Читать интересную книгу Статус неизвестен (СИ) - Юрий Шубин

Астрел приложил лоб к холодной ручке платяного шкафа. Святой отец называл похмелье колоколами ада. Когда же он успел так напиться?

Тоненько но аппетитно, словно из не заткнутого жбана со сквознячком попахивало кислыми квасцами. Астрел жадно припал губами к кувшину, царапнув зубами по керамическому горлышку. Резкий холодок внутри живота тепло-хладно восстановил единство и неповторимую целостность души и тела.

Мы общаемся с противоположным полом в иных вибрациях. В разных вербальных системах. Понимаем ли мы друг друга? Хороший вопрос.

Лучший!

Не осознавать что эти женщины подразумевают на самом деле — дар божий. Но даже при этом мы умудряемся чувствовать тоже что и они. Сближение зажимает. Обвязывает. Нас расслабляют знаки преданности. Сокровищница акций обаятельной доброты. Они разовы и недоговоримы. Мы так обихожены близкими, что пребываем под впечатлением наркотика пристрастия, всякий глубинный анализ которого немощен. Лишь алхимия чувств понятна каждому приникшему к ней, ибо она говорит на любом языке.

Самая частая разновидность обиды — взаимное эмбарго поощрений. Эмили устроила мужу бойкот, поцеловав плоские, желтовато вялые, опущенные ступни сына. Искусно зашитый Карэл с венком краколиста на голове был распят на кресте. И это было последним что Эмили хотела знать и видеть в этом доме. Она забрала Сати, потеряв с ее головы сбившийся розовый бант, и ушла жить к маме. За домом осталась приглядывать Хавада, предпочитая не попадаться Астрелу на глаза и загнав Юджина в детскую.

Не давая воли своему сердцу Астрел постарался заполнить эти дни работой.

Астрел вытянулся встав на цыпочки и посмотрел поверх занавески. Роста хватало, мешали лишь стены каменного забора, которые точно волны зубчатым узором поднимались в небо. За «Панихидной аркой», посередь аспидных плиток в центре священного места стояла выложенная гладким базальтом твердыня. Подъездную террасу, по которой к склепохранилищу подкатывали катафалки, прикрывала густая тенистая аллея, вплотную вторгаясь в святая-святых «Некрополь воятеля». Длинная, высокая, не перебиваемая излишеством пилястр и каменных завитков, стена напоминала выброшенный на берег линкор на паровой тяге. Над кровлей часовни кирпичным торчком возвышалась труба и оттуда попыхивал дым. Строгую риторику здания кошачьими зрачками освещали узкие окна башенок. Перекрытия пролетов без фресок и колонны без ажуров как отмытое, отертое от всякой косметики лицо смотрело на храм «Встречи Отсроченной» сквозь черную радугу арочного входа.

Взгляд пересказывающий сон умерших.

Отец называл «Некрополь воятеля» градообразующим предприятием. Объединяющим мистическим символом, накапливающим силы для главного литургического высвобождения от рабства смерти.

В детстве Астрелу казалось что за этими базальтовыми стенами пыхтя работают чудовищные насосы, выкачивающие мозги и мышцы. Кровососущие все что еще можно отнять у человека после смерти, превращая его в пустую оболочку. Черный дым над трубой тягуче струился расписывая купол неба. Витками расточая смрад. Но не только по этой причине «Некрополь воятеля» находился на благоразумном отдалении от комплекса зданий храма «Встречи Отсроченной». В склепохранилище на складе с мощнейшей вентиляционной системой находились запасы алюмокалиевой соли и кристаллического фенола. А в жаркое время года добавляли еще и инсектицид, пара дихлорбензол и гексахлоран.

Юный Астрел учился каждый день. Кроме школьных общеобразовательных предметов он постигал фамильную науку хомодермиков — работы с человеческой оболочкой. Правила разделки, консервации и скульптурную анималистику тел. Астрел готовил порошки для борьбы с волосагрызками и кожеедами. Великолепно изучил анатомию человека, обладал навыками художника и скульптора. Следил за запасами сухого льда и заранее, для поддержания нужной температуры, замораживал аккумуляторы холода. Помогал отцу препарировать тела усопших. Боролся с личинками мясной мухи. Стриг и обрабатывал волосы умерших парафином. Готовил спиртосодержащие растворы. Отмывал тела, крахмалил тонкие хрящики носа и ушных раковин. Наловчился управляться с ядовитыми эмульсиями, мышьяковой кислотой и натриевой солью. Обслуживал систему вытяжных шкафов. Научился плотно стягивать сшиваемые края, чтобы при оживлении не возникало некрасивого рубца.

