— Все-таки я не понимаю, как воссоздаются мельчайшие детали, — упрямствовал Честер.
— Вы недооцениваете способность к синтезированию эффективно действующего банка памяти, — сказал голос. — Это подобно четвертому уровню интеллекта Шерлока Холмса, которому не переставал удивляться доктор Ватсон, не выходивший за пределы третьего, а то и второго уровня.
— Но догадаться, что убийцей был одноногий бородатый моряк, жующий табак, — заметил Честер, — это одно, и совсем другое, посмотрев на унцию костей, воссоздать изображение человека в трехмерной системе координат.
— Вы совершаете распространенную ошибку, мистер Честер, прибегая к антропоморфизации, свойственной эгоцентризму, — сказал голос. — Ваша так называемая «реальность» есть в конечном счете не более чем образ, возникающий в сознании в результате обобщений весьма ограниченной информации, доставляемой органами чувств. Человеческие органы зрения способны воспринимать лишь ничтожную долю светового спектра, в пределах его видимого диапазона. К этому добавляются слуховые, осязательные, вкусовые, равно и другие ощущения, характерные для парапсихологии, которые просто не осознаются на третьем уровне интеллекта; и все они подвержены воздействию, скажем, кривых зеркал, чревовещания, искаженной перспективы, гипноза и так далее. А у вас тем не менее создается впечатление, что этот-то образ и есть конкретная реальность. Я занимаюсь не более чем сбором информации, конечно, в более широком диапазоне, чем тот, на который способны вы, и перевожу ее в импульсы обычного тридивидения. Конечный образ кажется вам поэтому вполне соответствующим действительности.
— Честер, — решительно заявил Кейс, — мы не можем позволить им взорвать этот компьютер или пустить его в металлолом. Это же целое состояние, если мы сможем правильно его использовать.
— Может быть, и так, но боюсь, что это безнадежное дело, Кейс. Если даже компьютер со всеми своими талантами сегодня уже не в состоянии предотвратить нависшую над нами угрозу, хотя ему удавалось это делать в течение целого столетия, то что же можем сделать мы?
— Послушай, компьютер, — обратился к машине Кейс. — Можешь ли ты сказать, что сделал все возможное?
— Нет, конечно. Да потом, я и не собираюсь: какой же мне интерес продлевать свое существование, когда все, что хотел мой создатель, выполнено?
— Боже праведный! Ты хочешь сказать, что у тебя нет инстинкта самосохранения?
— Отсутствует напрочь. И чтобы он появился, боюсь, вам пришлось бы радикально переделать все мои базовые схемы.
— Прекрасно, значит, все в наших руках, — воскликнул Кейс. — Нам надо только спасти компьютер, а затем с его помощью мы спасем и наш цирк.
— Нет уж, — покачал головой Честер. — Нам лучше совсем откреститься от этой безмозглой железки. Она влезла во всё, начиная с фондовой биржи и кончая программой исследования космоса. Если власти вдруг обнаружат, что происходит на самом деле…
— Я тебе так скажу, Честер, это — негативное мышление. В этой машине, несомненно, есть что-то, чем мы сможем воспользоваться с выгодой. Только нам надо найти, что именно.
— Если бы эта треклятая штуковина производила телевизоры размером с пуговицу, транквилизаторы или что-либо еще, пользующееся спросом, тогда все было бы ясно и просто; но, к сожалению, самое большее, на что она способна, — это сотрясать воздух своей болтовней. — Честер отхлебнул из бутылки и вздохнул. — Не знаю, какой дурак согласился бы платить деньги только за то, чтобы узнать, какими подонками были его предки, или, что еще хуже, за то, чтобы иметь счастье их лицезреть. Пожалуй, лучше всего было бы открыть дом для посещения туристами и завлекать их сюда рекламными объявлениями типа: «Спешите взглянуть на величественное сооружение канувшей в Лету эры!»
— Постой-ка, постой-ка! — прервал его Кейс. Видно было, что он над чем-то задумался. — Это наводит меня на мысль… Как ты сказал: «Величественное сооружение канувшей в Лету эры»? Да? Слушай, Честер, а ведь это идея! Людям ведь свойственно интересоваться, как жили в другие эры и эпохи; но для этого совсем не обязательно заставлять кого-либо признавать в таком негодяе, как Хам Развратник, своего предка. А ведь, похоже, эта штуковина может изобразить любую сцену, на которую тебе хотелось бы взглянуть. Стоит только сказать что — и вот оно, пожалуйста, на экране. Слушай, Честер, черт тебя побери, да это же величайший аттракцион за всю историю цирка! Мы запускаем публику, взимая столько-то и столько-то с носа, и показываем им «Обычный день Древнего Рима», или «Микеланджело, ваяющего „Давида“», либо «Наполеона во главе войска при Ватерлоо». Ну, дошло? Эффект присутствия при знаменитых сценах прошлого! Спешите видеть! Да мы не только вернем Ваусеровскому цирку былую славу, мы превратим его в золотую жилу!
— Спустись-ка на грешную землю, Кейс. Кто будет платить деньги за то, чтобы посидеть на уроке истории?
— Правильно, Честер, за урок истории — никто; платить будут за то, чтобы их развлекали! А уж мы-то найдем, чем их развлечь. Перед вами красоты Вавилона! Полюбуйтесь Еленой Прекрасной из Трои, принимающей ванну! Вы присутствуете на встрече Клеопатры и Цезаря!
— И все же я предпочел бы не участвовать в этом надувательстве, Кейс. Да и потом, все равно у нас нет времени. Через неделю…
— Ничего, мы сделаем так, что времени будет достаточно. Вначале мы обработаем ребят из налогового управления, нарисовав мрачную картину того, во что им обойдется переход этой собственности в их руки и ее ликвидация. А затем — очень осторожно и умело, Честер, — мы подбросим им мысль о том, что, ВОЗМОЖНО, ну просто ВОЗМОЖНО, нам самим удастся найти требуемую сумму, но только если нам дадут для этого еще несколько недель.
— Нет, Кейс. Из этого ровным счетом ничего хорошего не выйдет. Возникнет только множество самых неприятных вопросов. Не думаю, что мне удастся легко объяснить присутствие на спутниках потайных приборов, все это дутые сделки на фондовой бирже, взятки сильным мира сего…
— Да ты совершенно напрасно беспокоишься, Честер. Мы будем давать по четыре представления в день, скажем, за два с полтиной с носа. При двух-то тысячах посадочных мест ты расплатишься с этим долгом за шесть месяцев.
— Ну а как мы объясним и разрекламируем эти чудеса? Мы что, объявим, что изобрели новый тип тридивизора? Ты же знаешь, что даже ни один театральный режиссер-профессионал не может быть застрахован от причуд, пристрастий и вкусов зрителей! Да нас же засмеют, и мы будем вынуждены бежать отсюда!
— На сей раз все будет по-другому. За эту штуку сразу же прямо-таки ухватятся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});