Сначала она не узнала Скотта — слишком много времени прошло, однако стоило им поговорить три минуты, и она поняла — Скотт тоже не забыл о днях, проведенных вместе, это было очевидно по тому, как он смотрел на нее.
Скотт превратился в красивого молодого человека, высокого, с хорошими манерами. Говорил он с английским акцентом, но чем дальше они болтали, тем сильнее он становился похож на того мечтательного, застенчивого мальчишку, в которого Джули была так влюблена когда-то. Монтигл казался вполне довольным жизнью — он служил адвокатом в Лондоне и ко всему относился с доброжелательным юмором, так что Джули чувствовала себя легко и свободно в его компании.
Поняв, что ей нравится болтать со Скоттом, она провела с ним больше часа, подробно расспрашивая обо всем. Старшая сестра Скотта вышла замуж, младшая училась в колледже, мать продолжала работать. Жили Мрнтиглы в Лондоне, в скромной квартирке.
Рассказ Скотта был простым, коротким и не изобиловал событиями, но Джули слушала затаив дыхание, потому что это была честная чистая жизнь, полная мужественного упорства и скромных ожиданий.
Глядя на Скотта, Джули ощутила прежнюю детскую привязанность к нему и неожиданно оробела. В отличие от него ей было что скрывать, если она не желала, чтобы Скотт плохо думал о ней. Джули вдруг захотелось вновь стать той девочкой, которую Скотт знал когда-то. Вот и сейчас он смотрел на нее, как раньше-так нежно, так уважительно…
Когда настало время прощаться, Скотт, наклонившись к Джули, спросил, когда они смогут снова увидеться.
— Не поужинаете ли вы со мной? Так хочется поговорить о старых временах, получше узнать вас.
Джули заколебалась, не зная, что ответить. Она в одно и то же время и хотела опять встретиться с ним, и боялась его, такого порядочного и искреннего. Когда она наконец решилась и утвердительно кивнула, глаза Скотта загорелись. Он пообещал заехать за ней завтра вечером.
Кроме того, Скотт попросил разрешения проводить девушку домой, и та согласилась. Прощаясь с Юнис, Джули почувствовала укол в сердце. Похоже, она действительно видит тетю в последний раз. Та заметила, что Джули разговаривала с молодым человеком, и в усталых глазах появился прежний блеск — так смотрит сваха, которой удалось наконец устроить судьбу очередной парочки. И Джули почему-то сразу почувствовала себя лучше.
На следующий день Скотт заехал за ней в дешевом, взятом напрокат автомобиле, и повез в скромный ресторанчик в Гринвич-Виллидже, который никогда не посещали люди ее круга, хотя Джули заходила сюда несколько раз вместе с приятелями, когда была пьяна до потери сознания. Но присутствие Скотта так преобразило ресторан, что он стал почти неузнаваемым.
Скотт был человеком, которого отвергло ее общество, его бедность разделяла их, словно Атлантический океан, но быть с ним означало не иметь ничего общего с миром, в котором жила Джули и который она ненавидела.
Скотт рассказывал ей о жизни в Англии, которую жизнерадостно именовал «унылой»: — «футбол, метро и Би-Би-Си»… Джули не сводила с него глаз. Худощавый, но с мускулистым телом атлета. Сильный человек и сильная личность. Она спросила, занимается ли Скотт спортом, и тот признался, что играет в крикет и ездит верхом, когда появляются деньги, чтобы взять лошадь напрокат. Скотт и в самом деле был красив — серые глаза, мягкие каштановые волосы с рыжеватым отливом и белая кожа, чуть тронутая веснушками. У него были тонкие, изящные руки, глубокий и спокойный голос, будивший в Джули странные, неясные чувства. На всем его облике лежала печать гордой бедности, тронувшая девушку до глубины души. Он был счастлив своей скромной повседневной жизнью и не завидовал чужому богатству.
Скотт хотел, чтобы Джули тоже рассказала о себе, но стыд заставлял ее ловко уклоняться от правды. Он не настаивал. Его, видимо, не волновало то, что о ней говорили. Скотт обращался с Джули так, словно не прошло двадцати лет с того поцелуя в саду, словно они были все теми же — искренними, невинными…
После ужина Скотт отвез Джули домой, попросил водителя подождать и проводил ее до двери, а когда они очутились в полутемном вестибюле, обнял и поцеловал.
— Я хотел сделать это все двадцать лет, — сказал он.
Джули молча взглянула на него широко раскрытыми глазами и слабо улыбнулась.
— Ты совсем не изменилась, — продолжал Скотт. — Стоит мне прикоснуться к тебе, просто побыть рядом, и я ощущаю запах той травы на газоне в Коннектикуте, слышу перезвон посуды и голос матери.
Джули затаила дыхание. Действительно, когда они обнимались и целовались, девочка в нарядном платьице и худенький мальчик в аккуратном костюмчике, послышался голос его матери:
— Скотти! Куда ты подевался?
У нее сжалось сердце от сладкой тоски. А вечер после того счастливого дня… возвращение домой, ее спальня, детские мечты о Скотти. Джек и Гретхен тогда жили дома. И мать с отцом.
Отец…
Джули зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, встретилась с серьезным взглядом Скотта. Положив руки на плечи Джули, он привлек ее к себе.
Их тела сблизились. Запретный огонь загорелся в Джули, давно забытое тепло разлилось в душе. Руки девушки поднялись, чтобы коснуться его волос, нерешительно замерли в воздухе и упали. Почувствовав, как Джули напряглась в его объятиях, Скотт отстранился.
— Я обидел тебя? — прошептал он.
Джули покачала головой, радуясь, что в полутьме не видно ее лица:
— Вовсе нет, Скотт.
«Это я тебя обидела…»-подумалось ей.
— Мы можем еще встретиться? — спросил он.
— Конечно… Скотти.
— Тогда я позвоню, хорошо?
— Конечно. В любое время.
Она осталась одна в вестибюле, дрожа каждой клеточкой тела, глядя, как Скотт спускается по ступенькам и идет к автомобилю. Джули помахала ему рукой.
Потом она кое-как добралась до своей комнаты, сняла красивое зеленое платье, которое надела специально для Скотта, и осталась в чулках и нижнем белье. Затем повинуясь какому-то импульсу, подошла к большому зеркалу, стянула чулки, лифчик и трусики и, оставшись обнаженной, окинула себя взглядом.
Все в один голос говорили, что Джули хорошенькая. Гладкая кожа, изящные щиколотки и запястья, точеная нежная шея, шелковистые волосы — именно таких девушек считают красавицами.
Но сама Джули, глядя в зеркало, видела мусорную кучу, отбросы, грязь. Ее тело казалось ей таким же отвратительным, как изъязвленная плоть прокаженного. Подумать только, что она по-прежнему нравится Скотту Монтигл. Неужели он не замечает на ней это несмываемое клеймо, намертво въевшееся в кожу, пожизненное.
Джули передернулась как в ознобе. Если немедленно не скрыться из этого места и от этих мыслей, земля разверзнется и поглотит ее.