К семнадцати годам он работал уже самостоятельно и прихожане вежливо снимали перед ним шляпы.

Война превратила труд Астрела в сплошной конвейер. Теперь, когда он понял что больше не станет пить, искусство чучельника становилось его единственным спасением от дурных мыслей.

Астрел не любил носить мягкую обувь без жесткой подошвы, пошитую из бархатной кожи рогаточника. Но был вынужден переобуваться в нее всякий раз направляясь в «Некрополь воятеля». Его путь проходил сквозь «Панихидную арку». Семью Сатерланов всю жизнь окружал особый статус посредничества между людьми и Богом. Пилигримы сопровождающие тело умершего новой души искать и надеющиеся на чудо сами выдумывали себе правдивые истории. Прогнать, обидеть отчаявшихся людей было невозможно. Он итак на всякое насмотрелся. Но само существование этой арки потворствовало дурным вкусам прихожан.

Проход под «Панихидной аркой» в одном месте был невероятно заужен. Символизируя одиночество каждого в потустороннем мире. Плавные рукава двух коридоров обрамляли подкову арки. Стоило Астрелу Сатерлану войти внутрь направляясь на работу, как сотни людей (в большей своей части женщины) подсовывали руки, ложа ладони на холодные аспидные плитки пола. По их поверию, если хомодермик распявший их родственника коснется их руки — осуществиться перерождение умершего в новом теле.

Астрел ставил ноги осторожно, научившись идти по одной линии. Но под ногами хрустели пальцы.

Только бы кольца дуры снимали.

И вроде всего лишь по рукам подставленным он ступал, а все равно по людям шел.

Во дворцах не живут — им служат.

Женщина — собор стоящий на страже устоев и сохранении традиций. Мужчина — атеизм. Сила разрушительная, если не сказать дьявольская. Попирающая основы и испытывающая их на прочность. И как гармонично выглядит служба дарующая новую жизнь мечущейся без тела мятежной душе.

Астрел молился, глядя в каменные ребра потолка:

Господи, в руки твои я передаю душу сына моегоОбрати взыскательный взор свой…

Он зажевал окончание фразы. Голова жутко болела. Другие как-то рассчитывают свои силы.

Астрел распахнул резьбу рамы и опустился на колени, истово молясь божьему ветру, который путь указывает. Он нашептывал слова, которые с каждой минутой все труднее было разобрать:

Создатель, смилуйся на до всеми намиИ не лишай нас своей благодати

Слова, если даже это молитва, дополнительная к твоему внутреннему состоянию вещь.

Хомодермик надеялся, благоговея. Он ждал знамений, от которых желал обрести покой.

ДушаКак птицаПо доброй волев клетку из ребер стремится.Неволи нейметУпорхнет.

Огонь и вода — первые в мире развлекательные программы. И еще теплый островок света льющийся сквозь окно.

Что может быть более космическим чем закручивающиеся тучи пылинок в солнечном луче?

Парящий кованый ангел расправил узорно изгибающиеся крылья и летел сквозь зарешеченное окно, возносимый прорывающимся в темницу светом.

Вечный полет и вечный плен.

— Э — эй.

Иллари потащили за плече. Он невольно сжался прикрываясь от неминуемо последующих ударов. Еще снулый, полный тяжелых мыслей, потраченный в своих нервных окончаниях, он вязко раскачивался, расходился от сна, вздрагивая дряблыми фиолетовыми щеками. Продрав огоньки кровавых глаз Иллари увидел стоящего в раскоряку пораженного в правах Николу Бланшета. За скамьей зиял разобранный лаз. Никола был страшно собой доволен:

— Что спать, что помирать — вам все едино. Ну вы и дрыхнуть горазды. Как в вас шпионов узрели, не разумею. — Всклокоченные волосы и борода торчали как колючки репейника. Заросший и неопрятный, он все же выглядел лучше чем жестоко избитые космодесантники. Но и он был милостив, разглядев распухшие, кровавые синяки. Никола почти заискивающе заглянул в глаза Иллари:

— Сильно били?

Иллари героически морщился от затрачиваемых на речь усилий:

— Не…Щекотно было. А когда меня щекотят я неприлично смеюсь. Обижаются на меня за это и уже лупят по настоящему, — не весело пошутил Иллари. — Как мне еще ответить чтобы ты поскорее отсюда убрался?

Парс лежал на спине болезненно тихий. С застывшим на пол пути к навязчивому собеседнику презрительным взглядом. Выбоины на камне не шли ни в какое сравнение с тем что сотворили с ним пытари.