Читать интересную книгу Последний год - Василий Ардамацкий

— Однако муха тоже кусается, Дмитрий Львович, — ответил Крюге. — Давно наблюдая за вами, я не раз задавал себе вопрос, почему вы не делаете никаких шагов в защиту своего имени от клеветы?

— Разве заткнешь все грязные рты? — беспечно отмахнулся Рубинштейн.

— Можно и заткнуть, — продолжал Крюге. — Почему бы вам не бросить какую-то сумму на патриотическую благотворительность? Ничто так не трогает сердце русского обывателя, как, скажем, помощь раненым. Мне известно, например, что жена бывшего премьера Горемыкина организовала в своем доме нечто вроде госпиталя, но у нее нет денег, и ее затея выглядит жалко. Фамилия же Горемыкина странным образом до сих пор популярна. Дайте мадам Горемыкиной для ее госпиталя хорошую сумму, а я обеспечу вашему поступку широкую гласность. Посмотрите, Лионозов сунул на госпитальные поезда пятьдесят тысяч, и ему уже год поют за это «Славься».

— Сколько, говорите, он дал? — запальчиво спросил Рубинштейн.

— Пятьдесят тысяч.

— Я дам сто. Подойдет? — с веселым гонором сказал Рубинштейн.

— Прекрасно. Сделайте это завтра же. И еще одно — подумайте, не стоит ли вам прибрать к рукам какую-нибудь газету? Например, суворинскую.

— А это еще зачем?

— Вы знаете, с какой выгодой для себя пользуется ваш коллега Манус газетой «Гражданин»? Но это дело непростое, и вы пока только подумайте…

Сообщение о пожертвовании Рубинштейном ста тысяч рублей на благотворительные цели появилось в газетах спустя несколько дней. А затем в журнале «Столица и усадьба» появилась большая групповая фотография, на которой на первом плане были сняты госпожа Горемыкина и Рубинштейн. Они сидели рядом на веранде горемыкинского дома-больницы, и супруга экс-премьера России с растроганной улыбкой смотрела на своего благотворителя. Рубинштейн был счастлив: пролит бальзам на старую рану — его имя появилось рядом с известной фамилией из высшего света!

С этого момента Крюге стал для него тем же, чем Грубин был для банкира Мануса, — добрым советчиком, если не руководителем…

Операция с перепродажей русских процентных бумаг шла своим чередом, а пока Крюге все активнее впрягал Рубинштейна в свои немецкие дела.

Следующее дело, которое провел Крюге на деньги Рубинштейна, касалось прессы. Берлину нужно было, чтобы в столичных газетах появились материалы, направленные против Англии, ее лицемерного по отношению к России союзничества и намекающие на то, что Германия стала врагом России только в результате стараний Англии и что союз России и Германии — двух монархических держав — логически является более естественным, чем союз России с республиканской Францией.

Тщательно все обдумав, Крюге пришел к выводу, что справиться со всей разношерстной петроградской прессой — затея безнадежная, и в порядке эксперимента решил провести операцию с одной газетой.

Избрано было издание «Новый гражданин», возникшее на обломках черносотенной газеты покойного князя Мещерского «Гражданин». Хозяином нового издания был Павел Федорович Булацель, которого Крюге неплохо знал. Они встретились. Крюге передал Булацелю чек на приличную сумму, и тот напечатал в своей газете очень резкую статью против Англии. Во время переговоров Булацель высказывал опасение, как бы такое выступление не послужило поводом для закрытия его издания, но Крюге убедил издателя, что в обстановке неразберихи, царящей в стране, на это выступление никто не обратит внимания. Да пишут же об этом и другие газеты…

Однако скандал возник, хотя тогда далеко не все об этом скандале знали. Поднял его английский посол Джордж Бьюкенен. Вот что он записал тогда в свой дневник:

«Одна реакционная газета, которая, как я имел основания думать, была инспирирована кем нибудь из его присных (имеется в виду премьер-министр Штюрмер. — В. А.), поместила статью с оскорбительными нападками на британскую армию, в которой говорилось, между прочим, что она продвинулась вперед всего на двести ярдов в течение двух лет. Я заявил Штюрмеру протест, указав на чудовищность того обстоятельства, что подобная статья могла быть пропущена цензором, и потребовал публичного опровержения и извинения со стороны автора, некоего Булацеля. Штюрмер колебался, говоря, что он бессилен в такого рода деле. Я настаивал, и он в конце концов сказал, что пришлет ко мне Булацеля. Когда этот последний зашел ко мне, то и сказал ему, что я думаю о нем и его газете, но мне понадобился целый час, чтобы заставить его поместить опровержение, заготовленное мною для сообщения в печати.

