Читать интересную книгу Личные мотивы - Александра Маринина

– Само собой, – сердито бросил Максим, – уж лучше остаться вообще без помощи и поддержки.

– Я не осталась, – голос Зои Петровны, казалось, стал чуть мягче, хотя из-за дефекта речи Максим не был в этом полностью уверен. – Сева помогал мне все эти годы. Он постоянно приходил и до сих пор приходит, он и материальную поддержку мне оказывал, когда было трудно, и с продуктами помогал, когда из магазинов все исчезло. И тебя, между прочим, в институт устроил тоже он, и с работой он тебе на первых порах помог. А ты, наверное, думал, что это ты сам такой ловкий и удалый?

Максим молчал. О том, что его поступление в институт было не полностью его собственной заслугой, он слышал впервые. Да, он получил на вступительных экзаменах две четверки и две пятерки, это в сумме было ровно на один балл меньше, чем требовалось, но ведь у него были блестящие характеристики и спортивные достижения, и он был уверен, что именно эти два обстоятельства решили дело. Оказывается, его зачислили вовсе не поэтому…

– Зато мне было легче при мысли, что я никому не в тягость, – продолжала мать. – Я ведь и тебе не была в тягость, во всяком случае, я старалась, и в этом немалая заслуга именно Севы, который брал на себя большинство проблем и забот, связанных со мной. Я хотела, чтобы ты нормально учился в институте, чтобы тебя ничто не отвлекало от получения образования и чтобы ты спокойно начал свою трудовую деятельность и делал карьеру так, как это принято у порядочных людей, а не так, как это понимал твой отец. Я хотела тебе добра.

– Добра? Лучше бы ты меня просто любила, – невольно вырвалось у Крамарева.

Мать недоуменно посмотрела на него.

– Я не поняла, что ты имеешь в виду. Объяснись.

– Ты никогда меня не любила. Ты всегда больше любила Мишку, я это постоянно видел и чувствовал. Я от тебя за всю жизнь доброго слова не услышал, ты меня даже ни разу не похвалила. Ты сама не замечала?

* * *

Зоя Петровна слушала сына и с горечью признавала, что Максим в чем-то прав. Пусть не во всем, но в чем-то… Конечно же, не в том, что она его не любила. Она очень любила своего старшего сына, своего первенца, но…

Ей было всего двадцать, когда она вышла замуж за Виталия Крамарева, энергичного, красивого, активного, как ей казалось – целеустремленного. Виталий совершенно заворожил ее бесконечными разговорами о том, что он хотел бы в жизни сделать, чего достичь, и она по молодости лет не уловила, что все эти достижения были связаны с мечтами о должностях, а не о собственных профессиональных усилиях. Когда Зоя это поняла, она уже была беременной, а когда Максиму было полтора годика, не выдержала бесконечных разговоров об интригах, о том, кто кого подсиживает, кто кому что сказал, кто на кого посмотрел и кого куда после этого назначили, и ушла от мужа. Все его устремления сделать карьеру путем холуйского угождения были ей глубоко противны.

Потом она встретила Всеволода Савиных, Севочку, который был на пять лет моложе и казался ей поначалу совсем ребенком, однако через короткое время она поняла, что Сева – взрослый зрелый человек, ответственный, мужественный и сильный. Ей казалось, что таких не бывает, что слишком уж он молод, чтобы быть зрелым и сильным, однако они продолжали встречаться, и Зоя с каждым разом все больше убеждалась в том, что на него можно положиться, что он надежный и настоящий. Сева в то время работал и учился на вечернем отделении института.

Спустя два года они поженились, Максиму тогда было пять с половиной лет, и он отлично понимал, что дядя Сева – не папа, хотя родного отца не помнил вовсе. Еще через год, в 1973-м, у Зои и Всеволода родился сын Мишенька. И если за младшего мальчика Зоя всегда была спокойна, то за Максима у нее постоянно болела душа: она очень боялась, что отношения между сыном от первого брака и новым мужем не сложатся, ей казалось, что, если мальчик будет не самым лучшим, не самым умным и не самым послушным на свете, Сева в нем разочаруется и Максим начнет его раздражать. Тем более что Сева был таким серьезным, ответственным, настоящим тружеником, честным и порядочным человеком и любые недостатки в неродном сыне мог воспринять негативно.

