Читать интересную книгу Психиатрические эскизы из истории. Том 2 - Павел Ковалевский

Когда Амьенский договор был объявлен в трибунате, то председатель трибуната предложил выразить первому консулу, Бонапарту, какую-нибудь осязательную благодарность. Предложение было передано в комиссию. Своевременно комиссии были выражены желания Бонапарта, почему она скоро внесла в сенат свое предложение: в знак благодарности объявить Наполеона Бонапарта пожизненным консулом и сделать эту должность наследственной в его семье. Это предложение сенату не понравилось и было отвергнуто большинством. Вместо этого сенат 11 мая 18 02 г. постановил: продлить консульство Наполеона еще на десять лет.

Наполеон страшно был взбешен нелепой щепетильностью собственных креатур и едва было не скомпрометировал себя; но успел удержаться и выразил признательность сенаторам, сообщившим ему о решении сената. На следующий день Наполеон явился в сенат и заявил, что он не может принять предложения полномочий, предоставленных ему сенатом, так как на это требуется народное голосование, почему он предлагает произвести плебисцит по вопросу: надлежит ли Наполеону Бонапарту быть пожизненным консулом; когда же один из сенаторов внес добавление «с правом назначать себе преемника», то генерал Бонапарт объявил, что это было бы посягательством на державные права народа, и собственноручно вычеркнул поправку. Результаты плебисцита были самые благоприятные: 3 568 000 за назначение и только 8374 против назначения.

Как только ясно и открыто определились замыслы Наполеона, как последовало множество покушений на его жизнь и заговоров с целью ниспровержения господствующего порядка. Наибольшее число покушений и заговоров принадлежит роялистам. Самым жестоким покушением была адская бомба в улице Сен-Некез, причем было убито несколько людей, около 60 ранено и 40 домов разрушено или сильно повреждено. Из заговоров был наиболее выдающимся заговор Кадудаля, из-за которого пострадали Моро и Пишегрю. Связанная с этим заговором казнь герцога Энгиенского является наиболее серьезным темным и неразгаданным пятном на личности гениального Наполеона.

В это же время начали постепенно раскрываться и внешние дела. Отношения к Англии начали постепенно ухудшаться и закончились полным разрывом. Смерть императора Павла и восшествие на престол Александра также много способствовали изменению положения дела. Уже с восшествия на престол Александр прекратил враждебные действия против Англии и предупреждал своего посла в Париже о нечистосердечии отношений Наполеона к русским интересам. После казни герцога Энгиенского император Александр прервал сношения с Францией и отозвал своего посла, это, впрочем, был единственный в Европе рыцарь, который решился протестовать против нарушения общепринятых международных отношений.

Между тем пожизненный консул настойчиво продолжал заниматься внутренним благоустройством Франции. Гений Наполеона отличался не только всеобъемлемостью, проницательностью и необыкновенным блеском, но в такой же мере настойчивостью и упорным постоянством внимания. Редерер говорит, что «Наполеон мог провести восемнадцать часов за одной и той же работой или за многими занятиями одновременно. Я никогда не видал его умственно уставшим, никогда мысль его не находилась в бездействии, даже при самом большом физическом изнеможении. Никогда ни один человек не был до такой степени способным предаться всецело тому, чем он в данную минуту был занят, и никто не умел лучше распределять своего времени для разнообразных дел, которые ему предстояли». Сам Наполеон говорил о себе: «Когда я желаю прервать какое-нибудь занятие, я запираю ящик и отпираю другой. Поэтому все дела у меня не перепутываются между собою и не утомляют меня. Когда я хочу спать, я запираю все ящики и этого достаточно, чтобы немедленно заснуть». Наполеон действительно обладал способностью заснуть всегда и везде, когда сам вздумает.

В деловом отношении Наполеон знал состояние дел каждого департамента министерства не хуже самого министра. «Я всегда тружусь и постоянно размышляю, – говорил Наполеон. – Если у меня во всякое время на все как бы готов ответ, то это потому, что прежде, чем предпринять что-нибудь, я долго обдумываю и предусматриваю, что из этого может выйти, но дух тайно и внятно подсказывает мне, что мне в том или другом случае надо делать или сказать. Я работаю всегда, даже обедая, даже сидя в театре. Я часто просыпаюсь ночью и сажусь за работу». Пеле-де-ля-Ловер говорит: «Наполеон часто задерживал нас в Сен-Клу от 9 часов утр а до 5 вечер а, предоставляя нам отдых на четверть часа, когда он удалялся в свои покои, а нам в большой галерее приготовлялась закуска. В конце заседания он был так же свеж и бодр, как и в начале. Великий канцлер часто должен был объявлять, что за поздним часом заседание не может продолжать, и Бонапарт всегда шутил, уверяя, что находит его предупреждение преждевременным».

