виду, так это то, что я делаю здесь сейчас, поскольку мы договорились поговорить завтра после игры.
Прошло около десяти дней с тех пор, как мы видели друг друга. Последний раз был у него дома на следующее утро после нашего веселого маленького траха в порядке исключения. Он совершил кражу всех моих бюстгальтеров, чтобы отомстить за мои безжалостные издевательства, когда он готовил мне закуску, а я ворвалась к нему домой и потребовала, чтобы он вернул их.
Он согласился, но при одном условии. Что в следующую субботу, то есть завтра или технически сегодня, поскольку уже далеко за полночь, я бы решила сделать его правилом, а не просто исключением. Обычное правило, пояснил он, потому что он не в том положении, чтобы вступать в отношения. Его футбольная карьера слишком важна.
Как бы то ни было, пару дней спустя на меня снизошло озарение, когда я заурядно напивалась в туалетной кабинке грязного клуба, который я часто посещала. Это было простое прозрение, но не менее глубокое. У меня появился вкус к сексу с Резерфордом, и, несмотря на мои строгие рекомендации в отношении секса, я, возможно, действительно была бы готова нарушить некоторые из них, если бы это означало, что он снова будет со мной.
Гордость и мое упрямое стремление опровергнуть это осознание помешали мне сразу же смириться с реальностью, отсюда и секс, который у меня был с парнем в квартире под моей в прошлый вторник. Я хотела доказать, что могу заняться хорошим сексом с кем угодно и что отпустить было легко, как выжать лимон. Это было мило, даже весело и доставляло удовольствие, а потом мы расстались, договорившись, что никогда больше этого не сделаем.
Но в ту секунду, когда я поднялась по лестнице обратно к себе домой, меня охватило чувство, что это не то же самое. Прикосновения, чувства, волна удовольствия, которые пронзили меня в конце — все это очень, очень приятно, но, черт возьми, не то же самое.
Итак, я смирилась с тем фактом, что я зависима. Не к сексу, хотя это можно было бы обсудить. Не к сигаретам, хотя прикурить было бы здорово. Даже не к алкоголю — на самом деле это поблажка.
Нет. Я зависима от Отиса Резерфорда Моргана, который мне нравится и чье общество мне нравится, и у которого очки, и очаровательная улыбка, и он милый, но в то же время какой-то заносчивый, и у него забавный образ мыслей, и чудесные руки, которые могут легко обвиться вокруг моей шеи, и способ читать мое тело без моих слов, и, черт возьми, мне нужна доза.
Итак, я смотрю на этого мужчину, которого я стала страстно желать, и чувствую, как меня переполняет потребность, удивление и счастье.
— Я здесь, чтобы сказать тебе, что на мне нет лифчика, — я широко раскидываю руки и выпячиваю грудь, запрокидывая голову к небу. — Соски были освобождены.
Он оглядывается назад, на группу людей, которые все еще стоят, прежде чем снова посмотреть на меня, надавливая на мою грудь, как будто он пытается подтвердить сказанное заявление.
— Приятно это знать.
— Это так, — подтверждаю я, чрезмерно шевеля бровями. — Это великолепно. Мои сиськи торчат наружу, и я готова для тебя. Больше не нужно бороться с бюстгальтером. Мы можем сразу перейти к сосанию сисек и пропустить все это среднее дерьмо.
— Бороться, — повторяет Резерфорд со сдавленной усмешкой. Яркий румянец дебютирует за вечер, и я наклоняю голову, изображая нежную улыбку. Я скучала по его румянцу. Он запинается, подбирая следующие слова, явно пытаясь сохранить решительный тон, когда говорит, прикрывая рот кулаком, когда разражается неприятным сухим кашлем. — Я не сопротивлялся.
Я хихикаю, звук получается женственным и пронзительным.
— Ты сделал, и все в порядке. Я нахожу это очаровательным.
— Я не очарователен, — он надувает щеки, выглядя скорее бурундуком, чем человеком. — Я крепкий и мужественный.
Это большая часть правды. Его майка наполовину разорвана, демонстрируя рельефные мышцы. Грязь покрывает его шею и волосы. Возможно, я действительно захочу преодолеть свое отвращение к футбольному полю, если это означает видеть, как он возится на газоне.
— Крепкий, красивый и очаровательный, — я протягиваю руку, мой указательный и большой пальцы сомкнуты вместе, когда я пытаюсь ущипнуть его за щеки. Он отклоняется в неумелом движении.
Он замолкает.
— Ты пьяна, — я делаю шаг вперед, и он выпрямляется.
— Навеселе, — затем я на секунду задумываюсь и добавляю с соблазнительной ухмылкой: — И возбуждена. Очень, очень возбуждена. Для тебя.
— Какая фантастическая и совсем не сложная комбинация для работы, — бойко говорит он.
Сарказм проходит мимо моей головы, и я тянусь к нему, желая продемонстрировать, насколько это фантастично на самом деле.
И снова он уклоняется от моей попытки прикоснуться к нему.
Мой желудок переворачивается, и я сглатываю внезапный комок желчи, который подступает к моему горлу. Это смутное ощущение в моей голове становится все гуще. Мое видение гораздо менее четкое, чем должно быть, даже в состоянии алкогольного опьянения. Я игнорирую это в пользу того, чтобы добиваться того, чего я хочу.
— Форди, — ною я. — Не будь таким.
— Например, каким?
— Ханжой, — я убираю волосы с лица и надуваю губы. — Давай. Я знаю, ты этого хочешь. Давай поиграем.
— Грета, мы на публике и это, — он делает жест, между нами, затем оглядывается на своих друзей, — не время и не место, чтобы «поиграться с этим».
— А почему бы и нет? — я скрещиваю руки на груди.
— Потому что, — он хлопает себя по щекам и смотрит на небо, выглядя немного расстроенным. Когда он заговаривает снова, расширяя свои доводы, на меня накатывает волна тошноты, не связанная с тем, что он говорит дальше. — Потому что я здесь кое с кем.
Меня тошнит прямо на него.
* * *
Я отказываюсь смотреть на Отиса, когда он везет меня домой. Моя голова раскалывается от боли, моя кожа липкая и замерзшая, и я чувствую себя тонной промокших шариков.
Вот почему ты увлажняешься, когда пьешь, глупая, очень глупая девчонка. Я откупориваю бутылку воды, которую он любезно предложил, когда я садилась в его грузовик. Будь проклят Джеймс и его никудышные навыки сопровождающего. Бьюсь об заклад, у всех нас, девочек, утром будет сильно болеть голова из-за этой бесполезной дерьмовой палочки.
— Могу я сказать кое-что очень быстро?
Я не отвечаю на просьбу Отиса, учитывая дрожащий смех в его тоне. Я предпочитаю пристально смотреть на свое отражение в боковом зеркале, отчитывая себя. Навеселе, черт возьми. Ты просто глупая пьяная шлюха, Грета. Будь