Читать интересную книгу И приведут дороги - Наталья Способина

который вершит историю…» Опять эта странная мысль… Почему я решила, что Миролюб вершит историю? Я снова задрала голову, отмечая, что он сидит в седле так, словно был рожден для этого. На сей раз Миролюб бросил взгляд вниз и широко улыбнулся.

– Устала? – спросил он.

– Нет, – помотала головой я, хотя это была откровенная неправда.

Миролюб все понял.

– Ничего, скоро дома будем, – вновь улыбнулся он, и от этого «дома» мне стало немножко неуютно.

Почему Злате он сказал, что ее дом – Свирь, а мне – что скоро мы будем дома?

До самой Каменицы мы больше не останавливались. Я спряталась в повозку, потому что ехать высунувшись было неудобно, однако полог задергивать не стала, лишь спросила у Златы, не дует ли ей. Злата только улыбнулась и помотала головой. Она наконец-то снова начала улыбаться.

Я ожидала, что Каменица встретит нас каменными стенами. Наверное, из-за названия города. Однако когда дорога наконец перестала петлять меж деревьев и мы выехали к большому полю, вдалеке показался бревенчатый забор. Совсем такой же, как в Свири. Впрочем, позже я увидела, что эти стены не такие мощные. Столица, находившаяся в глубине княжеских земель, оказалась укреплена значительно слабее, чем город-застава Свирь.

Как только повозка выехала из леса, Злата села, плотнее закутавшись в плащ, и отдернула полог со своей стороны. Я повернулась в ее сторону и увидела, как она просветлела лицом.

– Скучаешь по дому? – не удержалась я.

Злата кивнула.

– Скучаю. По матери скучаю, – вдруг сказала она и тут же скованно улыбнулась Добронеге: – Прости.

– Ну что ты, дочка. – Добронега перехватила ее пальцы и сжала.

Я неловко отвернулась от этой сцены, которой явно не требовалось свидетелей. Выглянув из повозки, я обратила внимание, что справа от нас уже никто не едет, посмотрела назад и с удивлением увидела там почти весь отряд. Не утерпев, пробралась вперед, открыла передний полог и привстала на коленях, пытаясь заглянуть за плечо Яруна. Наверное, это было предусмотрено протоколом: перед нашей повозкой ехал один Миролюб. Он снял шлем, и теперь ветер трепал его волосы, раздувал ярко-синий плащ. Я невольно залюбовалась этой картиной. Пасмурное, низко висящее небо, яркая, словно нарисованная зелень вокруг, напитавшаяся влагой черная лента дороги и всадник в небесно-синем плаще. Миролюб точно почувствовал мой взгляд, обернулся через плечо и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ и помахала ему. Ярун тут же дернулся и оглянулся на меня.

– Напугала, – сказал он мне.

Я пробормотала извинения и забралась обратно в повозку. От улыбки Миролюба на душе стало теплее.

Город встретил нас шумом и веселыми криками. Сомневаюсь, что так приветствовали невесту княжича – скорее Злату, которую наверняка здесь любили не меньше, чем в Свири. Я посмотрела на жену Радима и удивилась перемене, произошедшей в ней. Злата сбросила плащ и выпрямилась так, словно сидела на троне, а не в тряской повозке, на ее губах играла улыбка, рука то и дело поднималась в приветственном жесте. Откуда-то прилетел букетик цветов, и Злата, поймав его, прижала к губам и слегка поклонилась стоявшей в толпе пожилой женщине. У меня по коже побежали мурашки. Я вдруг подумала, что невероятно благодарна всей этой истории за возможность быть сопричастной к таким моментам.

Наверное, в нашем мире так могли встречать звезд или национальных героев. Лица жителей Каменицы светились неподдельной радостью. Злата же из жены воеводы вдруг превратилась в княжескую дочь, и такой она нравилась мне почему-то гораздо больше.

Я покосилась на Добронегу, однако та смотрела куда-то в район своих коленей, и полог с ее стороны оставался задернутым. Я попыталась представить, что чувствует сейчас Добронега, здесь, в городе, где ей не рады, где, в отличие от Свири, она-то как раз совсем не имеет ни веса, ни прав, и поняла, что не могу этого сделать. И тут же подумала о себе: а я приехала сюда в качестве кого? Все-таки невесты княжича или просто родственницы Златы? Ведь вопрос о помолвке мы так и не решили.

Наконец Ярун дернул поводья, повозка качнулась и остановилась.