Кроме общих собраний, Наполеон председательствовал и на заседаниях частных советов разных секций, которые начинались с десяти часов вечера и часто длились до шести утра. Он иногда ночью совещался с министрами и, когда последние нередко засыпали от утомления, будил их словами: «Проснитесь, проснитесь, гражданин, всего два часа: надо заслужить жалованье, которое дает нам народ». После ночных заседаний он часто брал ванну, после которой находил возможным снова работать. «Час посидеть в ванне для меня то же, что четыре часа сна», – говорил он.

Неутомимо работая сам, Наполеон того же требовал и от других, беря, однако, от каждого не больше того, что он мог дать.

«Каждому человеку свое место», – говорил Наполеон. Никогда члены сената, законодательного корпуса или трибуната не уходили от Бонапарта, не получив каких-нибудь полезных советов; они встречали в нем, вместо спеси, которая так обычна в карьеристах, достигших власти, необыкновенную любознательность, источником которой была преданность общему благу и уважение к общественному мнению. Он большей частью сам вызывал те мысли и соображения, которые хотели ему представить, и охотно входил в обсуждение мнений, противоположных его собственным. Его разговоры были настоящими «государственными советами»

(Редерер).

Если в эпоху революции говорили очень много о свободе, то редко когда на деле пользовались такой свободой, как теперь. Наполеон с необыкновенным искусством, для достижения внутреннего мира и порядка, умел расположить к себе самые враждебные к новому режиму партии, проявляя тонкий такт, выходящие из ряда политическое чутье и необыкновенную деликатность. Он предоставил эмигрантам искать конфискованные, но непроданные имения, чем очень многих привлек на свою сторону. Многим якобинцам вернул занимаемые ими прежде должности. Наполеон отдавал должное народному чувству и в прошлом, выразив, например, одобрение национальному совету Орлеана за намерение воздвигнуть памятник Жанне д’Арк. Когда во время своей поездки по Нормандии Наполеон остановился в Иври, то, въезжая в город, воскликнул: «Слава лучшему из французов, восседавшему на престоле Франции», относя эти слова к Генриху IV.

Несмотря на присущее гениальной, полуварварской и полуцивилизованной натуре Бонапарта презрение ко всяческим установленным рамкам и ограничениям, он в глубине сердца обладал ясным сознанием, что добро порождается только добром, и задавался совершенно определенною целью сделать все, что может, для возрождения общества в добрых началах. У него лично не было отечества, так как все его патриотические стремления погибли в неудачной попытке корсиканцев возвратить себе самостоятельность. Быть может, именно поэтому он и придавал так мало значения территориальным границам и оказывался не в состоянии понять могущества национальных уз. Не обладая в настоящем искренней верой и благочестием, он с детства не лишен был религиозного чувства и теперь сознавал его значение как для отдельного лица, так и для общества. Во время экспедиции в Сирию он велел служить обедню в церкви Назарета; когда ж он стал главой государства и когда ему пришлось рассматривать религию как один из элементов, необходимых для благоустроенного общества, и как орудие правления, он не замедлил воспользоваться удобным случаем и ярким образом высказать те чувства, которые всегда питал к религии.

Будучи в Милане, Наполеон обратился с следующей речью к духовенству: «Я желал вас видеть всех вместе, дабы высказать вам свои чувства по поводу религии, религии апостольской, римской, которая одна может принести истинное счастие благоустроенному обществу и укрепить основы разумного правления».

Наполеон не чужд был и суевериям. Он искренне верил в свою звезду. Он верил в предсказания и задумывался над их смыслом. Своих взглядов в этом отношении он не думал даже скрывать. Наблюдавшиеся у Наполеона припадки усиленной чувствительности многие объясняли истерическим темпераментом. В обществе зачастую он угрюмо молчал. Ему случалось иногда проливать слезы при таких обстоятельствах, когда это для мужчины могло считаться неприличным. В еще более редких случаях у него обнаруживалось нечто вроде умственного расстройства (Слоон).