Почти всю ночь и весь следующий день я мучительно пытался вспомнить, где я видел это лицо. Я точно знал, что встречал леди не в жизни, а на каком-то снимке. Ее лицо у меня почему-то вызывало ассоциации со скукой, беспокойством и успокаивающей музыкой.
В пятнадцать минут шестого я поймал такси и ринулся к центру города, к своему зубному врачу. Он только что ушел, кабинет закрывался, но я придумал какую-то историю и попросил его помощницу позволить мне просмотреть кипы старых журналов в приемной. Там были экземпляры “Севентин”, “Мадемуазель”, “Ю. С. Ньюс Энд Уорлд Рипот”, “Тайм”, “Ньюсуик”, “Вог”, “Консьюмер Рипотс” и “Теннис уолд”. Когда я с маниакальной настойчивостью принялся листать журналы во второй раз, помощница запаниковала. Только моя одержимость и уверенность, что ни один зубной врач не меняет свой запас журналов чаще чем четыре раза в год, давали мне силы продолжать поиск, хотя эта женщина уже пронзительно кричала, что сейчас вызовет полицию.
И я-таки нашел ту леди. Фотография оказалась маленькой черно-белой врезкой где-то в начале “Вог”, этой толстенной кипы глянцевых рекламных фото и восторженных эпитетов. Снимок седовласой дамы помещался над статьей о каких-то модных аксессуарах. Автор статьи - Нина Дрейтон.
После этого понадобилось всего несколько часов, чтобы найти Нину Дрейтон. Мой нью-йоркский частный детектив был очень рад работать с чем-то более доступным, чем этот неуловимый призрак. Через сутки Харрингтон уже принес мне приличных размеров досье на эту женщину. Информация была почерпнута по большей части из общедоступных источников.
Миссис Дрейтон, - сообщали источники, - богатая и довольно известная в мире так называемой высокой моды, владела целым рядом магазинов и была вдовой. В августе сорокового года она вышла замуж за Паркера Алана Дрейтона, одною из основателей компании “Американские Авиалинии”. Спустя десять месяцев после свадьбы он скоропостижно скончался, и его вдова продолжила дело, с умом вкладывая капиталы и проникая в такие советы директоров, куда до нее не удавалось попасть ни одной женщине. Позднее миссис Дрейтон перестала заниматься бизнесом так же активно, как раньше, оставив за собой только свои магазины модной одежды и обуви. Она являлась членом попечительских советов нескольких престижных благотворительных организаций, близко знала множество политиков, людей искусства, писателей, содержала большую квартиру на шестнадцатом этаже престижного дома на Парк-Авеню, а также имела несколько летних ломов и загородных вилл.
Познакомиться с ней оказалось не так уж трудно. Поразмыслив, я просмотрел списки своих пациентов и вскоре нашел имя одной богатой матроны, страдавшей маниакально-депрессивным психозом, которая жила в том же доме, что и миссис Дрейтон, и общалась с людьми примерно того же круга.
Я познакомился с Ниной Дрейтон во второй уикэнд августа на приеме в саду, который давала моя бывшая пациентка. Гостей было немного. Большинство благоразумных людей уехали из города в свои коттеджи на Мысу либо в летние шале в Скалистых горах. Но миссис Дрейтон почему-то осталась в городе.
Еще до того как я пожал ее руку, до того как посмотрел в ее ясные голубые глаза, я уже знал совершенно твердо, без тени сомнения, что она - одна из тех. Она была такой же, как и оберст. Ее присутствие наполняло собой весь сад; благодаря ей даже японские фонарики горели ярче. Эта моя уверенность в том, что я не ошибался, прямо-таки взяла меня холодной рукой за горло. Возможно, Нина Дрейтон уловила мою реакцию или ей просто доставляло удовольствие издеваться над психиатром, но в тот вечер она как бы фехтовалась со мной, проявляя некую смесь самодовольного презрения и злонамеренного вызова, столь же тонкую, как, скажем, опасные когти кошки в их бархатных ножнах.
Я пригласил миссис Дрейтон посетить публичную лекцию, которую я собирался читать на той неделе в университете. К моему удивлению, она приехала в сопровождении злобного вида женщины небольшого роста по имени Баррет Крамер. Темой своей лекции я как раз избрал политику преднамеренного насилия в “третьем рейхе” и ее связь с некоторыми режимами в странах “третьего мира” в наши дни. Я несколько изменил план своей лекции, с тем чтобы сформулировать тезис, противоречащий общепринятому в настоящее время, а именно: необъяснимая жестокость миллионов немцев была вызвана, по крайней мере частично, действиями небольшой тайной группы властных личностей. В течение всей лекции я видел, как улыбается миссис Дрейтон, сидя в пятом ряду. Улыбка ее была примерно такой же хищной, какую, вероятно, видит мышь на морде кошки, перед тем как быть съеденной.
После лекции миссис Дрейтон изъявила желание поговорить со мной наедине. Она спросила, по-прежнему ли я принимаю пациентов, и попросила проконсультировать ее в профессиональном плане. Некоторое время я колебался, но мы оба знали, каким будет мой ответ.
Еще дважды я видел ее, оба раза в сентябре. Мы делали вид, что всерьез начинаем курс психоанализа. Нина Дрейтон была уверена, что ее бессонница напрямую связана со смертью отца, случившейся несколько десятков лет тому назад. Она сообщила мне, что часто видит один и тот же кошмарный сон - будто она толкает своего отца под троллейбус в Бостоне, хотя на самом деле она находилась за несколько миль от того места, где он погиб. “Правда ли, доктор Ласки, - спросила она во время нашей второй встречи, - что мы всегда убиваем тех, кого любим?” Я сказал, что, по моему мнению, верно как раз обратное: мы убиваем, по крайней мере в своем воображении, тех, кого любим притворно, а на самом деле презираем. Нина Дрейтон только улыбнулась. Я предложил ей попробовать гипноз в следующую нашу встречу, чтобы попытаться облегчить ее воспоминания о смерти отца, она согласилась, но я вовсе не удивился, когда в начале октября мне позвонила ее секретарь и отменила все намеченные посещения. К тому времени я уже нанял частного детектива и поручил ему круглосуточно следить за миссис Дрейтон.
Кстати, о том детективе: он не был циничным экс-полисменом, как можно было бы вообразить; по совету друзей я нанял Френсиса Ксавье Харрингтона. Ему было двадцать четыре года, он оставил учебу в Принстонском университете и в свободное время писал стихи. Уже два года он занимался частным сыском. Ему пришлось купить новый костюм, чтобы посещать те рестораны, в которых миссис Дрейтон проводила дивное время. Когда я распорядился следить за ней двадцать четыре часа в сутки, Харрингтону понадобилось нанять еще двух своих университетских друзей для пополнения агентства. Но парень был вовсе не дурак; он работал быстро и толково; каждый понедельник и пятницу у меня на столе лежал письменный отчет. Некоторые его достижения были не совсем легальными, включая его способность раздобывать копии телефонных счетов Нины Дрейтон. Она звонила очень много и разным людям. По этим счетам Харрингтон составил список телефонных номеров, а затем установил фамилии и адреса тех, кому она звонила. Некоторые из этих имен были довольно известны, другие могли заинтриговать кого угодно, но ни одно из них не указывало на моего оберста.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});