Ногой распахнув дверь к очаровательной Ольге, Минц вошел в кабинет.
Ольга мерила давление Кепке.
– Ах! – воскликнула Ольга. – Вы передумали?
– Мне нужен пресс-секретарь, – рявкнул Минц. – Читать-писать-врать умеешь?
– Как вам сказать…
– Снимать сапоги, греть постель, подавать кофий с коньяком…
Ольга поднялась, одним легким ударом послала в нокаут Кепку, сорвала с себя белый халат, провела розовой ладонью по высокой груди и ответила:
– Яволь, майн генераль!
И Минц пошел наружу, уверенный в том, что верной собакой, гремучей змеей, безвольной и страстной подстилкой за ним следует женщина-врач.
Такова сила внушения великих завоевателей.
Поход на Москву Лев Христофорович запланировал на сентябрь, чтобы не повторять ошибок Наполеона. Надо было взять Кремль до первых заморозков. И навести порядок в нашем государстве…
И все же человек бывает непоследователен.
Порой вечерами, после митинга или заседания реквизиционного комитета, Минц велел шоферу «Мерседеса-600», конфискованного во время рейда в Вологду, вывезти его на высокий берег реки Гусь. Джипы и БТР с охраной полукругом становились сзади, чтобы не пробрался злоумышленник. С тех пор как одна опасная бабуся с петицией от библиотекарей проникла к самому телу Льва Христофоровича и ее пришлось ликвидировать, охрана категорически настаивала, чтобы со спины Минца всегда прикрывала бронетехника.
Завтрашний диктатор Земли опускал стекло в машине, вдыхал свежий, чуть застойный речной воздух, слушал, как за рекой брешут собачки, гладил послушную коленку Ольги, смотрел, как опускается в мирные облака сельское солнце, и тосковал по прежней, добродушной жизни.
Потом закрывал стекло и говорил:
– К сожалению, больше ни секунды…
– Да, милый, – соглашалась женщина-врач, – ты человек долга.
И они мчались на ночные учения служебных собак.
Эпилог
Резиденция будущего диктатора Земли занимала психлечебницу. Преимущества этого места определялись высоким бетонным забором и крепкими решетками на окнах обоих этажей. Резиденция была окружена парком, оставшимся с дореволюционных времен. В парке щебетали воробьи, так как к осени остальные птицы замолкают.
Минцу не спалось. Наступал день «П», что означает: «Поехали!».
С рассветом Лев Христофорович навсегда покинет этот городок, в котором прошел ряд лет его жизни, и вскоре забудет местных жителей, людей ничтожных, недостойных сожаления, но в чем-то привычных и даже приятных.
Остаток жизни Льву Христофоровичу придется провести на командных пунктах, в походах и бомбоубежищах.
Не в силах сопротивляться сентиментальному душевному порыву, столь опасному для диктаторов, Лев Христофорович тихонько поднялся с кровати, раздвинул бронированные шторки, защищавшие от случайного злоумышленника, натянул галифе, сапоги, китель без знаков различия, перекрестился на портрет Калигулы и спустился в сад по водосточной трубе.
Охрана этого не заметила, потому что смотрела наружу и не ждала опасности изнутри.
Неприступных крепостей не бывает.
Минц поднял с травы забытую малярами стремянку, прислонил ее к забору и перебрался на улицу.
Рассвет только подбирался к Великому Гусляру, и воздушная синева была густой, как в чернильнице минцевского детства.
Звук шагов профессора легко понесся над примолкшими садами и зелеными крышами.
За несколько минут профессор дошел до дома № 16 по Пушкинской улице.
Знакомый двор. Стол для игры в домино под кустом сирени. Куст разросся, стол покосился – увлечение этим видом спорта осталось в прошлом.
У двери в двухэтажный дом сверкала медная доска.
Мемориальная.
На ней были выбиты буквы:
«В ЭТОМ ПОДЪЕЗДЕ В КВАРТИРЕ № 2ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА ПРОЖИВАЛПОКОРИТЕЛЬ ЗЕМЛИ ЛЕВ ПЕРВЫЙ НЕСГИБАЕМЫЙ»
«Лакеи, челядь, блюдолизы! – с тоской, свойственной великим завоевателям, подумал Минц. – Какая убогая фантазия!»
Минц вошел в общий коридор и остановился перед своей дверью. Он опасался, что они успели соорудить здесь музей, но, на его счастье, руки до этого не дошли. На двери была сургучная печать.
Минц сорвал печать и отворил дверь.
Странное предчувствие опасности охватило его. Настолько, что он замер, протянув руку к выключателю. И, лишь сделав над собой усилие, смог на него нажать.
В комнате были гости. Шестеро гостей.
Трое сидели в ряд на постели. Один на стуле, один в кресле за этажеркой, еще один стоял у окна.
Минц потянулся за пистолетом, который был прикреплен под мышкой.
Другая рука потянулась за пазуху, за мобильником.
Гости смотрели на резкие и даже суетливые движения диктатора без страха и удивления.
– Не узнаешь? – спросил один из них.
Единственное знакомое лицо! Корнелий Удалов!
– Что ты здесь делаешь? – строго спросил Минц. И добавил, обведя ледяным взглядом остальных: – И вы все что здесь делаете?
– Лев Христофорович! – Удалов развел руками. Он был в пижаме. Пижама разъехалась на животе. – Ты ж меня с молодости знаешь. Зачем тебе все это?
– Уходите, а то буду стрелять, – приказал Минц.
– Еще неделю назад ему бы такое и в голову не пришло, – заметил мужчина средних лет с величественным лицом римского императора. – Поднять руку на ближних – нет, настоящий ученый так не поступает!
И тогда Минц хладнокровно навел удар. Спасенья нет. Пустое сердце билось ровно, в руке не дрогнул пистолет.
Первая пуля пронзила Удалова, вторая попала в грудь величественному гостю.
Следов на их одежде не обнаружилось.
Минц выпустил остатки обоймы в молодую женщину, стройную, как тополь.
– Щекотно, – сказала она.
– Татьяна! – строго произнесла другая женщина, постарше. – Ты не на вечеринке.
Выпустив все пули, Минц со злобой бросил на стол дефектный пистолет. И стал отступать к двери.
– Погодите, Минц, – сказал величественный мужчина. – Что вам нужно от жизни?
– Это я вас должен спросить – что вам нужно?
– Мы испугались за вас, – ответил величественный мужчина. – Мы испугались за ваш рассудок и за наших читателей. За свою жизнь в науке и Гусляре вы совершили немало добрых дел. Да и люди, прочитавшие о ваших делах, стали лучше и добрее. Неужели вы теперь перечеркнете все усилия, которые вложил в вас автор?
– Кто?
Удалов показал на пожилого, даже старого мужчину с седой бородой и красным лицом гипертоника:
– Ты что, своего автора и создателя не узнаешь? Это же Кир Булычев! Писатель!
– Не имею чести, – сказал Минц. – Пули бы на тебя не пожалел. А эти, остальные, кто?
– Таких людей тоже полезно знать в лицо, – сказал Удалов. – Это редакция журнала фантастики в полном составе, во главе с редактором.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});