В тот же день попозже Штюрмер просил меня по телефону смягчить тон этого опровержения, но я согласился только на то, чтобы выкинуть одну фразу, которая, как я боялся, могла бы оскорбить чувства наших друзей в русской армии…»

Но на этом Бьюкенен не успокоился. На выступление газеты Булацеля он пожаловался самому царю. В дневниковой записи Бьюкенена об этом разговоре с Николаем мы читаем:

«Я ограничился при своей аудиенции настойчивым указанием на рост германского влияния, на антибританскую кампанию, а также на серьезность внутреннего положения. Если, говорил я императору, я предпринял столь серьезный шаг по поводу нападок Булацеля на британскую армию, то это потому, что, как мне известно, его газета субсидируется могущественной антибританской кликой. Эта кампания ведется не только в Петрограде, но и в Москве и в других городах. И я имею основание думать, что германофилы в России работают в пользу мира, благоприятного для Германии, и пытаются убедить общество, что Россия ничего не выиграет от продолжения войны. Император ответил, что тот, кто заводит такие речи, когда некоторые русские области находятся еще в руках врага, изменник…»

Но вот что любопытно — несмотря на столь строгое заявление царя, на Булацеле и на его газете это никак не отразилось.

Но Крюге понял, что действовать надо осторожнее и что одна статья погоды не делает. Надо, чтобы какая-то крупная газета заняла постоянную полезную Германии позицию. И здесь снова пригодился Рубинштейн. В свое время подброшенная ему соблазнительная мысль забрать в свои руки крупную газету и поставить ее на службу себе запала в душу Рубинштейна. Кроме всего, он выяснил, что газетное дело выгодное…

Рубинштейн начал тайно скупать акции суворинской газеты «Новое время». Самого Суворина уже не было, он недавно умер, и его детище перешло в руки разношерстного по составу акционерного общества, и это облегчило скупку акций. Единственный человек, выступивший против попытки Рубинштейна купить газету, был старший сын Суворина. Но он спохватился, когда добрая половина акций уже была в кармане Рубинштейна. В своей «Маленькой газете» Суворин поднял крик о том, что истинно русская газета переходит в руки грязного спекулянта Рубинштейна. На вопли суворинского сына никто не обращал внимания, и тогда он, чтобы привлечь к этому делу общественное внимание, устроил скандал на собрании пайщиков «Нового времени».

В момент, когда финансовый распорядитель газеты заканчивал свой вполне благополучный доклад о состоянии капитала акционерного общества, вскочил Суворин.

— Господа, доклад не отражает нашего позора! Газета куплена грязным спекулянтом Рубинштейном! — закричал он и, выхватив из кармана револьвер, сделал несколько выстрелов в окно. На выстрелы примчалась полиция, репортеры, и Петроград узнал об этом скандале.

Крюге решил, что с переводом газеты на новую позицию следует повременить, и постарался успокоить Рубинштейна.

РАЗМЫШЛЕНИЯ

Русская военная разведка и контрразведка могли бы работать хорошо. В свое время в их историю было вписано немало умных, успешных дел. Так, действия русской разведки против Австрии в совсем недавнее время даже противником были признаны удачными. Проводились интересные операции и против Германии. Эти успехи держались на отдельных талантливых ее работниках, но, увы, никак не определяли уровень всей ее деятельности. Более того, и эти успехи в конечном счете тонули в мути всяческих интриг, захлебывались в неразберихе, порождаемой тупой бюрократией, зависимостью от различных беспринципных ситуаций, когда один сановный дурак мог остановить удачно начатую операцию. Словом, и на этой области деятельности не могло не отразиться все, что было свойственно бездарной русской монархической власти…

В 1916 году русская военная разведка начала перспективную операцию. Летом на одном из участков фронта в ее руки попал немецкий радиоаппарат вместе с работавшим на нем радистом. В это время разведка противника уже активно пользовалась радиосвязью, в то время как в русской армии с этим дело не ладилось. Схваченный немецкий радист выдал шифры, которыми он пользовался, и всю систему подслушивания на этом фронте русской радиосвязи. Русская разведка получила возможность на этом участке фронта прослушивать и расшифровывать радиосвязь противника. Но дело не могло ограничиться только этим. Один захваченный аппарат погоды еще не делал. Нужно было немедленно по его образцу изготовить свои аппараты. Этот вопрос был поднят и тут же… похоронен. Вышестоящий чин разведки, ведавший вопросами радиосвязи, остановил дело, высказав мнение, что «перенимать технику противника означает признать собственную несостоятельность»… Был поднят вопрос об использовании захваченного аппарата и радиста для подброски противнику обманных данных. Составили первую дезинформацию о переброске войск на этот участок фронта, назвали несуществующие номера дивизий. Начальник штаба этот текст не утвердил, ссылаясь на то, что ему названные дивизии и место их пребывания неизвестны.