И еще одно беспокоило Зою Петровну: она опасалась, как бы Максим не унаследовал от родного отца стремление к должностям и готовность к холуйству. Она воспитывала сына в строгости и постоянно внушала ему, что главное – это собственный труд и собственные достижения, что всем нужно заниматься вдумчиво и серьезно и достигать высоких результатов, что ни в коем случае ничего вплоть до мытья посуды нельзя делать кое-как, нужно все делать только на «отлично». Зоя Петровна говорила Максиму, что человек может гордиться только результатом своего труда, а вовсе не должностью и не привилегиями. Если сын приносил из школы отличные оценки, мать никогда не хвалила его – боялась перехвалить, только удовлетворенно кивала, мол, так и надо и ничего другого она не ждала и не потерпит. Когда Максим начал заниматься спортом, Зоя Петровна тоже ждала от него только высоких достижений. «Ты можешь сделать еще лучше, – повторяла она, – еще больше, еще качественнее, нельзя останавливаться на достигнутом и почивать на лаврах. Нужно стремиться выше и выше». И он стремился. Зоя Петровна боялась, что Сева будет недоволен мальчиком, и гнала сына вперед и вперед, к тому же она хотела, чтобы Максим уверенно владел знаниями и мог впоследствии найти себя в профессии.

Поэтому и не говорила сыну, что любит его, что он у нее самый лучший, самый замечательный. Для него же старалась. Понятно, что теперь, когда Виталий Андреевич все уши прожужжал Максиму о том, какой он чудесный и умный, сын слушает только отца. Теперь для него отец со своими нереализованными амбициями – свет в окошке. Вот она, обратная сторона родительской строгости, которую использовали, казалось бы, исключительно во благо.

Но как, как объяснить все это Максиму теперь, когда ему сорок два года и когда он полностью подпал под влияние отца, потому что чувствует себя недолюбленным матерью? Вести со взрослым человеком душещипательные разговоры? Смешно начинать сейчас, если никогда прежде этого не делала. Не таковыми были отношения между матерью и сыном, не было в них места теплой искренности и доверительности. Стиль общения сложился за много лет, и невозможно вдруг, в одну минуту, изменить его. Но и промолчать, закрыть тему и отпустить Максима с мыслью, что он прав и что Зоя Петровна действительно больше любила младшего сына, Мишеньку, совершенно невозможно. Нужно найти какие-то слова, доходчивые, правильные и убедительные. Но у Зои Петровны не было навыка поиска таких слов в разговоре с сыном, все их общение за много лет сводилось к формуле «указание – отчет о выполнении». И она произнесла единственное, что пришло в тот момент в голову:

– Ты не прав, Максим. Все это не так.

У нее не хватило душевных сил добавить: «Я тебя всегда очень любила и сейчас люблю». Зоя Петровна понимала, что надо это сказать. Но не смогла.

* * *

Опасения Насти Каменской оказались не напрасными: когда она нашла и опросила всех людей из списка, информации было так же мало, как и в начале работы. Необходимость ехать в Руновск встала перед ней в полный рост в пятницу днем, однако отъезд пришлось отложить до вечера воскресенья – в выходные дни делать ей в Руновске нечего.

– Я тебе сколько раз повторял: не дергайся, – со смехом говорил ей Стасов по телефону. – Отдыхай, расслабляйся, готовься к следующему этапу работы. Поедешь в воскресенье вечером и с понедельника приступишь к изысканиям.

– Да я и так на этом задании не убилась, – оправдывалась Настя. – Мне кажется, я тут больше по кофейням рассиживаюсь и по набережной прогуливаюсь, чем работаю.

– Привыкай, – философски ответил Стасов, – работа частного детектива тем и отличается от работы сыщика при погонах и при ксиве. Сыщик вхож в любую дверь в любой день недели, а нам, любителям, приходится считаться с желаниями людей и их возможностями общаться с нами. Нам с тобой никто ничего не должен, мы не государственные служащие. Короче, Каменская, не парься сама и мне мозг не выноси.

В субботу до самого вечера Настя и Чистяков гуляли, загорали, плавали в гостиничном бассейне и наслаждались жизнью. А ночью случилась южная гроза, которой Настя никогда в жизни не видела и очень испугалась. Проснулась она от множественных вспышек в окне и мгновенно впала в панику, потому что грома не услышала. Вспышек было очень много, они следовали одна за другой практически без интервала. Трясясь от страха, она разбудила Алексея, который быстро разобрался, что к чему.

– Это гроза, Аська, бояться нечего.

– Но грома же нет, – возразила она дрожащим голосом. – Может, война началась?

– Тьфу на тебя! – рассердился Чистяков. – Открой окно – услышишь гром. Здесь хорошие стеклопакеты стоят.

– А если не услышу?

– Услышишь, куда ты денешься.