Я была бы не собой, если бы не уточнила, что это за женщина была и как она выглядела.
— Постойте.
— Да, моя хорошая?! Не сиди, не сиди на крыльце. Прямо на снегу… Молодёжь, совсем не бережёт себя.
— Вы сказали, что увезли женщину на скорой?
— Да, сказал. Вот, на той неделе и увезли. Только она — ни бы, ни мы… Напилась так, что не дай бог!
— А как она выглядела?
— А я почём знаю? Обычная женщина. Чёрненький пуховик, шапка, да и всё…
— А лицо? У неё смуглая кожа? А волосы? Вы помните? Может, они из-под шапки торчали?
— Не знаю. Я и не рассматривал её сильно. Гляжу, что плохо человеку, сразу вызываю скорую. А рассматривать — это уже их дело. Она тут когда-то работала, и иногда они кормят её. У них тут с восьми утра бесплатно можно поесть. Пиво только не дают в такую рань.
— В какую больницу её увезли?
— Так в нашу.
— Их же много здесь.
— Садишься на троллейбус тридцать один и едешь до конечной. Там — одна больница. А по городу, конечно много.
— Спасибо вам. Кажется, вы очень мне помогли.
Я ужасно нервничала. Купила целый пакет фруктов и поехала в больницу. Пока я добралась, уже был вечер.
Персонал в больнице в мишуре, с шампанским, телевизор включен на каком-то новогоднем старом фильме.
— Здравствуйте, с наступающим! Вы к кому?
«Удивительно вежливый персонал».
— Здравствуйте. Вас тоже, с наступающим. Подскажите мне, в какой палате лежит женщина, которую привезли на прошлой неделе?
— А можно чуть конкретнее? К нам столько людей привозят каждый день…
— Она темноволосая, смуглая, была в алкогольном опьянении.
— Журавлёва Юлия Михайловна?
— Я не знаю. Наверное.
— Вы кем приходитесь пациенту?
Женщина захлопнула папку, в которой искала поступивших с моим описанием, и взглянула на меня ещё внимательнее.
— Я её дочь.
— Не знаете, как маму зовут?
— Мы не виделись тринадцать лет. Я была ребёнком…
— Ясно. Идёмте за мной.
Я быстро шла за медсестрой и смотрела по сторонам. Некоторые палаты были настежь открыты, и я видела лица больных. Так тяжело смотреть на них. До невозможности тяжело.
Я практически врезалась в спину медсестры, когда мы подошли к палате. Дверь в неё тоже была открыта. Двухместная палата, одна кровать пустует, на второй лежит… моя настоящая мать.
Медсестра накинула на мои плечи свой халат и ушла.
Я тихо вошла в палату и села на соседнюю кровать, которая тут же заскрипела под моей тяжестью.
Если честно, я представляла её совсем иначе.
Я не думала, что она будет так плохо выглядеть. Неаккуратно и совсем немолодо. Она приоткрыла глаза и медленно повернулась в мою сторону.
Мы смотрели друг на друга несколько минут, и я думала, что она узнала меня.
— Подайте мне воды, — единственное, что она сказала. Я увидела на краю её кровати маленькую бутылку минеральной воды и протянула ей. — Спасибо.
— Вы ведь, Юлия Михайловна?
Она отвлеклась от воды. Неаккуратно облила свою одежду и постель.
— Да. Давно меня по отчеству не звали.
— Вы работали в сто девятом приюте?
Моя мать только хотела сделать ещё один глоток воды, но замерла.
— А вы кто? Сыщик какой-то? Ну, допустим, работала. Какие проблемы? Это было больше десяти лет назад. Почему у меня до сих пор об этом спрашивают?
— Кто вас спрашивает об этом?
— Вы спрашиваете, потом бабка приходила… Нашла же меня, сволочь.
— Кто приходил?
— У меня был ребёнок, ну тогда, давно ещё… Так тут обнаружилась бабушка. Всю жизнь ненавидела меня за то, что её сын в меня влюблён был, угробила его жизнь в итоге, мою жизнь и теперь хочет внучку видеть. А хрен ей теперь, а не внучка! Я её пристроила за границу. И слава богу, что она меня сейчас не видит. Пусть хоть одна моя дочь живёт хорошо.
— У Вас ещё есть дети?
— Были. Ещё две девчонки. Но они… Ай, чёрт с ними.
Мне было не по себе. От того, что я видела — мне было не по себе. С трудом удавалось держать лицо.
«Может, мне самой связаться с бабушкой? Нет, это глупая затея».
Я уже поняла, что не смогу рассказать матери, что я её дочь.
«Она не хочет, чтобы я видела её такой… Значит, я должна сделать вид, что не видела».