Учуяв мое присутствие, свернувшаяся в клубок мурена расправила темное скользкое тело и попятилась, обнажив грозные желтые клыки. Огромный старый самец, толщиной с мою голень и длиннее, чем размах рук, угрожающе вздыбил гриву спинного плавника, заколыхавшуюся в воде.
Я тщательно прицелился, выжидая, когда он повернет голову и станет более надежной мишенью. Ощущения в эти секунды были не из приятных: рассчитывать можно всего на один выстрел, и, если бы я промахнулся или не туда попал, мурена бы на меня бросилась. Выловленная мурена легко прогрызает деревянную обшивку ялика – только щепки летят. Такие клыки в два счета справятся с резиновым костюмом и доберутся до костей.
Гигантский угорь следил за мной и медленно извивался, словно рассерженная кобра. С предельного для точного выстрела расстояния я ждал подходящего момента, и наконец агрессия чудища перешла во вторую стадию – раздув горло, мурена повернулась в профиль.
«Господи, раньше случалось делать такое забавы ради», – подумал я, спуская курок. Зашипел воздух, копье вырвалось из ствола, разматывая за собой линь.
Я попал на полтора дюйма выше и на два дюйма правее точки на голове, в которую целился. Извивающийся клубок сворачивающихся и распрямляющихся колец заполнил амбразуру. Бросив ружье, я оттолкнулся ластами, проплыл вперед, ухватился за копье и потащил мурену из логова – она обвилась вокруг древка и билась так, что оружие, словно живое, вырывалось из рук.
Наконечник пронзил толстую кожу и упругие мышцы – мурена висела на острие, распахнув пасть в беззвучном визге ярости, и, распустив кольца, раскачивалась и извивалась, как обрывок веревки на ветру.
Хвост ударил меня по лицу, сдвинув маску. Вода попала в нос и глаза, я не сразу смог начать подъем. Угорь извернулся под самым невероятным углом и сомкнул челюсти на металлической штанге копья. Клыки со скрежетом грызли сталь, оставляя блестящие серебристые царапины.
Я вынырнул на поверхность, держа трофей над головой. Увидев змееподобное чудище, Шерри завизжала от ужаса.
– Иди, красавица, к папочке, – проворчал Чабби и, перехватив копье, втащил рыбу в лодку.
Он довольно улыбался, демонстрируя пластмассовые челюсти, – мурена была его любимым блюдом. Прижав ее шею к планширу, Чабби умелым ударом ножа отсек страшную голову, и та упала в воду.
– Она очень вкусная, мисс Шерри, сами увидите.
– Ни за что! – содрогнулась Шерри, отодвигаясь подальше от истекающей кровью, бьющейся в судорогах рыбы.
– А теперь, детки, попробуем желе.
Анджело передал мне сетчатую сумку с взрывчаткой и детонаторами, и Шерри ушла под воду с катушкой изолированного кабеля, вытравливая его на ходу.
На дне я сразу же заполз внутрь через амбразуру, лишившуюся жильца. Казенная часть пушки прочно застряла среди обломков разрушенных переборок. Заряды устанавливались в двух местах, с расчетом, что первый отбросит в сторону пушку и она, как гигантский рычаг, выломает кусок окаменевшей обшивки корпуса, а одновременно взорванный второй заряд разворотит завал, преграждающий доступ к батарейной палубе.
Шерри передала мне конец провода, я зачистил его бокорезами и подсоединил оголенные медные провода к контактам. Проверив законченную работу, я попятился наружу. Положив ногу на ногу, Шерри сидела на корпусе с катушкой на коленях. Я показал ей два больших пальца и подхватил подводное ружье.
На вельботе Чабби сгорал от нетерпения и по-хозяйски сграбастал коробку переключателя, к которой уже подвел второй конец провода. Лишить его радости нажать кнопку можно было только силой.
– Все готово, шкипер, – доложил он.
– Взрывай!
Чабби еще немного повозился с коробкой, растягивая удовольствие, и повернул тумблер. Поверхность заводи дрогнула, и сквозь днище лодки мы ощутили глухой толчок. Через какое-то время набежали волны, вода вскипела пузырьками, точно в нее сбросили тонну алка-зельцера. Постепенно все улеглось.
– Придется, милая, надеть брюки гидрокостюма, – велел я Шерри.
Как нетрудно догадаться, она тут же принялась оспаривать правомерность распоряжения.
– Зачем? Вода ведь теплая!
– А также перчатки и обувь, – добавил я, натягивая резиновые штаны. – Если сможем проникнуть в корпус, они защитят от острых обломков.
Нехотя Шерри согласилась сделать то, что положено исполнять беспрекословно. «Изрядно предстоит потрудиться, пока ее вымуштрую», – подумал я и занялся сборами к следующему погружению: приготовил подводный фонарик в герметичном корпусе, короткий лапчатый ломик и бухту тонкого нейлонового троса. Шерри с помощью верного Анджело втиснулась в обтягивающие резиновые брюки. Мы были готовы к спуску.
На полпути ко дну встретилась первая, плывшая брюхом вверх, рыба. После взрывов их были сотни – убитых и изувеченных, от мелких, не больше пальца, рыбешек до крупных полосатых снепперов и морских окуней длиной с руку. Совесть мучила за содеянное, но я утешался тем, что погубил меньше живности, чем идет на дневной прокорм синему тунцу.
Мы опускались сквозь бойню. В темной глубине, попадая в полосу света, бездыханные рыбьи тела мерцали гаснущими звездами на сером предутреннем небосводе. На дне заводи взрыв замутил воду песком и прочей мелочью, а в навесе из водорослей и морского бамбука проделал брешь, сквозь которую мы и проплыли.
Я сразу увидел, что добился намеченного. Массивную пушку вырвало из черной пасти амбразуры, точно гнилой зуб, и бросило на дно среди обломков корпуса, которые она унесла с собой. Отверстие, из которого раньше торчал ствол, увеличилось настолько, что в нем во весь рост мог стоять человек. Направленный в черную дыру луч фонарика уперся в плотную взвесь из грязи и мусора, которая не сразу осядет. Впрочем, мне не терпелось, и ждать я не собирался. Уточнив, как долго мы находились под водой и сколько у нас имелось воздуха, я быстро прикинул, сколько времени осталось для работы. С учетом двух предыдущих погружений, требующих дополнительной декомпрессии, у нас было семнадцать минут для проникновения в корпус.
Я привязал нейлоновый линь к упавшей на дно пушке и, вытравливая его за собой, подплыл к проломленной амбразуре. Сначала пришлось извлечь оттуда Шерри – за те несколько секунд, что я возился с линем, она почти полностью исчезла в проломе. Сердитыми знаками я приказал ей держаться подальше, в ответ получил неподобающий леди жест и притворился, что ничего не видел. Осторожно проникнув в амбразуру, я словно окунулся в густой суп – видимость была в пределах трех футов.
Взрывы только отчасти справились с завалом позади пушки. Какой-то проем наметился, но недостаточный, чтобы пролезть. Орудуя ломиком, я попытался расширить отверстие и обнаружил, что главную помеху создавал тяжелый пушечный лафет.