Злата медленно вдохнула, выдохнула и решительно потянула ткань полога, раздвигая его еще сильнее. Однако выходить не спешила. И это было понятно, потому что самостоятельно грациозно выйти из повозки было невозможно, а неграциозно – просто непозволительно. Я поняла, чего она ждет, когда к повозке с улыбкой приблизился Миролюб, который тоже выглядел совсем не так, как в Свири. Здесь он был дома.

Миролюб протянул руку, Злата ухватилась за нее и выбралась наружу. И так ловко это у них вышло, что совершенно не было заметно увечья Миролюба. Мое сердце заколотилось, когда я поняла, что мне сейчас придется проделать такой же трюк. Я подумала, что наверняка запутаюсь в платье, споткнусь, упаду, и Миролюбу будет за меня неловко. Это почему-то казалось сейчас самым важным – не поставить его в нелепую ситуацию. Однако стоило моим заледеневшим пальцам коснуться его теплой, мозолистой руки, как я сразу успокоилась. Особенно когда услышала негромкое:

– Ишь, дрожишь как. Не бойся. Никто тебя здесь не обидит.

– Я и не боюсь, – буркнула я и, подняв взгляд, увидела улыбку, в которой, казалось, уместилось все то, что Миролюб думает обо мне сейчас. Он иронично приподнял бровь. Это выглядело так, будто у нас есть какая-то общая тайна.

– Ну, полно уже переглядываться, – произнесла Добронега, впрочем, строгость в ее голосе была явно преувеличенной.

Улыбка Миролюба стала шире, и он настолько ловко выдернул меня из повозки, что я даже не успела испугаться, как почувствовала под ногами землю. Я быстро отступила в сторону, чтобы не мешать им с Добронегой, и огляделась. Впрочем, тут же об этом пожалела, потому что мне немедленно захотелось спрятаться обратно в повозку. Вспомнились погребальные костры в Свири и суд над Альгидрасом – пожалуй, именно в эти дни мне довелось увидеть больше всего народу. Однако оказалось, что это были лишь крохи по сравнению с тем, сколько людей собралось в Каменице встретить нашу процессию.

Широкая улица ослепляла буйством красок: нарядные платки, яркие рубахи… И все это на фоне радостных криков. Я инстинктивно сделала шаг назад и уперлась спиной в борт повозки. К моим ногам упал букетик, и я вздрогнула, оглядывая толпу. С двух сторон от повозки в две цепочки выстроились воины в синих плащах, сдерживая людей. Несмотря на то что народ был явно доброжелательно настроен, меня накрыло страхом. Сразу вспомнилось, что князь терпеть не может Радима, а теперь мать, сестра и жена воеводы Свири находятся в Каменице в полной его власти. Миролюб каким-то образом почувствовал мою панику и едва заметно, но ощутимо дернул меня за руку. Это вывело меня из ступора, заставив повернуться к нему.

– Проходи вот сюда. Не бойся. – Он подтолкнул меня в плечо, и я тут же увидела идущих впереди Злату с Добронегой и едва не бегом бросилась за ними.

Пристроившись позади них, я вздохнула свободнее. Злата то и дело поднимала руку в приветственном жесте, Добронега улыбалась и прижимала к себе букет цветов. Наверное, мне тоже нужно было поднять тот букетик, ведь то, что я оставила его там, выглядело неуважением. Впрочем, сделанного не воротишь. Не бежать же обратно?

Словно во сне я почувствовала, как Добронега взяла меня за руку и крепко сжала. Я попыталась выдавить из себя улыбку и покосилась на нее, давая понять, что все в порядке. Судя по лицу Добронеги, обмануть ее не удалось. Я запоздало сообразила, что она опасается срыва Всемилы, и в ответ сжала ее руку, улыбнувшись уже по-настоящему.

– Хорошо все. Только шумно, – прошептала я одними губами, желая ее успокоить.

Добронега лишь головой покачала.

Наконец наша процессия замедлилась, и, подняв голову, я наткнулась на изучающий взгляд князя Любима, стоявшего перед распахнутыми воротами. Впрочем, князь быстро потерял ко мне интерес и повернулся к Добронеге.

– Добрым ли был путь? – спросил он, протягивая ей руку.

Я видела, что Добронега колеблется, и те несколько секунд, что княжеская рука висела в воздухе, показались мне вечностью. Наконец мать Радима улыбнулась и вложила свою ладонь в руку князя. При этом я едва не вскрикнула, потому что левой рукой она сжала мои пальцы с такой силой, что у меня хрустнули суставы. Добронега же этого даже