому, чтобы скрыть свои желания, Фелисити отвела взгляд. Она закрыла глаза, пожалев, что позволила ему войти в ее жизнь и все испортить даже не лишая ее невинности.
Потому что он украл ее сердце, а это, насколько она понимала, было самое худшее.
Несколько мгновений спустя он отпустил ее и сердито выбежал из комнаты. Его шаги в пустых коридорах грохотали, словно раскаты грома.
– Ах, Талли, обещай мне, что ты не скажешь Фелисити. Ты не должна этого делать. Понимаешь?
Талли не была в этом уверена, потому что, хотя и обожала романы, тревожилась за свою кузину. Ведь если кто-нибудь заподозрит, что она помогает капитану Дэшуэллу, этого так не оставят, а у них не было нужных связей, чтобы спасти Пиппин от судьбы, которая ее ждала.
– Ты должна пообещать мне больше не видеться с ним, – сказала ей Талли. – Если он снова придет, ты должна прогнать его. Так будет лучше и для тебя, и для него. Ты это понимаешь?
Пиипин кивнула, смахнув со щёк слезы.
Девушки повернулись, чтобы вернуться в дом, как вдруг с шумом распахнулась кухонная дверь и оттуда послышались отборные ругательства.
– Будь она проклята, эта женщина! – Из дверей выскочил Тэтчер и зашагал по дорожке, как будто земля горела у него под ногами. Когда он приблизился к гроту, где они стояли, они притаились, укрывшись от его взгляда за рахитичной деревянной решеткой, густо заросшей неподстриженными плетями вьющейся розы.
– Надо же, его Герцогиня рассердила, – прошептала Талли.
Он быстро прошел мимо того места, где они прятались, бормоча себе под нос:
– Отказала мне? Ладно, я научу ее уму-разуму, так что надолго запомнит. – Мгновение спустя он вышел сквозь калитку в переулок.
– Странно, – сказала Пиппин.
Талли кивнула, соглашаясь с ней:
– Я тоже это подумала. Обычно Фелисити требуется на полчаса больше времени, чтобы довести человека до такого состояния.
– Нет, я не о том. Ты ничего не заметила? Он пошел направо, а не налево, – сказала Пиппин. – Если он шел на улицу, то ему нужно было бы повернуть налево. Дорога направо ведет только к другим домам на площади. Оттуда нет выхода.
– Может быть, ему просто захотелось прогуляться. Папа всегда так делал, когда одна из наших нянюшек…
Но Пиппин не слушала. Она уже осторожно открывала калитку, чтобы выглянуть. В конце переулка она заметила их лакея, который громко стучал в другие ворота.
– Открывайте, черт бы вас побрал! – орал он. – Открывайте сию же минуту!
Талли подошла к ней сзади и тоже выглянула из калитки.
– Так я и знала. Фелисити довела беднягу до полного помешательства. Смотри, он стучит в ворота, как к себе домой. Кстати, чей это дом?
Холлиндрейка.
Они взглянули друг на друга, начиная что-то понимать.
Выскользнув за калитку, они крадучись двинулись вдоль стены и подошли к нему ближе.
Чтение и писание романов имело свои преимущества: они знали, как надо следить за объектом, не привлекая к себе внимания. Правда, им повезло, что объект наблюдения был поглощен тем, что пытался привлечь чье-то внимание в герцогском доме.
Однако то, что произошло дальше, заставило их головы пойти кругом, как будто они все утро пили бренди, не отставая от миссис Хатчинсон.
Тяжелый засов на калитке со скрипом отодвинулся, и кто-то, открыв калитку, произнес два роковых слова: «Ваша светлость?»
Что еще сказал этот человек, ни Талли, ни Пиппин уже было неинтересно.
– Холлиндрейк, – шепнула Талли. – Не может быть…
– Но так оно и есть, – сказала Пиппин, которая круто повернулась, чтобы бежать к своему дому.
К Фелисити.
Но Талли поймала ее, схватив за накидку.
– Не делай этого.
– Не делать чего?
– Не смей говорить Фелисити, что… – Что их ливрейный лакей и есть тот человек, с которым она почти помолвлена. Что он и есть ее герцог. Холлиндрейк. Ни та, ни другая не осмеливались произнести это вслух.
– Но мы должны, – возразила Пиппин. Талли покачала головой:
– Разве ты не понимаешь? Он и есть потерявшийся герцог. Это концовка пьесы, которая была нам нужна.
– Ты считаешь, что мы должны позволить ему продолжать обманывать ее?
– Именно так я и считаю.
Пиппин выпрямилась во весь рост. Высокая и стройная, она возвышалась над своей миниатюрной кузиной.
– Я не стану скрывать это от нее. – Высвободив свою накидку из рук Талли, она решительно направилась в сторону своей калитки.
Талли не сдавалась:
– Если скажешь ей хоть одно слово о Тэтчере, я расскажу ей о Дэшуэлле.
Пиппин круто повернулась к ней:
– Ты не посмеешь!
Но Талли была дочерью своего отца и, хотя не отличалась особым мастерством в области дипломатии унаследовала его небезызвестную дерзость.
– Хочешь заключить пари на его жизнь?
Первой, на кого наткнулся, войдя в дом, взбешенный Тэтчер, была его мать.
– Мадам, что вы делаете здесь до сих пор? Я думал…